Все пути мира

— И откуда ты такой умный взялся? — усмехнулся Тин. — Кругом прав. Но это не отменяет того, что я о ней тревожусь.

— Ты хороший, Тин! Ты знаешь, что ты хороший? — парнишка хихикнул.

— Да! — радостно откликнулся Тин. — Я настолько хорош, что мне ужасно хочется что-нибудь для тебя сделать. Как будет лучше, развлечь тебя разговором, чтобы не скучал, или сходить в архив и посидеть там над тетрадями великого путешественника?

— М-м-м... — смутился Дин. — Я, конечно, буду очень скучать без тебя, но все-таки...

— Записки?

— Да, это очень важно. Мне нужно знать, куда идти.

— Идти?

— Ну да, если ты найдешь описание нужного места.

— Эх, знать бы еще, что тебе конкретно нужно.

— Хотелось бы и мне это знать!

— Сплошные загадки! — хмыкнул Тин, но вновь удержался от расспросов.

По правде сказать, ему не хотелось никуда идти. И больше всего он жаждал услышать от друга, что тот любым сведениям из пыльных архивов предпочтет его, Тина, общество. И обижаться смысла не было — понятно же, что парень не со зла, просто ему действительно нужны эти записи.

Он все-таки заставил себя выйти в дождь, а потом глотал архивную пыль, борясь с искушением воспользоваться магией, чтобы наконец перестать чихать. Простейшей бытовой магией, которая была строго-настрого запрещена в хранилище старых документов.

Зато вечером его муки были вознаграждены: он сидел с другом, зачитывал ему вслух свои записи, и дождь стучал в оконное стекло. Стоило забыться на мгновение — и Тину начинало казаться, что он в родовом имении, в собственных покоях, и дивные сказки о дальних краях он читает не постороннему мальчишке, пусть даже и другу, но своей потерянной, а ныне чудесным образом обретенной половинке.

И это чувство — обманчивое, конечно, но такое сладкое — побудило его на следующий день сразу после завтрака снова отправиться в архив. Тин был готов к мучениям и настроен на тяжкий труд, но все оказалось куда проще, чем он ожидал. То ли он успел свыкнуться с корявым почерком путешественника, то ли к моменту написания очередной зеленой тетради почерк Тарне Уаллиса чудесным образом исправился, но читать оказалось неожиданно легко, да и пыль в этот раз не особенно беспокоила. Конечно, Тин понимал, что перемены произошли в нем, а не в окружающей действительности, но предпочитал об этом не думать — просто потому, что тогда следовало бы признать, что он сейчас гонится за иллюзией и читать вслух придется Дину, а не пропавшей жене. А так... Он не врал себе — всего лишь позволил мечте быть. Такие мелочи!

Зато домой он возвращался как на крыльях — последняя тетрадь была прочитана и переписана, впереди его ждало уютное кресло, внимательный слушатель и... чуть-чуть мечты. Почему бы и нет?

Глава 13. Первые находки

Дин Рос

Дин было стыдно.

Во-первых, потому что умничала неуместно — и из образа своего мальчишеского выбивалась, хоть Тин и не заметил ничего, да и мысли высказанные были как будто не ее. Словно бы присвоила себе чужую мудрость, выдала за свою. Но вроде и не сказать не могла, слова буквально сами рвались наружу. Да и, признаться, эти мысли она полностью разделяла, пусть и не сама до них додумалась.

А во-вторых, и в этом она себе призналась не сразу, ей, оказывается, ужасно не хотелось, чтобы та девушка, которая так много значит для Тина, нашлась и заняла положенное ей место в его жизни. Место — ну чего уж там, надо быть честной хотя бы с собой, — которое Дин хотела для себя. И этот стыд был даже мучительнее, чем за присвоенную мудрость.

