Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но вот он немного пришел в себя, и мы наконец смогли поделиться друг с другом пережитым. Я с ужасом и восхищением слушала рассказы мужа о путешествии, об их находках и открытиях, о схватках с тварями, которые встречались им на пути.
Представь себе, мой оберег спас Иану если не жизнь, то здоровье точно: виерда — это такая чешуйчатая гадина — плюнула в него едкой слюной, и твой флакончик оказался на пути у плевка. Иан носил его на груди под одеждой. И вот, представь, яд прожег рубашку, повредил нити оплетки и самую малость оплавил стекло, но до груди не добрался. Несколько крохотных брызг — не в счет, это болезненно, но не опасно для жизни.
Оберег я, конечно, восстановлю — оплетка нужна новая. Я подумывала о том, чтобы сделать ее из проволоки, но Иан отговорил — сказал, что металл для таких дел не очень подходит. А я и сама вспомнила — читала когда-то, что для оберегов лучше всего именно нити из растительных волокон, потому что они хорошо принимают эмоциональный посыл. Потому, наверно, изготовление оберегов считается преимущественно женским занятием.
А вот известие о моей работе в школе заставило Иана нахмуриться. Он не сразу ответил, чем именно недоволен, а когда я пристала с расспросами, признался, страшно смущаясь, что он просто боится меня потерять, волнуется, что если я буду такой самостоятельной, со временем он станет не нужен мне. Он, конечно, не станет меня ограничивать и запрещать мне работать, но у него теперь прибавилось поводов для беспокойства. С другой стороны, он рад, что я так самостоятельна и не пропаду, если с ним что-нибудь случится.
В общем, сплошные противоречия. И словами тут ни в чем не убедишь, только ждать остается, пока в голове уляжется и в сердце отзовется. Но меня радует, что муж откровенно поделился со мной своими страхами и сомнениями. Прежде он на такое не решился бы, держал всё в себе. И это тоже свидетельствует о том, что он стал сильнее.
Но увы, по-прежнему остается что-то в нем самом, что его тревожит и пугает и о чем он мне пока не рассказывает. Ничего, я наберусь терпения и подожду.
* * *
Волк ожидал меня на пороге зала сообщений, кивнул на мое приветствие и жестом позвал за собой. Лишь в самый момент перенесения взял меня за руку: новичков полагается держать, чтобы не потерялись в пути. В моем случае тут имелся двойной резон: я могла потеряться и намеренно, поскольку у меня, в отличие от большинства учеников, имелись свои ориентиры во внешнем мире.
Однако пока я бежать не собиралась: мысль о том, что в долине кто-то будет ждать моего возвращения, держала меня крепко. Тем не менее, все вещи, которые я считала важными для жизни, я взяла с собой. Только запасом одежды не стала себя обременять — это дело наживное.
От точки перехода мы шли два дня, и все это время я ощущала, что старший напарник за мной присматривает. Даже ночью он, казалось, не спускал с меня глаз. Было ли это обычным явлением в связке старший-младший, или я удостоилась особой чести в связи со своей неблагонадежностью, уточнять не стала. Такое пристальное внимание было не слишком приятно и существенно снижало шансы на побег, однако терпения мне было не занимать. Хочет смотреть — пусть смотрит.
Задание состояло в незримом сопровождении некой важной персоны из столицы Уствеи в одну из окраинных крепостей на юго-востоке страны. Всего три дня пути, если повезет и не будет никаких неожиданностей.
Персона оказалась невысоким полноватым человечком с гордо задранным носом и маленькими недоверчивыми глазками на округлом лице. Он велел называть себя просто господином. У Волка при этом явственно перекосило физиономию.
Мой старший при 'господине' не проявлялся, это было незыблемым правилом при большинстве заданий — лицо заказчикам показывает только посредник, исполнитель остается не узнанным. Даже если приходилось проявиться, лицо прикрывали мороком из сгустившейся тени. Я тоже овладела этим нехитрым приемом.
Пожалуй, в этот раз я была напряжена куда больше, чем при охране принцессы во время нашей единственной вылазки в город. Карета казалась клеткой, сковывающей движения, лишающей возможности настроиться на опасности окружающего мира. Я бы предпочла ехать снаружи, верхом, но... Лошадь с невидимым всадником, следующая за каретой, привлечет ненужное внимание. Нам же полагалось внимания всячески избегать. Как я поняла — большей частью из недомолвок Волка, чем из слов, — за человечком, кем бы он ни был, велась серьезная охота. Одновременно с нами из столицы выехали два охраняемых кортежа, две обманки, и была надежда, что охота увяжется за ними. Но если нет...
В горах все еще лежал снег, в Таунале в это время царила весенняя распутица, а здесь, в Уствее, дороги успели подсохнуть, и копыта не чавкали в грязи, а отбивали звонкую дробь.
Я сидела в карете напротив надменного человечка, но не видела его — мое сознание было настроено на то, что происходило за пределами нашей клетки. Всякое проявление жизни в окрестных лесах удостаивалось моего пристального внимания. Отличить крупного зверя от человека было трудно, но возможно. Впрочем, здесь таких зверей почти не водилось. Мелькнул на краю сознания отощавший за зиму волк-одиночка — и растворился в тенях. Людей не водилось тоже — дорога была пустынна на многие лиги в обе стороны.
Мы путешествовали в стороне от основных торговых трактов, чтобы избежать лишних встреч, но у окольного пути имелся один существенный недостаток — он был длиннее, и потому враги, которым не терпелось то ли убить, то ли похитить важную персону, вполне могли, убедившись, что их провели, метнуться нам наперерез — другой дороги, по которой могла бы поехать 'важная персона', не оставалось.
Это понимала я, понимал Волк, об этом догадывался маленький человечек. Догадывался и боялся, стараясь скрыть свой смертельный страх за маской заносчивости. Его выдавали чуть подрагивающие кончики пальцев да беспокойная дрема, от которой он то и дело пробуждался с выражением ужаса в глазах и вздыхал судорожно, понимая, что его всего лишь посетил очередной кошмар. И я ловила себя на том, что уже сочувствую этому человеку, даже не зная, кто он такой.
Нападение все-таки произошло — на последнем участке пути, когда до крепости оставалась всего лишь пара часов езды. Нам повезло, что нападавших было немного — видимо, отряды, охранявшие обманки, здорово потрепали их. Да и я обнаружила засаду своевременно. Хуже было то, что нападение началось с магического удара — я его засекла, но предотвратить была не в состоянии, у нас всех имелись лишь амулеты личной защиты, на наш транспорт она не распространялась.
Мне пришлось вытаскивать трясущегося человечка из горящей кареты, и, пока Волк рубился с нападавшими, я, прикрывая охраняемого, раскидала свой запас метательных ножей, стараясь проредить ряды противника. В ближний бой мне пришлось вступить лишь раз, когда один из нападавших прорвался к 'господину', наивно полагая, что того никто не защищает.
На бой с Тенями, невидимыми и потому почти неуязвимыми, противники не рассчитывали, и все закончилось быстро, очень быстро. Я еще раньше замечала, что со схватками обычно так и бывает — они всегда значительно короче, чем слова, которые требуются для их описания. По крайней мере, сознание воспринимает это именно так.
Карету спасти не удалось, кучер погиб, но лошади уцелели, и мы добирались до крепости верхом. Наш охраняемый держался спокойно и уверенно, словно все самое страшное осталось теперь позади. Возможно, так оно и было на самом деле, и никакие опасности ему больше не угрожали. Но когда мы, получив окончательный расчет, прощались сухо и официально, 'господин' тронул меня за руку — не знаю, как он определил, где я стою, — и шепнул почти беззвучно:
— Спасибо.
И это единственное слово благодарности было мне куда важнее позвякивающих в тяжелом кошеле монет. Наверно, из меня никогда не вышло бы хорошего наемника.
— А ты ничего, — хмыкнул Волк, — я боялся, что с тобой сложнее будет.
Ну да, а я боялась, что сложнее будет с ним. А так — ничего, присмотр только, но это можно пережить...
Сразу за крепостью густые леса распадались на отдельные зеленые островки. Я знала, что там, за горизонтом, они и вовсе сойдут на нет, сменятся колючими непролазными кустарниками, а еще дальше — безбрежным травяным морем, которое к середине лета высохнет, побуреет, и будет торчать к небу упрямыми колючками и колыхаться на ветру. Кажется, это называется степью. А за ней — еще что-то, далекое, неведомое.
Хотела ли я туда? Наверно, нет: при мысли о неизведанных далях меня охватывал скорее озноб, чем предвкушение. Зато я знала теперь, что в любой момент могу исчезнуть, стоит лишь шагнуть в тень, и никакой Волк мне не успеет помешать. Но я не собиралась бежать, в этот раз я твердо была намерена вернуться.
Мы переместились в долину прямо от крепости — для этого было достаточно всего клочка тени.
Отсутствовали мы меньше недели, но мне чудилось, будто прошла вечность. Оказывается, я успела свыкнуться с этим замкнутым мирком и, хоть и не ощущала его домом, испытывала чувства, похожие на те, что должен испытывать человек, вернувшийся под родной кров.
Наверно, я просто нуждалась в этом ощущении. Каждому человеку нужен дом, куда он может вернуться после долгого путешествия. И даже если он не путешествует... В этом случае дом, пожалуй, еще нужнее.
И я пообещала себе, что когда-нибудь — когда я миную все вехи, расставленные для меня неведомой плетельщицей и смогу сама распоряжаться своей судьбой — я непременно обзаведусь собственным домом. Пусть не самым большим и богатым — просто домом, в который можно возвращаться. Местом, где меня ждут.
Здесь, в долине, меня ждал по-настоящему один-единственный человек, и я спешила с ним увидеться. Дело было уже к вечеру, и мы встретились за ужином, за общим столом, а потом вдвоем ушли в темнеющий лес.
Лесовой не расспрашивал меня о задании, сказал только:
— Я рад, что ты вернулась, — и замолчал.
— Я тоже рада. Честно говоря, было искушение сбежать, исчезнуть, а потом я поняла, что мне обязательно надо назад. К тебе.
