Все пути мира

Дин примерился, размахнулся и выплеснул остатки своего зелья в лицо стражу. Густая коричнево-зеленая кашица неопрятным пятном разлилась по зеркальной физиономии. Огромные губы разомкнулись, блестящий язык слизнул варево с подбородка, раздалось что-то вроде удовлетворенного причмокивания, а Дин заговорил:

— Именем Ясноликого, Создателя всех и всего, отца созданиям своим затворено, именем Ясноликого, Создателя всех и всего, отца созданиям своим отворяю!

После этоих слов страж попятился и влился обратно в зеркало.

Несколько мгновений ничего не происходило, а потом зеркальная поверхность вновь заколебалась и словно бы разошлась — как занавес, — открывая взору путешественников совсем другое место, где солнце еще только начинало клониться к западу. Широкая дорога петляла меж холмов и исчезала за горизонтом, маня за собой.

Дин оглянулся. На прощание, понял Тин. И вспомнил о том, что за прошедшие полчаса успело вылететь у него из головы.

— Вот, возьми, — Тин сунул мальчишке в руке письмо — то самое.

Спроси его кто тогда, зачем он это сделал — он не смог бы объяснить. Но был уверен, что так надо. Для того и писал. Дин, что удивительно, тоже ни о чем не спросил, принял как должное. Просто кивнул согласно и сунул конверт за пазуху. А потом шагнул в начало дороги.

Тин потянулся было за ним, но его зеркало не пропустило. Нет, он не ударился лбом о твердую поверхность, просто что-то предупреждающе обожгло вытянутую вперед руку, так что сразу стало понятно: туда ему хода нет.

А Дин снова обернулся, преображаясь на глазах. Каштановая шевелюра потемнела и упала на плече черной волной — только солнечные искры, как и прежде, сверкали в кудрях. И глаза — те самые, в которых он неоднократно тонул. Даже странно, как он мог раньше не догадаться. Дин... Динэя... А может, и догадывался, недаром же их отношения и совместное путешествие казались ему столь... уместными. Но догадка эта была столь странной и дикой, что он просто не допускал ее до сознания. Тоска сжала сердце.

— Нет, — произнес он одними губами, беззвучно, а потом еще раз, уже вслух: — Нет!

И увидел — угадал, как она говорит то же самое слово. До него дошло, что сейчас она тоже видит его настоящим, без личины — ведь они по разные стороны зеркала. А еще он понял, что она не держит на него зла. Ни как на мужа, ни как на друга, который все это время скрывал правду... как и она сама.

Дин сделала шаг назад, но, видно, и обратно было уже невозможно пройти. По щеке девушки сбежала слеза.

Тин качнулся к ней и проговорил, отчетливо артикулируя:

— Я люблю тебя, — и понял, что сам верит в эти слова.

И она ответила беззвучно:

— Я вернусь. А потом все кончилось. Только озеро в последних сполохах догорающего заката, и он сам на берегу. В одиночестве.

Тин бессильно опустился на камень и вопросил — то ли самого себя, то ли те высшие силы, которые сыграли с ним такую злую шутку:

— И... что дальше?

'А дальше — сами', — ответил голос в голове.

ЧАСТЬ III. Навстречу друг другу

Глава 1. По ту сторону зеркала

Дин

На этой стороне не было никакого озера — просто впадина между холмами, заполненная густым белым туманом, который на глазах у Дин осел и впитался в землю.

И надо было, наверно, думать, что делать дальше, но она все стояла и смотрела на то место, где больше не видела пути назад.

Потом очнулась, позвала мысленно: 'Лесной, эй, Лесной!..' — однако отклика не получила. Тишина в том месте внутри нее, где она с некоторых пор почти всегда, стоило прислушаться к себе, ощущала присутствие своего покровителя, была абсолютной. Словно его и не было никогда. Как и Тина, кем бы он ни был на самом деле. И Стекарона, и академии с библиотекой...