Получается, не успев сбежать от мужа, она влюбилась в совершенно постороннего парня? Но нет, если разобраться в собственных чувствах, это даже не влюбленность, просто ей приятно, что рядом есть человек, на которого можно положиться, надежное плечо. И ей просто хорошо рядом с Тином. И это ужасно эгоистично, потому что влюблена она на самом деле как раз в своего мерзавца-мужа. Именно его Дин представляет себе, когда лежит с повязкой на глазах и слушает мягкий голос Тина, зачитывающий увлекательные описания дальних чудесных мест.

С одной стороны, это здорово, когда глаза закрыты и можно дать волю воображению. Но оказывается, стоит позволить себе замечтаться, разум отдается игре, в которую вступает и тело. И у тела, как выяснилось, есть собственные желания, о которых Дин не то чтобы не подозревала до этого времени, просто ей никогда не приходилось испытывать их на себе. А тело откликается на мягкую вибрацию голоса, тело предает и... Стыдно.

Умом Дин понимала, что ничего ужасного с ней не происходит, наоборот, все естественно. Но было неловко, что рядом не тот мужчина, который должен быть, да и сама она в его глазах мальчишка. И это, наверно, к лучшему. Потому что...

Ах, не стоит даже предполагать, что могло бы случиться... А стыдно еще и потому, что ее тело помнит то, что разум предпочел бы забыть — просто чтобы сохранить себя, свою свободу. Дин всегда считала себя здравомыслящей. Ну, может, немного излишне импульсивной, но тем не менее. И тем более диким казалось ей предательство тела, которое стремилось возобладать над разумом.

Дин закусила губу, пытаясь справиться с эмоциями, и заставила себя вновь вслушаться не в звучание голоса, а в смысл произносимого. И вовремя.

— '...Местные жители называют озеро Зеркальным. В самом названии нет ничего удивительного — гладкую водную поверхность часто сравнивают с зеркалом. Однако легенды, которыми овеяно это место, заставляют задуматься о том, что свое имя озеро получило неспроста. Говорят, будто бы весной, в равноденствие, на границе дня и ночи, над озером встает настоящее зеркало. Кому повезет, увидит в нем лишь свое отражение и благополучно вернется домой, другому же откроется через это зеркало вход в иное место, которое манит смертного, но войти в него трудно, почти невозможно, ибо вход охраняет страж, требующий имени, которым запечатана дверь, и жертвы. Если смельчак не знает имени и не имеет при себе того, чем может откупиться от стража, то погибает в муках или утрачивает разум... Рассказы местных не столько напугали меня, сколько заинтриговали, и я решил, что непременно должен попасть к чудесному озеру, чем бы мне это ни грозило. Увы, дорогу туда мне найти так и не удалось. Я тщетно скитался по лесу, потеряв счет времени, и вышел обратно к людям спустя семидневье. Тайна Зеркального озера так и осталась для меня тайной'.

'Дару твоему сродни', — вспомнилось Дин. Куда уж роднее, когда речь идет о волшебных зеркалах. Вот только от подобного волшебства хочется держаться подальше... Стражи какие-то, жертвы, безумие, дорога, которую не найти. Неужели бывает счастье, ради которого можно решиться на такой путь? Страшно.

Но еще страшнее, наверно, прятаться от своей судьбы. И — мыслишка стучала в висках — кто знает, сможет ли она снова стать собой, если не послушает лесного хозяина? А то ведь так и останется мальчишкой для всех вокруг. Это ли счастье, которого она ищет? Пожалуй, все-таки нет.

— Дин? — в голосе парня тревога. — Что-то случилось?

— Случилось? Нет, — Дин нервно хихикнула. — Или все-таки случилось?.. Кажется, это то самое место, в которое мне предстоит отправиться.

— Зеркальное озеро? Через две страны, одна из которых — Фирна, в которой не жалуют чужаков и особенно — магов? Ты с ума сошел! — выдохнул Тин. — Скажи, кто-то требует этого от тебя? Заставляет? Не может быть, чтобы по собственной воле...

