Выполнить приказ напарника было не так-то просто, потому что наутро госпожа Дентье продолжила выражать бурную радость от самого факта присутствия в городе сына своей драгоценной подруги и расписывать бесчисленные удовольствия, которые меня ожидали в будущем. Сразу же после завтрака за мной зашёл Дрон Перте — любезный, улыбающийся и готовый развлекать меня всеми способами, допустимыми в светской жизни Остриха. На свете, я думаю, не существует таких слов — по крайней мере, мне они неизвестны — которые помогли бы мне отделаться от предложенной прогулки в открытом экипаже. Напрасно я твердила о нарушении приличий — в Острихе это не считалось неприличным. Напрасно заверяла всех в плохом самочувствии — это только подстёгивало моих мучителей. Понимая, что ещё немного — и меня выведут на прогулку силой, я была принуждена покориться неизбежности и с обещанием тут же вернуться поднялась к себе переодеваться. Я с огромным удовольствием улизнула бы, воспользовавшись предоставленной отсрочкой, да только госпожа Дентье предусмотрительно послала ко мне служанку помочь одеться.
— Вы, как будто не расположены сегодня кататься? — вежливо осведомился Дрон Перте, когда мы выехали из города, причём за четверть часа до этого я была едва ли не насильно водворена в его кабриолет.
— Да, сударь, не расположена, — холодно отрезала я. — Вам следовало прислушаться к моим словам и оставить меня в покое!
— Э, — махнул рукой сын синдика. — В такой день грешно сидеть взаперти! Полюбуйтесь, какая красота вокруг! Какой простор! Какой воздух!
День и впрямь был хорош, хорош был и окружающий нас пейзаж: тёплый и одновременно чуть прохладный утренний воздух, широкая долина, по-весеннему радостно окрашенная в нежно-зелёный цвет, ярко-синее небо над головой, высокие горы, виднеющиеся на горизонте... Однако присутствие рядом Дрона Перте словно затмевало солнечный свет, и убивало во мне всякую способность радоваться.
— Куда вы меня везёте? — спросила я, вдоволь налюбовавшись окрестностями. Дрон Перте уверенно правил серой в яблоках лошадью, и его кабриолет весело катился по петляющей по долине грунтовой дороге. Сколько хватало глаз, вокруг не было другого человеческого житья, кроме только что покинутого нами города.
— Куда глаза глядят, — беспечно ответил сын синдика и подхлестнул свою лошадь.
— Это не ответ, — заметила я и замолчала, отвернувшись от спутника и зябко кутаясь в тонкую шаль, купленную в первые дни после приезда: несмотря на тепло, исходящее от солнца, бьющий в лицо ветер заставлял ёжиться от холода. При этом я не могла не заметить, что мой спутник ничего подобного не чувствовал. Впрочем, мужской костюм в Острихе больше защищает от простуды, чем женский: сын синдика, к примеру, носил белоснежную рубашку, малиновый жилет и ярко-жёлтый камзол. Всё это смотрелось по меркам Дейстрии на грани вульгарности, если не сказать хуже, но вполне мило в Острихе. Однако, на мой взгляд, главная несправедливость была в том, что у меня — в согласии с местным обычаем — мёрзли почти что обнажённые плечи. Я с завистью поглядывала на гораздо более тепло одетого спутника. Вот мой напарник, к примеру, обязательно бы снял камзол и накинул бы мне на плечи. Этому человеку тоже стоило бы так сделать — прохлада и отсутствие чужих глаз слегка притупили моё чувство приличия — к тому же Дрон великолепно бы смотрелся без камзола, он ведь прекрасно сложен, гораздо лучше, чем мой напарник, глядя на которого думаешь, что человеческая кровь не больно-то и питательна.
Сын синдика перехватил мой взгляд, который выражал совсем не то, что следовало бы думать приличной барышне, и заговорщицки подмигнул. Я, кажется, густо покраснела — вызвав на лице молодого человека самодовольную улыбку — и отвернулась так, чтобы ни в коем случае его не видеть и не показывать сыну синдика выражение своего лица.
— Мы с вами попросту катаемся, сударыня, — произнёс Дрон Перте, когда молчание сделалось совсем уж неловким. — К обеду хозяйка Дентье ждёт вас домой, а то бы я предложил вам гостеприимство моей матушки. Надеюсь, до обеденного часа я буду иметь возможность наслаждаться вашим обществом, кроме того, если вы проголодаетесь, мы остановимся у гостиницы там, дальше (её покуда не видно) и съедим второй завтрак.
Я кивнула, начиная успокаиваться. Предложенный план показался мне вполне надёжным и респектабельным. Сын синдика бросил на меня быстрый взгляд — так спящий кот проверяет, поверили ли мыши в крепость его сна — и немедленно разрушил созданное им самим впечатление.
— Кроме того, если вам станет жарко, мы можем искупаться. Я знаю неподалёку чудесное местечко, там песчаный пляж и никогда не бывает много народу. По правде говоря, там вообще редко кто бывает.
— Искупаться?! — пришла в ужас я. — Господин Перте, вы сказали — искупаться?!
— Именно, сударыня, — несколько озадаченно подтвердил Дрон. — Почему вы так испугались, сударыня?
— Но, господин Дрон, сударь, не может быть, чтобы вы предложили подобное всерьёз! Вы ведь не могли подумать, будто я могу согласиться!
— Не мог? — поднял брови сын синдика и внимательно посмотрел на меня. — Позвольте вас спросить — я опять поступил в разрез с вашими дейстрийскими приличиями?
Всё ещё испуганная тем спокойствием, с которым мне было предложено купание, я молча кивнула. На глазах выступили слёзы.
— Вы меня удивляете, сударыня, — очень спокойно проговорил сын синдика. — Могу вам заверить, я часто видел купающихся дейстрийских дам — весьма почтенных и респектабельных особ.
Я помотала головой; разговор всё больше и больше мучил меня, к тому же спокойствие Дрона показывало, что я совершаю какую-то глупость. Ах, чего бы мне стоило попросту отказаться — с достоинством, не теряя ровного расположения духа!
— Простите, я не подумал сразу, — продолжал между тем Дрон Перте. — Может быть, вы не умеете плавать?
Умею ли я плавать! Бог ты мой, где я могла этому научиться — в шляпной лавке?! Разумеется, я не сказала ничего подобного вслух, но мой вид был, надеюсь, достаточно красноречив.
— Так если за этим дело стало, сударыня, я могу вас научить! Вам повезло, сударыня, в море держаться на плаву гораздо легче, чем в пресной воде, и урок будет гораздо легче, чем если бы мы были сейчас у вас на родине.
Я перепугалась ещё больше.
— Вы?! Вы хотите сказать, что собирались купаться вместе со мной?! Рядом со мной?! Глядя на меня?!
— Разумеется, сударыня, — уже откровенно посмеиваясь, подтвердил сын синдика. — А как же иначе? Уверяю вас, на наших пляжах мужчины всегда купаются рядом с женщинами и, если даме вдруг станет плохо, всегда могут прийти на помощь.
— Охотно верю, сударь, — сухо произошла я, обретая, наконец, некоторую уверенность в себе. — Однако я не намерена сегодня купаться, и считаю дальнейший разговор на эту тему совершенно излишним.
— Как скажете, сударыня, — покладисто кивнул сын синдика. — Всё будет сделано в соответствии с вашими желаниями. К тому же... — он смерил меня настолько откровенным взглядом, что я немедленно взбесилась, — в этой одежде вы можете разве что пойти на дно, и меня за собой утянуть, если я попытаюсь вас вытащить. Вы ведь не захватили с собой купального костюма?
Вне себя от негодования, я решительно опровергла саму мысль, что у меня был, есть или когда-либо будет купальный костюм или что кто-то когда-нибудь уговорит меня научиться плавать. И, уж во всяком случае, если бы нечто такое вдруг произошло, моим наставником был бы кто угодно, но уж никак не Дрон Перте!
Моя тирада только позабавила сына синдика.
— Позвольте спросить, для чего вы ещё приехали на модный морской курорт кроме как для купания? Я скажу хозяйке Дентье, и у вас ещё до ужина будет купальный костюм, даже, полагаю, несколько купальных костюмов.
— Нет! Пожалуйста, сударь, я прошу вас! Не надо никому ничего говорить!
Сын синдика только посмеялся и подхлестнул лошадь.
— К тому же, дорогая моя, умение плавать весьма и весьма полезно и всегда может пригодиться в жизни.
Сказав это, Дрон Перте сосредоточил своё внимание на дороге, а мне оставалось только задаваться ужасным вопросом — если бы я прельстилась бы возможностью искупаться, и у меня была бы с собой подходящая одежда, кто бы помогал мне снять, а после надеть неудобную острийскую одежду на этом пустынном пляже?
— Вы так и не ответили на мой вопрос, сударыня, — напомнил мне Дрон Перте через, по моим представлениям, два-два с половиной часа, когда мы, наконец, добрались до гостиницы, расположенной милях в тридцати от города к услугам господ, следующих дальше, вглубь страны.
— Разве, сударь? — удивилась я. В гостинице нас проводили в столовую на втором этаже и теперь оставалось только ждать, пока сервируют завтрак.
— Да, сударыня, вы не сказали мне, почему вы решили избегать моего общества.
— Я решила, сударь? — поразилась я. — Простите, не припоминаю.
— Значит, вы ничего подобного не планировали? — как будто с облегчением спросил сын синдика. — В таком случае, я надеюсь, в будущем мои предложения совершить совместную прогулку не встретят такого сопротивления, как сегодня?
Я смутилась.
— Если вы ставите вопрос таким образом, сударь, то должна признать — я и в самом деле не нахожу особенного удовольствия в подобном времяпрепровождении и предпочла бы уклониться от вашей любезности.
— О, что касается удовольствий... — начал было Дрон Перте развязным тоном, но, встретив мой негодующий взгляд, быстро посерьёзнел. — Я, кажется, сударыня, объяснил, почему вынужден — вынужден, сударыня! — уделять вам столько внимания. И вы весьма любезно согласились мне подыграть. Почему сегодня я встречаю столь решительный отпор?
Я, перед этим покраснев от негодования на словах "вынужден уделять", теперь вскинула на сына синдика быстрый взгляд и отвернулась.
— Что же вы молчите, сударыня? — не отставал Дрон Перте. — Или вас ревнует тайный воздыхатель, и запрещает вам принимать ухаживания от другого?
Я вспыхнула от оскорбительности подобного предположения. Дрон Перте весело расхохотался при виде моего негодующего лица.
— Я угадал, не так ли? Признайтесь откровенно!
— Ваши шутки, сударь, — ледяным тоном процедила я, — не становятся смешнее от повторения. Позвольте объясниться раз и навсегда — я не желаю быть мишенью для подобных насмешек! А что до моего нежелания пользоваться вашим бесценным вниманием — причину отказа вам подскажет совесть!
— Совесть? — удивлённо переспросил Дрон Перте, словно не совсем понимая, о чём я говорю. — Ах, да! Совесть! Вы, как я понимаю, всё ещё сердитесь из-за моей маленькой шутки с вином?
Я снова покраснела.
— Вы повели себя, сударь, очень дурно и безнравственно.
Сын синдика обезоруживающе улыбнулся.
— Уверяю вас, сударыня, я никоим образом не причинил бы вам вреда и уж тем более не покусился бы на вашу честь. — Он поморщился, словно сам был недоволен своими словами, а я аж задохнулась от возмущения его наглостью. — Я всего только хотел, не оскорбляя вашей стыдливости, узнать о вас побольше — ну и, пожалуй, позаимствовать у вас кое-что сверх обещанной суммы — всё-таки, как вы мне и заметили вчера, дурной тон — грабить женщину с оружием в руках.
У меня не нашлось слов, чтобы охарактеризовать всю глубину морального падения, которую бесстыдно раскрывал передо мной мой собеседник.
— Вы хотите сказать, сударь, вы стали бы обыскивать меня, если бы я заснула? Шарили бы как вор по моей сумке?
— Ну, зачем же "как вор", — против ожидания нисколько не обиделся сын синдика гильдии городских стрелков. — И почему только по сумке?
Он окинул меня недвусмысленным взглядом, особенно задержавшись на тех деталях костюма, которые были особенно удобны для того, чтобы вшить туда потайные карманы. Я похолодела: обыск сам по себе оскорбителен, но одна мысль о том, как сын синдика стал бы искать тайник под корсетом и скрытые карманы на юбке... Дрон Перте с удовольствием рассмеялся.
— Вы ведь понимаете, — прошептала я, — после всего этого я уже не могу доверять вам.
— Разумеется, — почти нежно ответил сын синдика. — Вы не можете доверять мне. Теперь, когда вы в этом окончательно убедились, вы попросите ваших друзей прислать мужчину для переговоров со мной?
Я оскорблёно выпрямилась.
— Об этом, сударь, не может быть и речи!
Сын синдика тяжело вздохнул, но после вдруг широко улыбнулся.
— Значит, я всё-таки прав. Не спорьте, сударыня! Вас кто-то защищает, иначе вы не рисковали бы оставаться со мной наедине по ночам. И, однако, днём я внушаю вам опасения... — Дрон устремил на меня задумчивый взгляд, заставивший замереть в предчувствии беды. Здесь, в Острихе, где все верят в существование вампиров, намёки, подобные только что сделанному Дроном, были по меньшей мере небезопасны.
— Я готова с вами встречаться, если этого требует работа, — сухо пояснила я, — однако мой досуг...
— У таких, как вы, нет досуга! — перебил меня Дрон Перте. — Я прошу прощения за прямоту, однако ваш род занятий исключает возможность досуга — если вы об этом не знаете. Как вы посмотрите, если я одним из условий нашего дальнейшего сотрудничества поставлю ваше общество в дневные часы?
— Вы этого не сделаете, сударь, — похолодев, возразила я и немедленно отвернулась будто бы в ожидании прислуги. — Да что это такое, нам удастся здесь поесть или они намерены морить проезжающих голодом?
— Сейчас принесут, я думаю, — отозвался сын синдика. — Однако вы уходите от ответа.
К счастью, именно здесь его предсказание и сбылось: в столовую вошли двое лакеев, несущих с собой подносы с закусками — лёгким салатом и двумя кусками холодного мясного пирога — и чаем с пирожными, и ответ на вопрос Дрона Перте сделался невозможным.
— Ума не приложу, — заговорила я, когда мы снова остались одни, — что для нас здесь могли готовить в течение такого времени? За это время можно было бы испечь свежий пирог, а не отрезать нам по куску от уже готового!
— Вы забываете, моя дорогая, — ответил сын синдика, — здешние доблестные повара успели не только испечь, но и остудить для вас этот пирог — а также вырастить, сорвать, помыть и порезать в салат овощи.
— Добавьте ещё пшеницу, которую сначала посеяли, вырастили, сжали, обмолотили, и лишь тогда перемололи в муку для пирога — я уже молчу, откуда взялось мясо — и здешним поварам цены не будет! — поддержала шутку я. Дрон Перте вежливо улыбнулся, но тут же согнал улыбку с лица и холодно произнёс:
— Итак, сударыня, я настаиваю на вашем обществе в течение всего того времени, которое мы оба — вы и я — проведём в городе. Прошу учесть, отказа я не приму. — Выражение его лица смягчилось. — Если это может послужить успокоением, вам не следует ждать от меня подвоха в тех случаях, когда я увожу вас из дома хояйки Дентье у всех на глазах. Здравый смысл подскажет вам, как мало я готов рискнуть своим добрым именем даже ради более близкого знакомства с вами.
Я глубоко вздохнула. Напарник мне не простит согласия, но что же делать? Мне уже совершенно не нравился сын синдика с его манерой запугивать меня и то и дело ставить в неловкое положение. Может, напарнику послужит утешением тот факт, что общество господина Перте уже не доставляет мне ни малейшего удовольствия?