А была ли сама Дин? Та девочка, которая спасалась от мира среди книг? Та девочка, которая вышла в большой мир, когда пришло ее время? И вышла, и совершила многое из того, что было назначено, чтобы найти свое счастье или хотя бы понять, в чем оно заключается.

В этот самый миг Дин и осознала, в чем оно, ее счастье. Вернее, в ком. Наверно, стоило пройти такой долгий путь, чтобы понять это. Но... стоило ли это понимание утраты? Стоило ли оно тех обжигающих слез, что подступают сейчас к глазам? Вопрос без ответа. А слезы — вот они, и их уже не сдержать.

Дин не знала, сколько она просидела там, давясь слезами, но солнце еще стояло достаточно высоко, когда она, вынырнув на мгновение из своего горя, ощутила рядом чье-то присутствие. Чужое.

Вздрогнула, обернулась. За ее спиной, шагах в десяти стояла дама: небольшого росточку, едва ли выше самой Дин, в многослойном наряде, какие Дин видела разве что на картинках в старинных книгах. И не жарко ей? — подумалось.

А еще дама была некрасива. Чудовищно некрасива, на взгляд Дин. Но при этом держалась и смотрела так, словно была уверена в собственной неотразимости. Кроме того, у дамы были необычные уши — со слегка заостренными кончиками, поросшие по верхнему краю пушистой шерсткой. Очаровательные ушки. Но только сами по себе — своей хозяйке они очарования ничуть не добавляли.

Дама Дин не понравилась. Совершенно. Было в ней что-то... чуждое. Хотя — об этом Дин догадалась сразу — по крови совсем уж чужими они не были. Едва ли родня, но точно из древних.

— Наплакалась? — участливо спросила дама.

То есть, вероятно, она сама полагала, что спрашивает с участием. А получилось — снисходительно и даже с оттенком презрения. И от этого антипатия Дин к пришелице многократно возросла. Хотя, конечно, пришелицей здесь была как раз Дин, и пока она не поняла, где оказалась и с кем ей предстоит столкнуться, лучше бы держать свои чувства при себе и делать вид, будто приняла старательно выдержанные интонации дамы за чистую монету.

— Да как сказать... — неопределенно ответила Дин.

— Что ж, — проговорила дама, — как бы то ни было, а ты уже здесь. А раз ты здесь, значит, сюда и стремилась. Так что хватит лить слезы, и пойдем туда, где тебе будут рады.

— А обратно никак нельзя? — осторожно осведомилась Дин.

— Обратной дороги нет, — отрезала дама.

Она все еще ласково улыбалась, но в ее голосе приязни не осталось вовсе, словно ей уже надоело притворяться и снисходить к собеседнице.

— Значит, меня ждут? — уточнила девушка.

— Разумеется, — отозвалась дама, — и я вызвалась встретить тебя и проводить.

— А откуда?..

— Тебе все объяснят, не стоит тянуть время. Иначе нам придется возвращаться в темноте, а это не слишком приятно.

Как оказалось, за ближайшим холмом струилась, убегала за горизонт дорога. Для незваной, но, как выяснилось, не слишком неожиданной гостьи, было приготовлено и средство передвижения по этой дороге — легкая открытая коляска с запряженной в нее парой тонконогих лошадок.

Правила дама сама. Впрочем, лошадки почти и не нуждались в ее указаниях: бодро цокали копытами, не то что бы медленно, но и не слишком быстро, позволяя гостье, которая уже действительно наплакалась и теперь только хлюпала чуть слышно (по крайней мере, ей так казалось) сопливым носом, любоваться окрестностями.

Поначалу, впрочем, любоваться было особенно нечем: холмы и холмы, только неровная кромка леса у самого горизонта. Но когда они въехали в лес, стало интереснее, поскольку Дин обнаружила, что травы и деревья здесь не слишком отличаются от тех, что произрастают в ее родных краях, и ничем не напоминают растительный мир Талвоя, который Дин покинула не больше пары часов назад. Вопросы неприятной попутчице Дин задавать не стала, решив, что после во всем разберется.

А потом лес кончился, и местность по другую сторону от него разительно отличалась от той, что Дин видела прежде: вместо холмистой равнины, которая, на поверхностный взгляд, не носила следов присутствия разумных существ, этот край выглядел обжитым — распаханные поля, аккуратные домики крохотных поселений, скорее хуторов, чем деревень... А еще дальше был город. Его Дин скорее угадывала издалека, чем на самом деле видела. И по мере приближения все более недоумевала.

Город оказался не совсем городом, он походил на гигантский дворец, который в ходе истории прирастал все новыми зданиями и пристройками — разноразмерными, разностильными, каждое из которых претендовало на звание дворца во дворце, судя по тому, с как пышно были убраны фасады. Впрочем, по размеру ни одно из них не превосходило собственно дворец, к которому лошади принесли Дин с ее провожатой спустя полчаса плутания по узеньким улочкам, перекрытым арками и переходами, тесным, но безлюдным... Хотя Дин все время казалось, что за ней наблюдают — незаметно, из-за занавесок и ставней. Возможно, так оно и было — вряд ли в этом городе-дворце чужаки были привычным явлением.

— Куда теперь? — растерянно спросила Дин, когда они очутились в полумраке старинного строения.

Они вошли во дворец не через центральный вход, а объехали кругом, чтобы нырнуть в неприметную дверцу с молчаливого одобрения стража, чье лицо было прикрыто маской.

— Теперь, милочка, я вызову слуг, чтобы тебе подобрали соответствующие статусу покои...

— А какой у меня статус? — озадачилась девушка.

— Пока, — дама с нажимом произнесла первое слово, — ты гостья ее величества. А там уж все зависит от того, какое впечатление ты произведешь на королеву. Она примет тебя завтра утром.

— Понятно, — кивнула Дин.

Ни спорить, ни задавать лишние вопросы ей не хотелось. А хотелось остаться наконец в одиночестве, доплакать недоплаканное, додумать недодуманное... Или все-таки лучше не пытаться додумывать, пока она не разживется свежей информацией? А то неизвестно, куда могут завести мысли и как потом оттуда выбираться, если окажется, что все совсем не так, как она себе нафантазирует.

Дама меж тем окинула Дин внимательным взглядом, наморщилась, словно только теперь ее разглядела и нашла увиденное неудовлетворительным, и разродилась вопросом-утверждением:

— Надо полагать, подходящего для аудиенции у королевы наряда у тебя не найдется?

— Полагаю, нет, — согласилась Дин. — Прежде чем попасть сюда, я долгое время провела в пути, и одежда у меня соответствующая — мужская. Да и та уже не в лучшем состоянии.

О том, что все последние месяцы у нее не только одежда была мужской, но и сама она пребывала в образе мальчика, Дин благоразумно решила не упоминать. Мало ли что...

— Я распоряжусь, чтобы тебе подобрали что-нибудь, — резюмировала дама, развернулась и... ушла, оставив Дин в полнейшем одиночестве в полумраке пустого помещения.

Дин постояла немного в растерянности и обиде, потом чувства отступили, а вместо них навалилась чудовищная усталость. Тело вдруг вспомнило, что там, откуда Дин ушла, давно глубокая ночь, если уже не утро подступает, а она до сих пор не ложилась. Ноги налились тяжестью, значительно полегчавшая после ритуала на озере поклажа начала вдруг давить на плечи...

Дин помялась немного, постояла, переступая с ноги на ногу, но никто не шел ее спасать, никакие слуги не появились, и она сначала присела на корточки возле стены, а потом и вовсе сползла на пол. И задремала.

Разбудили ее голоса.

— И откуда она взялась, интересно? — девичий голосок, исполненный любопытства.

— Наверно, извне пришла, — отозвалась вторая девица.

— Ты что?! Разве оттуда можно сюда попасть?

Дин стало интересно, и она не спешила давать понять, что уже проснулась. Лучше послушать — может, она узнает что-нибудь полезное.

— Говорят, прежде случалось. Но в последний раз еще при бабке моей — она и рассказывала. И с чего бы еще этой пигалице выделили покои в западном крыле, в котором с тех самых пор никого и не селили?

— Да уж, — буркнула первая, — уж мы сегодня наломались, покуда эти комнаты в порядок привели. Вроде бы с виду все чистенько-аккуратненько, а коснись чего — пыль столбом встает, а уж запахи... словно затхлость всего Предела в одном месте собралась.

'Горничные', — решила про себя Дин. И не ошиблась, разумеется.

— Ну так что, будить-то ее станем? — поинтересовалась вторая. — Или оставим как есть?

— Ты что?! — возмутилась первая. — Разве можно? Узнает кто — попадет. Велено же было: гостью в покои провести и помочь устроиться.

— Ох, кто б мне помог устроиться на ночь! Да я бы и сама справилась, только позвольте, — проворчала вторая горничная и с этими словами легонько тронула Дин за плечо.

Дин вздрогнула — не намеренно, просто не ожидала прикосновения — и открыла глаза. Над ней склонились два женских силуэта, но больше она ничего разглядеть в полумраке не смогла.

— Госпожа, — заговорил правый силуэт, и Дин определила по голосу горничную, которая настаивала на ее пробуждении, — мы пришли, чтобы отвести вас в ваши покои.

— Если вы, конечно, не намерены остаться здесь, — с изрядной долей ехидства пропел силуэт левый.

Правый силуэт дернулся и, кажется, заехал левому локтем в бок, раздалось сердитое шипение, после чего воцарилась выжидающая тишина.

Дин вздохнула, поднялась с пола и спросила сухо:

— Куда идти? — и подумала, что вряд ли ей стоит рассчитывать на дружелюбие горничных, даже той, первой, что вроде бы поначалу была настроена на доброжелательное любопытство.

Вот и Дин было любопытно: что за слова прозвучали, что за мысли они вызвали в головках девушек, что отношение их к гостье превратилось из заинтересованного в прохладное. Ведь не сам же факт хлопотной уборки в заброшенном крыле так на них подействовал? Вроде бы горничным не привыкать к подобной работе... Да и настроение их поменялось позже, уже во время разговора над 'спящей' Дин.

По дороге горничные не говорили ни слова, только переглядывались время от времени да открывали перед гостьей очередную дверь. Дверей этих, а также лестниц и коридоров было столько, что Дин едва ли самостоятельно нашла бы дорогу назад. Но помещения по пути становились все просторнее, и Дин догадалась, что из служебного крыла они попали... ну, наверно, в гостевое.

Света, чтобы разглядеть какие-нибудь подробности, не хватало — за окнами уже сгустилась вечерняя темнота, а освещено западное крыло (а может, и не только оно) было весьма скудно, и у Дин — не в первый раз уже за время путешествия по дворцу — возникло ощущение, что это все нарочно, чтобы она не смогла отсюда выбраться, даже если захочет. Глупо, конечно, но... весь этот трудный день, омраченный потерей и ее осознанием, потом встречей с той неприятной особой, что доставила ее сюда, да еще настороженным отношением к ней горничных, перед которыми она точно не успела ничем провиниться.... Все это заставляло нервничать и поглядывать по сторонам с подозрением.

'Не доверять никому!' — решила про себя Дин.

Впрочем, предоставленные ей покои оказались вполне уютными, от запаха затхлости их успешно избавили еще до появления гостьи, постель застелили свежим бельем, в купальне ожидала ванна с горячей водой... а за спиной одобрительно осматривавшейся Дин стояли напряженные горничные в ожидании распоряжений.