Все пути мира

Уйти? Ну что ж, она уйдет, как и планировала изначально. А то, что она позволила себе усомниться, а потом испытать разочарование, отправится в копилку опыта, пригодится в жизни.

Теплая ванна придала Дин бодрости и окончательно восстановила пошатнувшееся душевное равновесие. Всегда легче, когда последние сомнения исчезают и точно знаешь, что нужно делать дальше.

Костюм, который Дин извлекла из сундука с не разобранными пока вещами, был не совсем мужским, но по-мужски удобным — свободная блуза, куртка, бриджи и сапожки, и выглядела она в таком одеянии куда лучше, чем в традиционных женских тряпках. Если волосы обрезать — так и вовсе от мальчишки не отличишь... наверно. Но волосами заниматься Дин не рискнула, все же это требовало определенного навыка. В свое время Дин немало тренировалась на куклах, однако на себе экспериментировать пока не пыталась.

В добротном заплечном мешке, кроме смены белья, нашла свое место доставленная горничной снедь, упакованная в несколько слоев салфеток. Морс пришлось перелить из кувшина во флягу. Дин взвесила мешок в руке и вздохнула: тяжеловат получился.

Путешествия все-таки хороши, когда ты можешь позволить себе комфортные условия и не стеснен ни в средствах, ни в остоятельствах. Денег у Дин было совсем мало — пару раз перекусить в не слишком дорогом заведении да разок переночевать в пути, когда мечта о горячей ванне возобладает над голосом разума. А о том, чтобы нанять экипаж, мечтать и вовсе не приходилось...

Теперь следовало придать своим действиям законную форму. Специальная бумага, изобретение одного столичного мага-вещевика, давала силу заверенного документа любому волеизъявлению, которое на ней изложено и скреплено подписью. Стоила бумага баснословно дорого и хранилась в кабинете отца, в запертом ящике стола. Дин когда-то ухитрилась стащить пару листов, просто на всякий случай, и теперь радовалась собственной предусмотрительности.

Волю свою она изложила скупо, по-деловому, в нескольких предложениях, и, поставив последнюю точку в своей короткой супружеской жизни, размашисто расписалась и выложила свое послание на подоконник в гостиной — так, чтобы оно не сразу бросалось в глаза, а только если начнут искать целенаправленно. Рядом пристроила обручальное кольцо. Оставлять его было чуточку жалко. Не потому что дорогое, просто красивое — с изящным цветком, украшенным бриллиантами трех цветов. Но — надо. Если уж оставлять за спиной прежнюю жизнь, то целиком.

Оставался последний штрих — чуть-чуть волшебства, того самого, которое не магия, чтобы беглянку подольше не искали. И от магического поиска, и от собачьего нюха можно защититься только одним способом — перейти через текучую воду. Дин примерно представляла себе, в какой стороне искать реку, но не знала, насколько это далеко, а потому решила подстраховаться, дать себе побольше времени.

Договориться с зеркалом в спальне было несложно, оно откликнулось мгновенно, и через несколько минут любому человеку, заглянувшему в комнату, показалось бы, что ее обитательница сидит у туалетного столика, разглядывая свое отражение. А что молчит и не откликается, так женщине позволительно быть задумчивой и рассеянной после первой ночи с мужчиной.

Конечно, к полудню чары рассеются, но больше Дин и не надо. Она успеет.

Глава 3. Бегство

Арлая Динэя тон Аирос

Дом ей удалось покинуть удивительно легко, словно сама судьба позаботилась о том, чтобы никто не встретился по дороге, не помешал, не вынудил прятаться и пережидать.

Тем не менее, стоя у ворот, словно на границе двух миров, девушка замерла, прислушиваясь к собственному сердцу. Что она делает сейчас? Бежит, даже не попробовав принять бой и оставляя врагу богатую добычу? И решила для себя: нет, не так. Иногда, чтобы убежать, нужно куда больше мужества, чем для того, чтобы остаться. Бывает, бегство — это просто иной способ сражаться. И, вдохновленная этим осознанием, шагнула за ворота.

Правда, тут же снова остановилась, пытаясь понять, в какую сторону двигаться. Конечно, она училась ориентироваться по звездам, но книжная премудрость хороша, если она подкреплена практическим опытом, а вот его-то как раз у Дин и не было.