— По собственной, по собственной, — криво усмехнулась Дин, — можешь не сомневаться. По крайней мере, цель — ради которой все это затеяно — моя. Мне это нужно.

Ох, еще бы самой верить в то, что говоришь! А в голове — беспокойные танцы. Не мыслей даже, а обрывков — неоконченных, бессвязных, болезненных.

— Тин... Ты не мог бы? Мне нужно побыть... одному.

На самом деле Дин вовсе не была уверена, что одиночество — это то, в чем она сейчас нуждается. Просто при Тине она не могла позволить себе вскочить и бегать по комнате, слепо натыкаясь на мебель и ругаясь шепотом неуместными для девушки ее происхождения словами. Впрочем, и для юноши тоже — так принято считать. Хотя безвестный мальчишка из пограничного городка где-то на юго-западе мог бы, наверно, еще и не так.

И трясущиеся руки показывать другу было совсем ни к чему. Вот если бы она могла сейчас взять и рассказать ему честно обо всем... Но отчего-то Дин была уверена, что для правды о себе время еще не пришло. И придет нескоро. К этой необъяснимой уверенности примешивался страх потерять друга, делая ее непоколебимой. Нет уж, свою тайну она будет оберегать до последнего. Пусть неправдой, но получит немного любви и тепла, ей не предназначенных. А с совестью она уж как-нибудь договорится.

А Тин, оказывается, там, за дверью, психовал ничуть не меньше — стоило Дин справиться с собой и снова улечься в постель, потирая ушибленные в неуклюжих слепых метаниях места, как он снова постучался в дверь, как будто только и ждал этого момента. А может, и ждал. Прислушивался с тревогой, стоя под дверью... По крайней мере, Дин нравилось думать об этом.

— Что ты надумал? — спросил парень прямо с порога.

— А что тут думать? — пожала плечами Дин. — Понятно, что я пойду, но не прямо сейчас, а к весеннему равноденствию. И подготовиться еще надо.

— Да уж, такое путешествие требует серьезной подготовки, — вздохнул Тин. — Нам надо маршрут продумать, прикинуть, каким транспортом добираться... Ты верхом умеешь ездить?

— Ты что, — опешила Дин, — планируешь отправиться со мной?!

— Неужели я тебя одного брошу?

— А как же... девушка, которую ты должен найти? Ты забыл о ней?

— Нет! Ни в коем случае. Просто я точно знаю, что должен идти с тобой. Ну... почти точно, — он смущенно улыбался, и Дин не видела, но слышала эту его улыбку.

'Значит, не вполне уверен', — подумала. С одной стороны, ей приятно было, что новый друг готов отправиться с ней на край света, с другой — Дин боялась, что он передумает. И тут же одергивала себя: можно ли тащить с собой в рискованное путешествие человека, пусть тебе даже очень хочется его общества? Тем более, мага — в Фирну! Но ведь и Лесной говорил, что в путь надо брать того, кто сам предложит... Как все запутано! И поди разберись, где голос разума, а где писк испуганной девчонки, которая не готова... Да ни к чему не готова!.. И уж тем более — отправляться на край света в одиночестве.

— Но вообще-то я не о маршруте, хотя это тоже важно, — наконец собралась с мыслями Дин. — Просто мне нужно еще кое-какими сведениями разжиться, прежде чем пускаться в путь.

— Какими?

— Буду искать наставления... фиолетовые, — Дин хихикнула.

— Какие-какие?

— Фиолетовые наставления о чаше весеннего равноденствия.

— Ты не поверишь, Дин, но я прямо сейчас тебе расскажу, где их можно найти.

— В академической библиотеке?

— Совершенно верно.

— И что, вот так просто? Никаких архивов, к которым не всех допускают?

— Вот так просто. Хотя я ума не приложу, зачем они вообще могут кому-то понадобиться, кроме как ради того, чтобы подивиться старинным суевериям.

— М? — изумилась Дин.

