Тень. Своя судьба

А однажды она сделала очередной шаг, а я... не смогла пройти за ней. Что-то не пускало меня. Лицо бабушки исказилось мукой.

— Не успели, — выдохнула она и вернулась ко мне.

То, что было потом, слилось для меня в череду сменяющихся картинок. Мы переезжали из города в город, нигде не задерживаясь дольше, чем на неделю. Но пришел день, когда плечи этой женщины опустились.

— Видят боги, — произнесла она, — видят боги, девочка моя, я хотела этого избежать. Но теперь не вижу другого выхода.

Последним, что я запомнила о той жизни, был мой страх — я не понимала происходящего и потому боялась. Я стояла в центре начерченной мелом на полу многоугольной фигуры, а женщина, которую я так ни разу и не назвала бабушкой, ходила вокруг и окропляла вершины фигуры собственной кровью. И напевала при этом едва слышно. А потом сгустился туман...

Когда я очутилась на крыльце воспитательного дома, страшно мне больше не было. Я просто не знала, чего нужно бояться.

В Риатане говорили на двух языках — нимтиорийском и таунальском. Моя новая личность, начинавшая жизнь с чистого листа, приняла как родной тот, на котором были произнесены первые услышанные ею слова. Не нянькой произнесены — бабушкой. Только я этого уже не знала.

Не было больше маленькой княжны Энны. И никто ее не искал, потому что весь мир начисто забыл о ее существовании...

Мне было больно. Не телесно, но душевно. Словно не влили в меня сейчас память — мою собственную и многих поколений предков, — а наоборот, вытянули что-то изнутри, оставив зияющую рану.

Кажется, я кричала. Кажется, кто-то обнимал меня, не позволяя биться, и нашептывал на ухо успокаивающие слова. Потом я заснула, а когда пришла в себя, раны больше не было, от нее осталась только тупая боль в груди.

Воссоединиться с собой, восстановить собственную цельность — и одновременно осознать, что те, с кем тебя связывали когда-то крепкие узы, давно мертвы — это действительно больно и страшно.

Проснувшись, я еще долго лежала молча, а потом сидела, уставившись в никуда. Меня никто не торопил, только оба — что Ирье, что Владыка — не сводили с меня внимательных, исполненных тревоги взглядов.

Наконец я встряхнулась. Огляделась, заново сживаясь с этим миром. Отметила, что положение солнца свидетельствует о раннем утре. Значит, мы провели день и ночь в лесу, а я этой ночи не заметила. Поймала неуверенную улыбку брата и улыбнулась в ответ.

— Вернулась? — спросил он.

— Кажется, да, — встала и обернулась к Владыке, протягивая ему руку. — Можно?

С браслетом все прошло легко. Уже потом, под смущающими взглядами мужчин я постоянно сбивалась и теряла концентрацию, а потому на освоение перехода в разные формы у меня ушло куда больше времени, чем у брата. Но я все-таки научилась.

— Возвращаемся? — спросил Владыка.

— Да, ужасно хочется посмотреть на себя в зеркало, — призналась я.

Сразу по возвращении во дворец Владыка деликатно оставил нас с братом вдвоем. Мы действительно нуждались в уединении. Но первым делом, попав в наши покои, я отправилась к зеркалу.

Это было странно — вновь видеть себя. Девушку в зеркале я не знала и разглядывала, как разглядывала бы чужого человека, которого увидела впервые. Тонкие черты лица, плотно сжатые губы, темно-серые, как предгрозовое небо, глаза. Светлые, слегка вьющиеся волосы успели отрасти с тех пор, как над ними поработала с ножницами мастер Лиса — я больше не пыталась их стричь, а научилась собирать в тугую прическу, чтобы не мешали.

Я была похожа на мать... и не похожа одновременно. У княгини Эллии было мягкое лицо, исполненное света, который изливался на окружающих, а мой внутренний свет, если и существовал, скрывался за непроницаемой преградой, не выпуская наружу ни лучика. Я была тверже мамы... или даже жестче — более подходящее слово, — и это отражалось на внешности.

Малышка из моих воспоминаний обещала вырасти настоящей красавицей, но то, что я видела сейчас, этих ожиданий не оправдывало. Девушка в зеркале выглядела неплохо, но красавицей никак не была. А еще... она напоминала бабушку, и дело тут было не только во внешнем сходстве. Этот взгляд... такой же пугающий, как и у старшей родственницы... Я ловила себя на желании отшатнуться от зеркала, встречаясь глазами с собственным отражением. Тот самый спящий дар, унаследованный с кровью, о котором говорил Видящий? Или просто отпечаток непростой жизни?

Сейчас я понимала, что зря боялась бабушку. Она любила меня, всех нас, и именно ей я обязана тем, что до сих пор жива. И когда я приду в себя, разберусь с внезапно вернувшейся памятью и свалившимися на голову знаниями, я обязательно выполню ее последнюю просьбу. Вот только дар... Не уверена, что я когда-нибудь захочу его принять.

— Как ты? — брат неслышно подошел сзади и положил руки мне на плечи.

Я вздрогнула — погрузившись в размышления, я совсем забыла о его присутствии.

— Хорошо, — я повернулась к Ирье. — Меня зовут Энна.

— Я знаю.

— Давно? — удивилась я.

— С той минуты, как ты пришла в себя и вспомнила свое имя. Мы ведь кровные родственники.

— Да, — нервно усмехнулась я, — и как выяснилось, не только по ритуалу братания.

— Ну-у, — протянул Ирье, — это такое дальнее родство, что о нем можно и не вспоминать.

— Не скажи, — возразила я. — Ты хоть понял, что остался единственным мужчиной рода Хранителей? Тебе придется брать на себя всю ту ответственность, которую несли на своих плечах наши общие предки.

— Я думал об этом, — вздохнул брат. — Я пока не готов. Столько всего — надо дождаться, пока эти знания улягутся в голове, разобраться, что к чему... Надо учиться.

— Не только тебе, — скривилась я. — Знаешь, я так стремилась к этому — вернуть память, вернуться к себе, осознать себя цельной и живой. Человеком, у которого есть собственный путь. Человеком, который может выбирать. И вот я достигла этой точки и теперь растеряна. Я не знаю, что делать и как жить дальше.

Я сказала брату не обо всем, что меня тревожило. Теперь, когда я вспомнила, кто я такая, у меня тоже появились новые обязательства. Перед бабушкой, которая меня спасла, перед моей страной, завоеванной жадными соседями. И я пока не поняла, что должна предпринять, чтобы их исполнить. Брат прав — слишком много всего.

И брату едва ли было намного проще, чем мне. С одной стороны, на меня свалилась, в дополнение ко всему, еще и собственная память — вместе с трагедией, о которой я знала, но которую не могла прежде воспринимать как свою. Пока не осознала, кто я есть. С другой — для Ирье, воспитанного в клане, знания предков оказались куда большим потрясением, чем для меня, не обремененной навязанными представлениями о Тенях и их истории. Кроме того, он принял вместе со знаниями личную ответственность. Теперь он Хранитель. Я тоже, но традиционно именно мужчины брали на себя роль проводников знаний.

* * *

Мы остались жить во дворце в качестве гостей. Мне это казалось естественным, а вот Ирье приглашение Владыки смутило. Он бы даже настоял на том, чтобы уйти и поселиться отдельно, но пока просто не представлял себе, как жить дальше. Как Хранитель, он понимал, что теперь тесно связан с Нимтиори. Как парень, только что вступивший во взрослую жизнь, был слегка растерян.

Пока Ирье жил в клане, будущее представлялось ему вполне определенным: наемничество, работа на клан, женитьба... Могли встретиться опасные задания, но в целом особых потрясений не ожидалось. А теперь перед ним лежало множество дорог, и он не знал, какую выбрать. Просто как человеку, а не Хранителю. Единственное, чего он точно не собирался делать, это возвращаться в клан. Полученным на грани знаниям было бы тесно в окруженной горами долине. Какая может быть изоляция, если перед тобой открыт весь мир, да еще и не один?

Конечно, мы еще не были готовы путешествовать между мирами, стоило сначала разобраться с полученными знаниями, прежде чем куда-то лезть. На первых порах проводником мог служить Владыка. Собственно, это и было главной задачей таких, как он, Хозяев теней, — прокладывать и показывать другим новые пути. Остальные Тени могли переходить только в уже знакомые места. Но пока мы его ни о чем не просили.

Достаточно было того, что он поселил нас в своем дворце и посвящал нам большую часть своего свободного времени.

Чаще всего мы встречались в одной из гостиных вечерами. Как-то незаметно между нами установилось неформальное общение — глупо было обращаться в изысканно-вежливой форме к тому, кто принял твое проявление, а до того вытирал твои сопли и баюкал на руках. Да и сам ритуал с браслетом создавал между нами всеми особую степень близости и доверия. Кроме того, восемь лет никому из нас не казались существенной разницей в возрасте.

Наши имена он знал сразу, с той минуты, когда надевал нам на руки артефакт, но и сам назвал свое имя в первый же вечер, проведенный нами вместе.

Рэйм. Владыка Рэйм. Имя мне понравилось. Хотя 'владыка' — это звучало излишне пафосно, о чем я ему честно и сообщила во время того первого разговора.

Рэйм рассмеялся, но потом посерьезнел:

— Неважно, как мы называемся — королями, князьями или императорами. По сути мы, те, кто у власти, являемся именно владыками, иначе не по праву занимаем свое место.

— В таком случае, король Тауналя сидит на своем троне по ошибке. Возможно. Он питает какие-то иллюзии на этот счет, но на самом деле давно уже не правит страной самостоятельно.

— Я подозревал нечто подобное. Стеумс?

— Совершенно верно.

— С интересом послушал бы об этом.

Я нервно передернула плечами, вспомнив последнее письмо Нэлиссы.

— Не сейчас, — успокоил меня Рэйм, — время терпит. Пока.

Беседы с Владыкой были не просто интересны и познавательны для нас. Я все чаще ловила себя на том, что получаю удовольствие от этих встреч. Мне нравилось, как Рэйм смотрит на меня, как улыбается, рассказывает что-нибудь — без снисходительности наставника, а просто как друг, как равный.

Но были темы, которых мы пока не касались в наших разговорах. Я не решалась расспрашивать Владыку о том, в чем его личный интерес, о котором он упоминал в Заповедных лесах. И о судьбе его помолвки с принцессой тоже не заикалась. Мне не хотелось разрушить неудобными вопросами уют и непринужденную атмосферу, которые складывались в нашем общении.

Рэйм тоже пока помалкивал. Возможно, не жаждал делиться, а может, просто ждал, пока я сама об этом заговорю.

Я созрела до расспросов, когда сочла себя готовой выполнить данное бабушке обещание. Мне не хватало одной детали, чтобы восстановить картинку и получить полное представление о планах Плетельщицы. Одного узелка, чтобы понять весь путь, который она для меня проложила. Мне казалось, что это будет правильно — сначала узнать все самой, а потом уже обратиться к ней за разъяснениями.

Пока же я обратилась к Владыке:

— Расскажешь?..

— Что ж... Я ждал этого вопроса. Ты ведь уже знаешь, что она была Плетельщицей? — я кивнула. — Я тоже теперь это понял. Догадался, что именно она приходила во сне к моему отцу. Тогда же... я был возмущен. Отцу пришлось долго убеждать меня.

— Что она ему сказала?

— Я не воспроизведу дословно. Как уж запомнил: 'Когда тебе предложат принцессу с Запада для твоего сына — ни в коем случае не отказывайся. Только потребуй, чтобы к ней приставили Тень и привязали, когда войдет в возраст. И скажи сыну, чтобы не расторгал помолвку, если не получит ожидаемого. Пусть дождется, тогда всё и поймет'. Для меня это было дикостью — мало того, что Владыки Нимтиори никогда не брали в жены принцесс других правящих домов, а тут еще по указанию незнакомки, явившейся во сне. Не говоря уж о том, что привязывание Тени к носителю чудовищно само по себе. Но отец не уставал напоминать: это не наши боги, но мы живем в их мире. Они никогда не требовали от нас поклонения, но раз уж позволили себе вмешаться в нашу жизнь, это неспроста и стоит прислушаться. Так что, — Владыка криво усмехнулся, — мой интерес был в том, чтобы понять, кому и зачем это было нужно.

— Понял?

— Да, — ответил он, почему-то смутившись.

Я догадывалась, что Владыка сказал мне не все, но настаивать я не решилась.

За бабушкиным наследством я собиралась отправиться одна, отклонив предложенную Владыкой помощь и отказавшись от сопровождения брата. Есть такие ситуации в жизни, с которыми надо справляться самостоятельно, без помощи даже самых близких.

— Ты понимаешь, что теперь, когда о тебе вспомнили, это может оказаться опасным? — Рэйм не скрывал своей обеспокоенности.

— Понимаю, — я вздохнула, — но это мой долг. Только мой. К тому же я могу в любой момент уйти тенями, да и не собираюсь подолгу задерживаться на одном месте, чтобы позволить себя найти.

— Я все-таки хотел бы пойти с тобой, — буркнул брат, — это проще, чем ждать и волноваться.

— Я понимаю. Прости меня, но так надо. Я даже не могу объяснить тебе почему, просто чувствую.

Из 'теневой' комнаты за кабинетом владыки я шагнула сразу в бакалейную лавку на окраине Левкраса. Здесь я когда-то проводила часы, наблюдая за людьми и слушая их разговоры.

Никем не замеченная, я выскользнула за дверь и вдохнула полной грудью прохладный воздух. Осенью я ушла отсюда, осенью и вернулась. Правда, не в дом Райнера, которого больше не было. Впрочем, я еще пойду туда, когда настанет время... Вот будет у меня свой дом, а в нем — библиотека или хотя бы книжный шкаф, в котором найдется место для наследства старого Видящего...

Стояло раннее утро, и я не планировала задерживаться в Левкрасе. До моей цели был всего день пути, и я решила воспользоваться наемным экипажем, чтобы к вечеру быть на месте.

Хорошо, что этот город был знаком мне: за месяцы жизни в доме Видящего я много раз ходила по этим улицам и, разумеется, знала, кто из горожан оказывает нужные мне услуги.

С хозяином почтового двора я сторговалась быстро, и, пока он закладывал экипаж, заглянула в храм — тот самый, который однажды мыла собственными руками. Сейчас здесь было чисто, а у меня в карманах опять не нашлось ничего, что я считала бы своим и могла пожертвовать богам. Разумеется, Владыка вручил мне кошель с монетами, чтобы я ни в чем не нуждалась в пути, но... эти деньги не были моими. Подумав, я все-таки решила, что Рэйм все равно не примет назад то, что уже отдал, а потому оставила небольшое пожертвование, а потом обратилась к богам с молитвой-разговором. Я не столько просила, сколько благодарила — за то, что пройдено и понято, за свою свободу, за вновь обретенную возможность выбирать.

Долгая дорога не казалась мне скучной. Впервые я путешествовала по стране вот так — открыто, в своем настоящем виде. Если, конечно, не считать моей самой первой поездки с Бьяртой, но ее я запомнила плохо.

Вообще, память о трех годах, прожитых между потерей прошлого и моим водворением в доме чародейки, слегка притупилась, словно не я была той девочкой, что некоторую часть своей жизни провела в приюте под вымышленным именем. Впрочем, наверно, так оно и было. Моя нынешняя личность сформировалась позже, под влиянием наставницы и необычных жизненных обстоятельств. Жалела ли я об этом? Вот уж нет — куда лучше быть воспитанницей строгой чародейки, чем вовсе никем. А именно так оно и сложилось бы, останься я в воспитательном доме.