Получилось. Пусть не сразу, но ей удалось определить, где восток, а где север, и выбрать нужное направление.

Конкретной цели Дин перед собой не ставила. Самое главное — река, а на другом берегу можно будет принять какое-то решение. Вариантов не так уж много: либо бежать за границу, но для этого хоть какие-то деньги нужны, да и с языками у нее слабовато, либо, если уж оставаться в Велеинсе, податься в Стекарон. Ибо где лучше затеряться маленькому человечку, как не в большом столичном городе? Другое дело, что это предсказуемо и скорее всего ее будут искать именно там.

Не то чтобы Дин боялась, что ее свяжут и потащат силком обратно в дом Аиросов, но... Кто знает, что взбредет им в голову? Непохоже, чтобы старый советник был так уж заинтересован в ее приданом. Какие-то дела с отцом? Дин могла себе представить, что отец стремился к этому союзу, чтобы его старший отпрыск получил поддержку в продвижении на государственной службе, но какой интерес у Аироса? Может ли быть, что ему зачем-то нужна именно она сама, Динэя? И если это так, то он сделает все, чтобы вернуть в дом беглую невестку. Подставит, например, так, чтобы у нее другого выхода не было, кроме как просить о покровительстве могущественных родственников мужа. Да мало ли что придумает — у высокопоставленного чиновника много возможностей, он и закон умудрится себе на пользу вывернуть.

Конечно, обо всем этом следовало задуматься пораньше. Но... как-то не нашлось времени. А еще, признаться честно, она до почти до последнего надеялась, что этого решительного шага удастся избежать. Ну мало ли, может, выяснится, что муж не так ужасен, каким показался по первому впечатлению, и с ним можно будет договориться. Эта надежда всколыхнулась, воспрянула почти из небытия, когда они были этой ночью вдвоем, когда весь мир за пределами спальни вдруг перестал существовать, утратил свою важность, а значимы оказались только прикосновения, сбивчивое дыхание в темноте, неразборчивый шепот...

Нет, Дин не почувствовала ничего такого, о чем читала в книжках, разве что самую малость. И уж точно она не собиралась придавать ощущениям тела такое значение, чтобы они могли повлиять на ее решение, но все же, все же... Тогда казалось, что рядом с ней совсем другой человек, которому нет дела ни до ее внешности, ни до того, что брак этот был фактически навязан им обоим.

Эта иллюзия рухнула, едва не придавив Дин своими обломками, но сейчас ей отчего-то было жаль — не себя и не своих несбывшихся надежд, а этого парня, который мог стать, но так и не стал ее мужем, ее другом. Словно это не она, а именно он потерял что-то важное, даже если до сих пор и не понял этого.

Но, жаль или не жаль, а возвращаться теперь было бы глупо и бессмысленно, да и уйти Дин за этими размышлениями успела достаточно далеко, благо она неплохо видела в темноте. С ночным зрением ей повезло — то ли и правда сказочная древняя кровь, то ли какая-то личная особенность, но Дин всегда неплохо удавалось прятаться в подземельях дома, когда приятелям старшего брата взбредало в неумные головы поизмываться над 'мелкой уродиной'. Преследовать девчонку в темных переходах никто не решался.

А вообще-то идти ей нравилось. Было, пожалуй, трудновато с непривычки, но само ощущение пути дарило радость сердцу и рождало надежду в глубине души. Дин смутно представляла себе, что ждет ее в конце этого пути, но точно знала, что хочет оставить позади: наглых и злых мальчишек, которые так и норовят загнать кого-нибудь в темное подземелье.

Река показалась уже на рассвете, когда Дин едва переставляла ноги от усталости. Неширокая и неглубокая, но весьма бурная, она вызвала у девушки закономерные опасения: легко прыгать с камня на камень, когда ты бодра и полна сил, но после столь долгой ночи уверенности в своих силах у Дин не было. Но и другого выхода Дин тоже не видела, перебираться на другой берег так или иначе надо.