— Это сборник всяких диковинных обрядов под названием 'Народная магия. Наставления к применению'. Большей частью — чушь несусветная.

— Не все, о чем мы не знаем, непременно чушь, — Дин немножко обиделась на такой пренебрежительный отзыв — все же она была уверена, что дурного Лесной житель ей бы не посоветовал.

— Да, — неожиданно согласился с ней Тин, — да, ты прав. За последнее время я несколько раз столкнулся с тем, что еще недавно считал выдумками. Так что мне стоит быть поосторожнее в высказываниях.

Тин Ари

Дин выздоравливал быстро, Тина это и радовало и пугало одновременно, потому что хотелось подольше подержать друга дома, в безопасности. Но мальчишку и с повязкой-то на глазах было не уговорить лежать в постели, а уж когда он прозрел, так и вовсе стал рваться на волю — и это несмотря на то, что магистр Видар отчетливо заявил, что не желает видеть Дина на работе до полного выздоровления. Но даже известие о том, что болеть можно с сохранением жалования, не слишком способствовало удержанию Дина в четырех стенах. Собственно, хватило этого всего лишь на день, а потом мальчишка, умоляюще заглядывая другу в глаза, каким-то немыслимым образом уговорил-заморочил его, вытащив на прогулку.

Сначала заглянули в управление правопорядка. Там, убедив следователя, что его глазам это не повредит, Дин умело набросал пару портретов преступника, каким он его запомнил — сначала в компании приятелей у ворот университета, потом в библиотеке, на фоне уходящих вдаль книжных полок. И еще один — под другой личиной, в ночь убийства. Портреты, на первый взгляд довольно схематичные, вышли на удивление живыми и убедительными, так и казалось, что вот-вот парень на листе тряхнет плечами, освобождаясь от бумажных пут, и шагнет в кабинет мита Лениса.

Следователь тепло поблагодарил мальчишку, и Тин мимоходом подивился, как резко поменялось отношение мита Лениса к Дину после той беседы за закрытыми дверями — от колюче-ядовитого и полного подозрений к мягкому и заботливому. Это было... странно. Но и отрадно, потому что теперь не надо было больше думать, как защитить друга от следователя, раз уж эти двое нашли общий язык.

— Ну, теперь ты можешь быть спокоен за меня! — удовлетворенно заявил мальчишка. — Портрет я нарисовал, так что убивать меня больше смысла нет.

— Ага, — хмыкнул Тин, — только преступник об этом пока не знает.

Дин помрачнел, но только на несколько мгновений, а потом снова расцвел в улыбке:

— Значит, надо всем об этом рассказать! Чтобы до него слухи дошли.

Мит Ленис, кабинет которого они пока не успели покинуть, закашлялся.

— Вы бы все-таки поосторожнее, — попросил он, справившись с дыханием, — не уверен, что это хорошая идея.

— А вы, мит следователь, — не удержался от ехидного замечания Тин, — лучше бы рисунки откопировали да в разных местах припрятали — не ровен час сопрут. У вас же тут всякое случается, — и, не дожидаясь реакции хозяина кабинета, выволок Дина в коридор и закрыл дверь.

— Ну и зачем ты так? — с укоризной спросил Дин.

— Ну... — не нашелся с ответом Тин.

Не то чтобы он сразу устыдился, но некоторую неловкость почувствовал — словно этот мальчик вдруг оказался его совестью. 'С ума сойти, — хмыкнул мысленно Тин, — как это мы так долго существовали по отдельности!' Но ни злости, ни раздражения от этого открытия он не испытывал. А задирать мита Лениса и впрямь было глупо и некрасиво, нельзя не признать.

Чересчур активная совесть не ограничилась исполнением своих прямых обязанностей, а потащила Тина в библиотеку. Зачем? Ну разумеется, за 'фиолетовыми наставлениями'! А на замечание о том, что вообще-то глаза болящему стоит поберечь и книжки читать пока рано, последовал уверенный ответ: