Тень. Своя судьба

— Могла бы чуть помягче, чтобы пощадить его самолюбие.

— А у меня, значит, самолюбия никакого нет? Меня можно игнорировать, избивать, можно отдать мастеру Листу на опыты — такой интересный экземпляр! Может, потому Глава не спешит учить меня тенехождению, что это очень удобно — оставить меня здесь, пусть бы приносила пользу и не рыпалась? Я вам тут буду рассказывать, как детишек без дара научить видеть магию и исцелять собственные раны. Поделюсь опытом придворных интриг на семинарах. Чучелом для отработки ударов послужу. А вы пока будете лелеять самолюбие ваших деток, вместо того чтобы учить их свою жизнь защищать.

Я развернулась и пошла прочь.

— Эй! — окликнула меня Лиса. — Ты молодец!

Я никак не отреагировала. Просто была не в состоянии. Выплеснула гнев — и ушла в себя. Я чувствовала себя одновременно правой и неправой. Что сорвалась и наговорила всякого в сердцах — это плохо. Отвратительно даже. Никакой сдержанности, не говоря уж о здравом смысле: выдала все свои мысли о происходящем, которыми и не думала ни с кем делиться. С другой стороны, раздражение копилось уже не первый день и требовало выхода. И у этого раздражения были вполне реальные, не надуманные причины.

Вернувшись в свою комнату, я некоторое время стояла в растерянности, пытаясь понять, что меня сюда привело. Ведь не просто же спрятаться от всех хотела. Не скрою, такое желание не раз возникало в последние дни. Никогда прежде мне не приходилось проводить столько времени на людях. В любой толпе меня скрывала невидимость, защищавшая от чужих взглядов. Здесь я тоже была невидимкой, но другого рода — меня не замечали. Но это не мешало мне помнить, что для остальных Теней я все равно видима. И привыкнуть к такому положению вещей я пока не могла.

Я и сама их разглядывала украдкой, этих Теней. Потому что, если старшие, проявленные, виделись мне обычными людьми, то глядя на учеников, я искала... признаки сходства со мной. Серая, лишенная красок, с неразличимыми чертами лица — так меня описывала Нэл. Здешние ребята серыми мне не казались — разве что чуть менее яркими, словно, в отличие от преподавателей, пребывали не на свету. И да, черты лица — плывущие, как будто взгляд все время соскальзывает при попытке рассмотреть. И в то же время — узнаваемые. А какой они видят меня? Может, я отличаюсь от них не только происхождением и воспитанием, но и внешне — потому такое неприятие? Подобные мысли не раз посещали меня за прошедшие дни, и я старалась избегать лишних встреч, чтобы не думать об этом.

Но именно сейчас я искала не уединения. Вернее, именно его, но с конкретной целью: в моей голове пульсировала мысль попробовать освоить тенехождение самостоятельно. Пульсировала где-то в глубине, и я только сейчас извлекла ее наружу и осознала.

Первый опыт, увы, не увенчался успехом. Равно как и второй, и третий, и пятнадцатый. Я честно пыталась вспомнить свое состояние в момент перехода, воображала различные цели для перемещения, принимала теневую форму... Все тщетно.

На обед я не пошла. На 'опыты' к мастеру Листу — тоже. Не точно бы я на него злилась — целитель был неизменно корректен и даже в своем исследовательском любопытстве не переходил определенных границ, да и цели его вызывали у меня только уважение — все-таки он старался не для себя лично, а для учеников — от этих знаний у них повышались шансы выжить. Просто у меня не было сил куда-то идти. Я чувствовала себя опустошенной, словно эта дурацкая вспышка лишила меня всех сил.

Я легла на кровать и вскоре заснула.

Дневной сон подействовал на меня благотворно — по пробуждении я смогла наконец здраво взглянуть на пережитое и осознать одну простую вещь: меня спровоцировали. Мои наставники намеренно довели меня до такого состояния, что я вывалила наружу все свои впечатления и подозрения. Это я-то, которая вполне успешно водила за нос самого мара Стеумса, не позволив ему догадаться о моих истинных планах.

В голове складывалась вполне ясная картинка — из слов, жестов, взглядов... Интересно, неужели все ученики принимали в этом участие? Вряд ли. Разве что неосознанно — порой достаточно нескольких намеков, чтобы создать определенное отношение, люди всегда могут додумать недостающее. Ну и последней каплей, приведшей к взрыву, послужила дурацкая фраза Лисы. Дай я себе труд задуматься, ни за что бы не поверила, что наставница по боевым искусствам способна всерьез ляпнуть этакую глупость. Но я на тот момент думать была неспособна.

В общем, негодовать и злиться в этой ситуации я могла только на себя, а не на поступок Главы и наставников, независимо от целей, которые они преследовали. И еще было неловко не только из-за собственной, прямо скажем, истеричной реакции, но и потому, что я не пошла к мастеру Листу. Все-таки ничего плохого я от целителя не видела, разве что расспросы его были порой чересчур дотошны и утомительны, но его можно было понять — перед целителем стояла задача, и он пытался ее решить. К сожалению, в отличие от Бьярты, мастер Лист не был магом-универсалом и не способен был, к примеру, на создание таких совершенных пособий-фантомов, как она, и ему приходилось искать другие способы донести до учеников новые знания.

В общем, наверно, стоило бы перед ним извиниться. И на ужин сходить.

Есть мне хотелось уже основательно, а вот спускаться в общую столовую — совсем нет. Я подозревала, что после моего сегодняшнего выступления — не только поединка, но и последовавшей за ним вспышки, которой стали свидетелями и преподаватели, и ученики, — отношение ко мне изменится, и не в лучшую сторону. И как бы от демонстративного игнорирования неприятие не перешло в какую-нибудь активную форму. Но отсиживаться в комнате, показывая свой страх — не выход.

Словом, я собралась с духом и отправилась на ужин. В столовую вошла с каменным лицом, чтобы никакую эмоцию наружу не выпустить, набрала себе снеди на поднос — кормили в школе вкусно и обильно — и потащила добычу к своему одинокому столику в углу.

Есть старалась не спеша, чтобы никто не заподозрил, что я нервничаю. Однако в этот раз мое привычное уединение за трапезой нарушили, притом весьма бесцеремонно: Дрозд, который, видимо, уже оклемался после сегодняшнего избиения, отодвинул стул и плюхнулся напротив. И только потом спросил:

— Можно?

Я пожала плечами:

— Ты все равно уже сел, — и продолжила есть, как будто ничего не случилось.

Далось мне это, надо признать, нелегко — я ожидала какой-нибудь гадости и была напряжена.

— Ты в обиде на нас? — спросил парень.

Я снова пожала плечами:

— С чего бы это?

— Я слышал, что ты сегодня говорила. Не могу судить, насколько справедливы твои слова, ничего не знаю о планах на тебя Главы и наставников и ничего не знаю о тебе.

— Кроме того, что я чужачка, — язвительным тоном дополнила я.

— Кроме того, что ты чужачка, — согласился парень, словно и не заметив моей язвительности. — И этого знания недостаточно, чтобы судить о тебе, а мы отнеслись предвзято. Только сегодня — после твоих слов — до меня дошло, как трудно тебе здесь приходится... И я подумал, что тебе не помешает поддержка.

— Решили, значит, раскаяться в плохом поведении, — хмыкнула я.

— Я решил. Считаю, что лично виноват перед тобой — и в том, что отнесся с самого начала не по-человечески, да еще и в тренировочном бою повел себя так, будто ты мой личный враг. Понимаешь, мы тут считаем себя особенными, уникальными — кроме нас таких больше нет. Мы способны решить задачи, с которыми больше никто не способен справиться. И вдруг появляется какая-то девчонка, не наша, но... как мы. И все наставники носятся с ней, словно она невесть какое сокровище. Нам с первого урока после возвращения с каникул все учителя в голос твердили, какое ты ценное приобретение для клана и школы. Мне было обидно. Я злился. И не я один, естественно.

— И что же вынудило тебя... изменить отношение к ситуации?

— Твои слова заставили меня задуматься. Мне показалось, такое отношение с нашей стороны возникло не само собой. Этому поспособствовали старшие. Я не знаю, зачем это было нужно, но мне не нравится, что я так легко этому поддался и зашел столь далеко.

— Занятно, — пробормотала я, — наставники намеренно вели себя так, чтобы я оказалась в изоляции. Плюс постоянная выматывающая нагрузка, разговоры, которые мне не по душе... — о личных тайнах, которые я хотела бы сохранить, я вслух упоминать не стала. — Все это заставило меня нервничать и довело до срыва. Я тоже не понимаю зачем. У меня с самого начала не было сомнений, что меня будут использовать. Почему бы и нет, все логично: я приношу пользу клану, в обмен меня учат тому, что я еще не умею. Но все остальное... нет, не понимаю.

— Не знаю, — ответил Дрозд, — я чувствую себя идиотом, потому что меня в этом всем задействовали, не спросив. Но я привык доверять наставникам — до сих пор они не давали повода усомниться в себе.

— До сих пор здесь не было чужаков, — мрачно ответила я.

— Уверен, со временем мы со всем разберемся. А сейчас... почему бы нам не попробовать... как-то по-другому? Мы плохо начали знакомство, но я предлагаю все исправить. Ты уже поела? Тогда пойдем к нашему столу — я представлю тебя ребятам.

Знакомство прошло не то чтобы совсем гладко, посматривали на меня все еще настороженно, а некоторые девчонки — так и вовсе враждебно. Но это как раз было вполне объяснимо: Дрозд, даже и не проявленный, производил впечатление красавчика, несмотря на неуловимость черт. Ну и фигура отменная, да еще и боец неплохой, и не дурак совсем, хоть и отзывался о своих умственных способностях нелестно. В общем, девушки явно строили на него планы. А тут я — не пойми откуда взялась, и Дрозд, предмет девичьих воздыханий, ко мне за стол подсаживается, беседы ведет да еще в общую компанию меня тащит. Словом, понимать-то я девчонок понимала, но сама поглядывала на них не без опасений: кто их знает, может решат своего кавалера активно отстаивать.

Но в целом ребята мне скорее понравились, чем нет. И общаться с ними, наверно, было бы интересно. Не так, как с Райнером, конечно, но Видящий — он особенный. Так, как с ним, уже никогда и ни с кем не будет. Но я пока не вмешивалась в беседу, больше слушала, игнорируя попытки Дрозда втянуть меня в разговор. Возможно, это было неправильно, но для меня пока и такого пассивного общения было более чем достаточно. Я привыкла не участвовать, а наблюдать.

Впрочем, эту мысль я сформулировала для себя чуть позже, вернувшись в свою комнату. И не только эту.

За прошедшие годы я научилась подвергать анализу и собственное поведение, и действия окружающих, просто в последние дни я так уставала, что у меня не было времени толком подумать. Зато теперь его оказалось вдоволь. Выспаться я успела еще днем, и теперь мне только и оставалось, что пялиться в потолок и прокручивать перед внутренним взором события дня.

Насчет себя я кое-что поняла, конечно, и даже выводы сделала: пора учиться жить, из позиции наблюдателя переходить... не знаю, в общем, куда переходить. Просто жить начинать, не ждать, пока меня кто-нибудь в эту жизнь за уши затащит или пинком загонит.

А вот сама ситуация, сложившаяся вокруг меня, так и не прояснилась. Я так и эдак прикидывала, пытаясь понять, чего добивались наставники. Версий было немало, но ни одна не выдерживала серьезной критики. Оставалось разве что прямо спросить. Набраться мужества и поговорить, к примеру, с той же Лисой.

Честно признаться, я до самого позднего вечера лелеяла надежду, что спрашивать не придется, что сами придут и все объяснят. Глупо, по-детски, но надеялась. Мол, ну ладно, я готова к жизни, но пусть эта жизнь сама ко мне постучится. А я, так и быть, открою. Никто не постучался. И заснула я с мыслью, что стучаться — а может, и просто заходить без стука — придется самой.

Проснулась еще до рассвета и почему-то вдруг испытала желание сорваться с места и бежать, бежать... Не знаю куда. Но оставаться в комнате совершенно не представлялось возможным.

Четверть часа спустя я выпорхнула из общежития и огляделась. Куда идти, вопроса больше не было — ноги сами вели меня. В лес.

Это было... странно. Никогда не любила лес, с детства еще, когда Бьярта меня травничеству обучала, а уж за время своих скитаний я и вовсе к нему стойкую неприязнь обрела. Не боялась больше, но по-прежнему считала чужим. Лес — это бесконечная ходьба, сумрак даже в ясный полдень, похлебка пополам с хвоей и комарами.

Здешний лес отличался от тех, к которым я привыкла: он был суше, холоднее и... звонче, наверно. Другого слова не подобрать. Как будто воздух между ветвями напряжен, натянут невидимыми струнами. И деревья не все знакомые. Но коварных корней, подворачивающихся под ноги, ничуть не меньше, чем в любом другом лесу.

Так что же мне здесь надо?

Полчаса спустя ноги вывели меня к небольшой полянке, лысо-каменистой и вообще не слишком приветливой. Если не принимать во внимание, что именно росло на этой полянке. Яресица! Два густо заросших пятачка диаметром примерно в пять шагов, да еще и в цвету!

Живьем я это растение видела лишь однажды — Бьярта мне показала, сообщив, что это редкость невероятная, а потому место надо отметить и прийти снова в пору цветения. Правда, вскоре после этого я покинула дом чародейки, а потому сама ни разу яресицу не собирала, хотя выучила о ней всё. А травка действительно чудесная, на основе ее цветов готовится снадобье, многократно усиливающее способность организма к регенерации. Злоупотреблять им опасно, а потому в качестве омолаживающего эликсира снадобье не годится, однако пары капель при тяжелом ранении достаточно, чтобы поставить больного на ноги за считанные часы. Главное — покормить не забыть, а то все ресурсы организма уходят на заживление ран. И никакой магии, никакой алхимии не надо, яресица — сама по себе магия. Природная.

Сложность в том, что собирать ее надо во время цветения, а цветет она не дольше двух дней в году, глубокой осенью. Да еще и никогда два года подряд на одном месте не вырастает, даже если при сборе честно оставишь часть цветочков для размножения.

Поэтому некоторое время я стояла и просто смотрела на это сокровище, не в силах поверить своим глазам. Потом все же взяла себя в руки, приблизилась осторожно и извлекла из-за пояса нож. Сначала собирала соцветия в руку, потом, ругнувшись на собственную несообразительность, разложила на земле куртку.

К моему возвращению школа уже проснулась, и взгляды, сопровождавшие меня на пути в лабораторию, были полны недоумения. Впрочем, с вопросами никто не подходил, и это хорошо, потому что в этот момент я готовилась к разговору... и даже не к одному. Перебирала мысленно слова, немного нервничала и не хотела ни на что отвлекаться. Не учла только одно — сокровище, которое сама же несла в руках. О нем и только о нем способен был думать и говорить мастер Лист, когда я выложила куртку на стол.