Осторожно ступила на ближайший валун, примерилась — вроде устойчиво, но прозрачная волна плеснула поверх камня, напоминая о ненадежности пути. Дин вздохнула — и шагнула еще раз... и еще. Спустя всего несколько прыжков сапоги промокли на сквозь, зато тело как-то приноровилось сохранять равновесие, выработало свой ритм, и Дин казалось, что она не прыгает даже, а перелетает с камня на камень, чуть сгибает ноги в коленях после каждого приземления, потом выпрямляет пружинисто — и летит дальше. Ей это даже нравится начинало... до того момента, когда прозрачная вода пронесла-проволокла мимо каменной гряды что-то живое, отчаянно трепыхавшееся, и не разберешь, человека или зверя. А Дин и не пыталась разобрать, даже подумать ничего не успела — рванулась, сама чуть следом не бултыхнувшись, сцапала пальцами за что попало и потянула. Река добычу отдавала неохотно, но Дин все же удалось втащить к себе на валун несостоявшуюся жертву водной стихии. Жертва засипела, закашлялась, а потом, разогнувшись, подняла благодарный взгляд на свою спасительницу, и Дин увидела, что это вовсе не зверь. А кто? Человек вроде бы, но какой-то странный — маленький, остроносый, широкоротый, облаченный в пестрые лохмотья. Но глаза вполне разумные.

— Благодарю тебя, спасительница, — прохрипело существо.

— Дальше сам сможешь по камням? — с сомнением спросила Дин.

— Справлюсь, — криво усмехнулся собеседник, — тебя больше не обременю.

— Да я не... — попыталась оправдаться Дин, но человечек только махнул рукой и прыгнул вперед, на следующий камень А Дин — за ним.

До берега они добрались совсем скоро, недалеко оказалось, а потом оба рухнули рядом, словно вода последние силы отобрала, но рухнули — счастливые. Смеяться не могли, но улыбались вовсю, глядя друг на друга.

— Слуш, девуль, — проговорил, отдышавшись, человечек, — у меня тут жилище недалеко. Не откажешься от гостеприимства лесного отшельника?

— Не откажусь, — поразмыслив, решила Дин и с трудом поднялась на ноги — все же до предложенного приюта надо было еще как-то дойти.

Нежданный спутник привел Дин к неказистой лесной избушке, которая, впрочем, внутри оказалась куда больше, чем выглядела снаружи. Но сил раздумывать об этом странном явлении у беглянки не было, зато соломенный тюфяк в отгороженном латаной занавеской уголке манил так, словно только ради него она и проделала весь этот путь.

Райн Тинэус тон Аирос

Тин просыпался тяжело, медленно, словно всплывая из глубокого небытия, даже настойчивый стук в дверь и голос камердинера не сразу заставили его вернуться в этот мир. Но еще прежде голоса в пробуждающийся разум постучалось смутное воспоминание: словно жизнь успела как-то измениться... даже не жизнь, а он сам, и перемены эти были какие-то неправильные, тревожные, но в чем они состояли, Тин никак не мог осознать.

— Лей[2] Райн! — голос из-за двери все же пробился к сонному разуму. — Лей Райн! Лей советник требует вас к себе.

Дед? Что ему могло понадобиться в такую рань?!

Впрочем, на деле оказалось не так уж рано — солнце за окном близилось к зениту, и Тин мог только подивиться, что провалялся в постели столько времени. Мысли в голове ворочались лениво, тревога, ворвавшаяся в сознание при пробуждении, отступила куда-то в глубину, а потому Тин, не пытаясь строить догадки, умылся, оделся неспешно и оказался на пороге дедова кабинета лишь спустя двадцать минут.

Дед кинул на него пасмурный взгляд исподлобья:

— Яви-и-ился!

— Что-то случилось? — уточнил Тин.

Хотя мог бы и не уточнять: иначе с чего лею советнику пребывать в столь мрачном состоянии?

— Случилось, — откликнулся после некоторой паузы дед. — А что именно, я хотел бы узнать у тебя.

— У меня? — опешил все еще не до конца проснувшийся внук.

— Что ты вчера наговорил этой девочке? Что натворил? — дед вопрошал тихо, почти шепотом, однако чувствовалось, что он на грани гневного крика.

Девочке?.. Вчерашний день — как и все предыдущие — внезапно отчетливо всплыл в памяти и заставил Тина со стоном схватиться за голову. Казалось, все это время он просуществовал как во сне, наблюдая за событиями из какого-то дальнего закоулка собственного сознания, а за него жил, действовал, говорил кто-то другой. Какой-то чужак, отвратительный чужак, способный произнести слова, которые Тин никогда бы не... Но глупо прятаться от действительности — этим чужаком, этим чудовищем был он сам.

— Что случилось, дед? Что?!

Советник молча протянул внуку свиток.

Пальцы Тина дрожали, когда он разворачивал послание. Он боялся непоправимого — того, что могла бы совершить с собой девушка, униженная, оскорбленная, очутившаяся в чужом доме, где она никого не знает и не может рассчитывать ни на чью помощь.

Буквы расплывались, напрыгивали друг на друга, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем Тин взял себя в руки и смог прочитать написанное:

'Настоящим я, Арлая Динэя тон Аирос, в девичестве лон Варэн, отказываюсь от всех прав, которые мне дает имя супруга, и возвращаю Райну Тинэусу тон Аиросу данные им при заключении брака обязательства.

Арлая Динэя Варэн/Аирос'

Признаться, в первое мгновение Тин вздохнул с облегчением, дочитав эти слова: жива! Жива, а это самое главное, остальное поправимо... наверно. Вот только дед смотрит даже не с тревогой, а с какой-то затаенной болью и трет ладонью левую сторону груди, а значит, есть что-то, чего Тин попросту пока не осознал.

— Дед... Не томи, рассказывай уже, что тебя беспокоит.

Советник вздохнул, глянул на внука с укоризной, помолчал немного, но все-таки заговорил:

— Я начну издалека. Ты, надо полагать, знаешь, что до тебя у твоей матери родился другой ребенок, тоже мальчик, но не прожил и дня. Моя дочь Аленса — твоя тетушка — тоже носила дитя дважды, но первый ее сын умер спустя всего несколько минут после рождения. А вторых родов Аленса не пережила сама, оставив Лойна сиротой.

— Дед, какое отношение...

— Постарайся меня не перебивать. Все вопросы задашь потом... Если какие-нибудь еще останутся. Я сам был женат трижды. Первая моя супруга была крепкой женщиной, беременность ее протекала абсолютно нормально, но когда пришел срок, она родила мертвого мальчика. Едва оправившись после родов, она затребовала развода, потому что была уверена, что вторые роды не переживет. Я отпустил ее. И втайне надеялся, что если женюсь на другой, то все обойдется. Не обошлось. Сын — твой отец — остался, а жена умерла. Я не любил эту женщину, но тем горше переживал эту смерть — считал себя виноватым, словно намеренно принес ее в жертву. Моя третья жена подарила мне Аленсу, но других общих детей у нас не было. Словом, тебе, наверно, уже понятно, что речь идет о событиях, повторяющихся в нашем роду из поколение в поколение. Наши первенцы не выживают, вторые сыновья, приходя в мир, отнимают жизнь у своих матерей. Дочери, конечно, рождаются, но и их ждет участь женщин нашего рода. Поговаривали, что это какое-то проклятье, но никто не знал, откуда оно пошло и в чем именно заключается. После смерти второй супруги я, снедаемый чувством вины, начал искать причины, в надежде хотя бы моих потомков уберечь от потерь. Увы, я потерял двух внуков, невестку и дочь, прежде чем докопался до записок одного из предков, жившего более четырехсот лет назад. Эта потрепанная тетрадка пролила немного света на давнюю загадку. Человек, недавно потерявший жену и оставшийся с маленьким сыном на руках, писал о событиях, случившихся еще до его рождения, и знал о них не слишком много — только то, что его отец нанес обиду женщине, вроде бы вступил с ней в связь, сулил счастье, а женился на другой, равной по происхождению. Любовница его на тот момент была беременна. Известие о предательстве возлюбленного спровоцировало преждевременные роды, в результате которых родился мертвый ребенок, да и сама женщина оправиться после этого так и не смогла. Вину за это она возложила на бросившего ее мужчину и на смертном одре прокляла его род.