— Меня зовут Ирье, — сказал он, и я не сразу поняла, что это значит.
Высшая степень доверия — имя, которое открывают только самым близким. А я не могла ответить ему тем же.
— У меня нет имени, — призналась я, — наверно, когда-то было, но я его не помню.
Больше в тот вечер мы не сказали друг другу ни слова, а на следующий день нам не удалось встретиться наедине. Эта невозможность поговорить заставила меня нервничать и сомневаться: а ну как Ирье мне не поверил, что нет имени, обиделся на недоверие и станет избегать встреч? И я вздохнула с облегчением, когда день спустя он вновь позвал меня за собой.
Мы устроились в развилке корявого дерева, болтали ногами и слушали журчание сбегающего с горы ручья. Ирье был задумчив, но я знала, что он просто подбирает правильные слова, чтобы сказать мне что-то очень важное. И не ошиблась.
— Я хочу тебе кое-что предложить... Не знаю, сможешь ли ты покинуть долину... Я просил тебя вернуться, а теперь жалею об этом. Нет, ты не подумай, я очень рад тебе, но переживаю о том, что, возможно, лишил тебя шанса на свободу. Ты ведь понимаешь, что здесь ты навсегда останешься чужачкой? И что у тебя нет шансов на проявление?
— Как это — нет? — растерялась я.
— В обряде должен участвовать кровный родственник не дальше второго колена. А у тебя нет... Что, тебе об этом никто не сказал?!
Я нашла в себе силы только помотать головой. Это было сродни удару под дых. Я догадывалась, почти уверена была, что мне не будет легко получить то, ради чего я здесь осталась, но чтобы так, без шансов... Навсегда невидимой во внешнем мире, лишенной человеческого общения — или навсегда чужой в долине?
— Я не знал, что от тебя это скрыли, а то бы давно сказал... В общем, выбор у тебя невелик, а в долине ты все же смогла бы жить, разговаривать с кем-то, работать на клан... И я хотел бы предложить тебе защиту: если ты войдешь в одну из семей клана, люди могут относиться к тебе как угодно, но никто не посмеет поступать с тобой незаконно, даже Глава.
Войти в семью — это как? Замуж, что ли, позовет?..
— Как ты смотришь на то, чтобы стать моей сестрой?
— Сестрой? — бессмысленным эхом откликнулась я.
Это было слишком неожиданно.
— Да, — кивнул он, — именно сестрой. Помолвку и брак в нашем возрасте никто не позволит, нужно на клан отработать несколько лет, прежде чем связывать себя подобного рода узами, а защита тебе может понадобиться уже скоро.
— Я согласна!
Сама не ждала от себя этих слов, а они почему-то сказались. И осталось убеждение, что всё правильно.
— Я всё подготовил.
У него и правда оказался с собой маленький ножик с незнакомыми символами на костяной рукоятке — я таких знаков не видела ни в одной книге, ни у Бьярты, ни у Райнера. Но меня почему-то не оставляло ощущение, что я вот-вот смогу их понять, прочитать. Словно встретилась с чем-то, что давно знала, но позабыла.
— Это ритуальный, — пояснил Ирье, — очень древний.
Два разреза на запястьях — и мы соединили, сплели наши руки, и зазвучали слова клятвы:
— Призывая в свидетели богов всех миров, известных и неизвестных, я нарекаю и признаю тебя, не знающая имени, своей сестрой и клянусь быть тебе братом, защитником и советчиком.
— Призывая в свидетели богов всех миров, известных и неизвестных, я нарекаю и признаю тебя, Ирье, своим братом и клянусь быть тебе сестрой, поддержкой и утешением.
— Вот и всё, — подытожил Ирье. — Мой дом — твой дом, сестра.
— Как странно, — отозвалась я, — никогда прежде не слышала такой клятвы, а слова сами ложились на язык, словно я знаю их давным-давно.
— Это очень древняя клятва. Она сама себя говорит, достаточно искреннего желания.
— И что теперь?
— Теперь... Если останешься, будешь под моей защитой. А если решишь уйти, то помни, что здесь у тебя остался брат. Ну а если я окажусь во внешнем мире, то смогу перенестись к тебе тенями из любого места, как и ты ко мне. На такое не способны даже настоящие кровные родственники или супруги, а ритуал дарит нам эту возможность.
— Удивительно! Откуда ты все это знаешь?
— Мой род — хранители древних традиций. Мы знаем даже то, что другие уже давно забыли.
С тенехождением друг к другу мы решили пока не экспериментировать — кто знает, как далеко простирается власть хозяина теней. Может, он отслеживает любое перемещение внутри долины. Мы же хотели держать нашу связь в секрете, покуда нет необходимости ее обнародовать.
Сейчас нам хватало того, что мы стали еще ближе друг к другу. Я даже обнаружила, что начала чувствовать брата на расстоянии. Не так, как когда-то принцессу, с которой у меня даже сердце порой билось в одном ритме. Нет, я улавливала лишь сильные эмоции — гнев, раздражение, радость. Ирье признался, что чувствует то же самое.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |