Тень. Своя судьба

Райнер и правда ждал. Он встретил меня за накрытым к ужину столом. Старик сидел, уткнувшись невидящим взглядом в одну точку и не притрагивался к пище, но стоило мне подойти, улыбнулся криво и выдохнул:

— Вернулась все-таки. Значит, все правильно она сказала.

Я все еще не решалась спросить у Райнера, кто такая эта таинственная она, а потому промолчала, принявшись за еду. До меня только теперь дошло, что за весь день я и крошки в рот не взяла.

— Не хочешь сегодня почитать для меня? — неожиданно спросил Райнер после ужина.

— Не знаю, — растерялась я, — наверно. А вы сами? Или вам приятнее слушать, чем читать самому?

— Самому мне уже затруднительно, — признался старик, — прежде я впускал в себя духа, если возникало желание насладиться чтением, но теперь я слишком слаб для этого. Духи тянут много сил.

— Зачем... духа?

— Чтобы видеть, — просто ответил Райнер.

Выходит, не зря старик показался мне слепым при первой встрече. Но... он так уверенно передвигался!

Видимо, эти размышления как-то отразились на моем лице, потому что Райнер усмехнулся:

— Я живу в этом доме много лет — знаю каждый камушек в саду, каждую неровность на ступеньках. Здесь ничего не меняется, потому что я не позволяю.

— Значит... Видящие могут видеть только незримое? И зачем это все? Кому может быть нужен такой дар?

— Слепцу, — коротко и сердито отозвался хозяин. — Когда внезапно теряешь всё, и тебе, уже вкусившему тьмы, предлагают замену, тут уж не раздумываешь, берешь обеими руками и благодаришь. И служишь, покуда хватает сил.

— Простите, — я покаянно склонила голову. И тут же полюбопытствовала: — И какой же службы может потребовать Владыка Молний? Или это тайна?

— Я никогда ни с кем не говорил об этом. Пожалуй, не готов и сейчас. Возможно, позднее, если Отверзающий не станет возражать. И если ты останешься.

— Я остаюсь.

— Тогда пойдем.

Старик привел меня в библиотеку. Мы уже заглядывали сюда, когда хозяин показывал мне дом, но теперь я получила возможность не спеша пройти вдоль шкафов, вдыхая знакомые с детства ароматы и прикасаясь кончиками пальцев к корешкам книг. Райнер не торопил меня. Он устроился в кресле, налил из графина в маленький стаканчик какой-то мутновато-желтой жидкости и вроде бы забыл о моем существовании, погрузившись в собственные мысли.

Впрочем, его отрешенность была лишь кажущейся: стоило мне обернуться, бросив на хозяина вопросительный взгляд, он тут же встрепенулся:

— Выбери что-нибудь... на свой вкус.

Я взяла с полки 'Путешествие купца Тосвеара Листи в Восточные земли и обратно'. Мне уже попадалась прежде эта книга, и я помнила, что язык повествования гладкий и образный, но без витиеватости, осложняющей чтение.

Прежде я никогда никому не читала вслух и немного волновалась, но оказалось, это занятие, которое увлекает и завораживает не только слушателя, но и чтеца. Я наслаждалась. Время от времени украдкой бросая взгляд на Райнера, я видела умиротворенную улыбку у него на лице, и мне самой становилось тепло от этой улыбки.

За этот первый наш вечер я была искренне благодарна Видящему, но... Вернувшись в свою комнату, я горько рыдала в подушку. Впервые за много лет я плакала о том, чего лишена...

Где и кому люди чаще всего читают вслух? В семье — детям. Наверняка и в моей жизни такое было, но я не помнила. Те отдельные видения, которые посещали меня во сне, были слишком обрывочны и не складывались в цельную картину. Оне не были полноценными воспоминаниями о прежней жизни. А в новой — приютской — я быстро научилась читать сама, и мне не приходилось кого-нибудь просить об этом. Впрочем, подозреваю, эти просьбы остались бы без ответа — девочек в воспитательном доме было много, каждой не угодишь.

Но обиднее всего было сознавать, что и в будущем моем не предвидится ничего подобного. Может ли вообще Тень иметь семью и детей? До сих пор я не задумывалась об этом. Не загадывала так далеко — мне достаточно было определить ближайшую цель. Не то чтобы мне вдруг внезапно захотелось замуж, да еще и детей рожать, но не иметь даже шансов...

Словом, я плакала.

И утром встала с постели с опухшим лицом и заплывшими глазами. Хорошо, что портной, который доставил мой новый гардероб, не видел меня. Хорошо, что я сама себя не видела. Мне хватало и ощущений.

Райнер укоризненно покачал головой, когда я спустилась к завтраку:

— Ты спешишь, девочка. Всему свое время. Нельзя получить все сразу.

— Ты что-то видишь?

— Что-то вижу, — согласился старик.

— Тогда скажи, что меня ждет.

— Э, — усмехнулся Райнер, — я Видящий, а не провидец и уж тем болеее не Плетельщик. Я уже говорил тебе. Могу увидеть только то, что уже есть. А могу и не увидеть, если Идьярд не подтолкнет.

— Как это?

— Как и любой дар от высших, он действует через человека, но не по его воле. Ты замечаешь что-то, словно тебя заставили посмотреть в нужную сторону, делаешь что-то, потому что откуда-то знаешь, что это нужно. Да ты, наверно, и сама замечала.

— У меня нет дара Высших. Разве Высшие раздают свои дары, не спрашивая?

— Есть. В крови. Просто он спит, и ты его до конца не осознаешь. Захочешь пробудить — обратишься к Арнастре.

— Не захочу, — решительно отказалась я. — Меня пугает дар плетельщиков. Это ведь чудовищная власть — влиять на чужие судьбы.

— Плетельщики лишены возможности влиять по собственному произволу, только по указанию богини. Они видят точки расхождения, могут, как и другие провидцы, намекнуть на выбор, но если хотят вмешаться, указать конкретный путь, обращаются к Арнастре, и та взвешивает. Если подобное вмешательство не нарушает миропорядок, то богиня может дать согласие, но всегда возьмет плату. За серьезное вмешательство плетельщик расплачивается своим даром, поэтому решаются на такое немногие и только ради тех, кого любят. И даже в этом случае они вынуждены действовать мягко — советовать, просить, направлять, но не настаивать. И могут лишь надеяться, что в определенное время события повернутся нужным образом. А теперь представь, что в каждой судьбе таких развилок множество, и путь зависит не только от идущего, но и от тех, кого он встречает на своем пути. Плетение — это не насилие над судьбой, служители Арнастры всего лишь делают один из возможных путей чуть более вероятным, чем другие. Для того, кто действует в собственных интересах, прокладывает путь другу или родственнику, это только надежда на благополучный исход, но не гарантия его.

— Вы столько знаете об этом, — удивилась я.

— Боги часто действуют в согласии друг с другом, равно как и их служители. Плетельщику дозволяется вносить Видящего в свой расклад.

— И Видящий согласится?

— Почему бы и нет? — Райнер снова усмехнулся. — Если я тоже от этого только выигрываю.

— То есть?

— Ты поймешь. Со временем поймешь.

— Надеюсь.

Пока что я ничего не понимала. Все эти слова интриговали, завораживали, как случается обычно при соприкосновении с тайной, но я не могла определить ни собственного отношения к этой тайне, ни то, какое отношение она имеет ко мне.

Из намеков Райнера напрашивался вывод, что речь идет именно о моей судьбе. Но верить я не спешила. Как там говорила Атейнара? Быть внимательной и слушаться знаков? Слушаться — не знаю, а вот прислушиваться я готова.

Но это только пообещать легко — мол, прислушаюсь. И даже поверить, что кое-какие знаки уже были и я их приняла. На самом же деле во мне боролись два противоположных чувства: с одной стороны, это воспринималось как интересная игра, и я, охваченная азартом, пыталась разглядеть знаки даже там, где их и быть не могло, с другой — вызывало протест, ибо быть частью чужой игры очень не хотелось.

И кто сказал, что судьба, искусственно созданная кем-то могущественным, — именно моя? И кто же он, этот кто-то, выплетающий мой путь?

По всему выходило — родня,особенно если принять во внимание намеки Видящего насчет крови. И из-за этого во мне рождалось недоверие к собственным незнакомым родственникам. Чего они добиваются? Если я им нужна, то зачем была выброшена и оставлена в одиночестве? Если не нужна, то для чего все эти игры? И мне больше, чем когда-либо, хотелось узнать, откуда я такая взялась.

Первые недели в доме Райнера оказались удивительно спокойными, прежде я и не знала такой жизни — мне не надо было никуда спешить, ни от кого прятаться, у меня не было никаких обязанностей. Я гуляла по городу, исследовала дом, избегая, впрочем, спускаться в обиталище духов, проводила много времени в саду.

С хозяином мы встречались за трапезой и вечерами в библиотеке, где я читала ему вслух. А иногда мы просто разговаривали там — как когда-то с Бьяртой, с той лишь разницей, что эти беседы были просто беседами, а не уроками, и я могла спрашивать обо всем, что приходило в голову, не опасаясь нарваться на холодный взгляд и сурово поджатые губы.

А вопросов у меня было множество. Иной раз сказанное Видящим оседало в моей голове и ждало своего часа, чтобы повернуться ко мне не замеченной прежде гранью. Вот тогда-то и рождались вопросы.

— Райнер, а вы...

— Ты. Мы же договорились.

И правда, Райнер настоял на этом уже на третий день моего пребывания в доме, но я все никак не могла привыкнуть.

— Райнер, ты говорил, что у меня в крови дар Арнастры... А разве такие дары могут передаваться с кровью?

— Дар Идьярда — нет. А вот плетельщики зачастую появляются в одних и тех же семьях, как правило, через одно-два поколения, и потомки могут отследить плетения, начатые предками. Другое дело, что боги никому не навязывают своего дара, и если наследник не захочет принять его, то дар так и остается спящим.

— Это хорошо, — кивнула я.

Меня это действительно устраивало — со своей судьбой разобраться бы, а уж в чужие лезть — и вовсе лишние хлопоты. Правда, тут имелся соблазн: возможно, раскрытый дар позволил бы мне понять, что от меня хотели неведомые предки. Впрочем, не факт, что именно они.

— А та, что предсказала тебе мое появление, была мне родней?

— Не могу сказать, — усмехнулся Райнер, — я не видел ее крови. Только твою.

Вот так. Загадка осталась загадкой. И даже никаких намеков.

— А второй мой дар, о котором ты упоминал, он откуда?

— Он не божественный, как я тебе уже говорил. Дар видеть незримое и существовать на грани, передающийся с кровью.

Прежде я полагала, что это не дар, а умение, которое взрастила во мне моя наставница. Правда, прощальная записка Бьярты посеяла некоторые сомнения. Чародейка ведь писала, что это умение доступно не каждому. Просто тогда я не придала значения ее словам — некогда мне было размышлять о непонятном, я была озабочена своим выживанием и одержима мечтой о грядущей свободе.

И вот я освободилась. Не сказать, чтобы окончательно, но границы моей клетки расширились до размеров целой страны. Не совсем то, о чем я мечтала. Но зато сейчас, когда я не бегу по этой стране загнанным зверем, у меня появилось время поразмыслить, и отдельные детали начали понемногу — очень медленно — складываться в картину.

Итак, есть девочка — без имени, без памяти о прошлом, без видимых связей с семьей. И есть люди, которых некая Плетельщица (Райнер же говорил — 'она') втянула в построение судьбы этого ребенка: маг и алхимик Бьярта Солнум, потратившая на меня годы жизни (хотелось бы мне знать, чем ее так прижали); слуга Идьярда Райнер, который много лет ждал моего появления в этом доме. Наверняка имелись и другие, о которых я пока не знаю. Например, провидица Атейнара, давшая принцессе знать о предстоящем выборе. Но главное — была сама Плетельщица, заинтересованная в том, чтобы я оказалась в нужное время в нужном месте. Знать бы еще, когда и в каком. И зачем. И мне казалось, что ответы на эти вопросы стоит искать в моем прошлом, которого я не помнила.

Свои поиски я начала уже знакомым мне способом — копаясь в книгах. У Райнера в библиотеке нашлась книга 'Аристократические роды Тауналя, их родовые знаки и общие сведения о происхождении и генеалогических связях' более раннего издания, чем то, что я листала во дворце. День за днем я шуршала страницами, вглядываясь в изображения родовых знаков, но — увы! — не находила ничего похожего на тот, что увидела однажды во сне. По всему выходило, что он не принадлежал ни одному из таунальских аристократических семейств. Значит, я не отсюда. И как тогда меня занесло в эту страну?

В конце концов я решилась обратиться к всезнающему Райнеру. Сон я подробно пересказывать не стала — слишком уж личным это было, — просто описала знак и спросила, кому бы он мог принадлежать.

Видящий мои надежды оправдал. Он не стал ничего говорить, просто поднялся с кресла и подвел меня к участку стены между двумя книжными шкафами, потом нажал на невидимый рычажок, и стена отъехала, открывая проход в небольшую комнату без окон.

Почувствовав мое удивление, Видящий рассмеялся:

— Ты могла бы увидеть эту комнату, если бы дала себе труд приглядеться.

Райнер не впервые беззлобно подтрунивал над моей 'слепотой', которой, по его мнению, не должно было быть, и я не обижалась. Но на сей раз мое удивление — даже, скорее, смятение — было вызвано ассоциацией, слишком живым воспоминанием о совсем другой тайной библиотеке, в которую я однажды зашла без спроса, за что и поплатилась. Только у Видящего здесь хранились не колдовские гримуары, а совсем другая литература — книги тех стран, которых больше не было на карте нашего материка.

Проведя пальцами вдоль ряда корешков, хозяин вытянул с полки книгу, на обложке которой значилось: 'Княжество Риатана, общественное устройство и землеописание'. Я осторожно приняла из его рук массивный том, и мы вернулись к креслам.

Книгу я открывала не без трепета. Не читала — просто листала страницу за страницей. Искомое обнаружилось почти сразу — золотая волна и серебряная птица на голубом поле оказались знаком правящего рода...

— Райнер... — начала я внезапно осипшим голосом. — Райнер, это родовой знак моей семьи.

Хозяин приподнялся в кресле, напряженно вглядываясь в пространство, в нечто, видимое только ему одному... или не видимое, потому что он опустился — почти упал — обратно, вздохнул и покачал головой:

— Нет... Нет, не может быть. Ты ошибаешься.

— Почему?

— В княжеской семье Риатаны в последнем поколении не было девочек.

— Но... как же?! Я видела во сне — это было воспоминание. До сих пор я верила, что оно настоящее, — я всхлипнула, не в силах расстаться с ускользающей надеждой.

— Быть может, тебе привиделся не твой дом. Что если твои родители были дружны с княжеской семьей и просто гостили во дворце?

— Может быть, — кивнула я, — может быть...

Однако в глубине души я не принимала этого объяснения. Потому что во сне та маленькая девочка знала, что она у себя дома.

* * *