Все пути мира

Оказалось, работать со смертью ничуть не сложнее, чем с любой другой стихией, только силы для этого приходилось брать изнутри, из собственного тела, потому что смерть не была столь щедро разлита в окружающем пространстве, как прочие силы.

Аккуратно потянул Тин за нить, привлекая обратно к телу то невидимое, что стремилось его покинуть, обвил смерть вокруг жизни, которую продолжал удерживать целитель... и остался стоять у стола, не испытывая больше никакого отвращения, словно преодолел некий барьер.

Старший целитель, будто не замечая происходящего, доделал свою работу и только потом, когда пациент был уже вне опасности, позволил себе поднять голову и вопросить, пряча растерянность за строгостью:

— Что это было?

— Магия смерти, — признался Тин, — та самая, которую я исследую.

— Магия смерти, которая спасает жизнь, — в удивлении пробормотал помощник целителя. — Я даже представить себе не мог, что такое бывает.

— Я тоже, — задумчиво вздохнул старший. — Много лет назад я присматривался к этим нитям, но нас учили не принимать их в расчет, потому что целитель работает только с жизнью. И это правда — я к ним даже прикоснуться не мог, не то что манипулировать ими. Но... это открывает такие перспективы! Надо только найти тех, кто в состоянии работать со смертью. Вы?..

— Очень трудно, — смутился Тин, — я смог, но это явно не моя стихия. Но наверняка найдутся маги, которые одарены в этой области куда больше меня, пусть даже их будет немного. Да много, наверно, и не надо?

Старший целитель счастливо улыбался. Похоже, он уже был далеко — в мечтах о том времени, когда на помощь целителям, магам жизни, придут маги смерти, способные удержать человеческую душу на грани и вернуть ее в тело.

Глава 7. Откровенный разговор

Дин

Рвение, с каким Дин принялась осваивать новое умение, могло бы удивить... даже ее саму, ту, прежнюю, которая не знала, каково это — всем сердцем рваться куда-то и искать возможность проложить туда путь. Теперь она не удивлялась. Да ей, по правде сказать, и некогда было удивляться, да и сил не оставалось на всяческие удивления и недоумения.

Зато были десятки, а потом и сотни комнат, которые следовало удерживать в памяти, чтобы переходить в них, не тратя времени на создание образа. Сначала Сертин водил ее по дворцу, потом однажды привел в мастерскую портнихи. Та охнула, когда они появились внезапно из зеркала, а потом расцвела в улыбке, узнав Сертина. И тут же принялась тараторить, рассказывая о какой-то девушке — кажется, бывшей ученице наставника. Выслушав с благосклонной улыбкой болтовню портнихи, Сертин подтолкнул к ней Дин и велел снять мерки. Понятно, что прокладывать путь, чтобы забрать новые наряды, отказаться от которых Дин не удалось, пришлось самостоятельно.

В другой раз учитель в самый что ни на есть обеденный час втянул Дин в просторный зал трактира, благоухавший дивными ароматами, а потом тут же вернул обратно в гостиную, пообещав накормить, если она сможет вернуться в трактир без его помощи. Смогла. К тому моменту память ее была натренирована достаточно, чтобы сразу выделять в обстановке самые важные детали, за которые можно зацепиться взглядом, а там уж и вся картина целиком всплывала.

Время от времени учитель устраивал Дин проверки, веля перейти в такое место, где она не была много дней. Пару раз они вдвоем навещали разных знакомых наставника, и везде он представлял ее как свою ученицу, но ни разу не упомянул о том, что она пришла из внешнего мира. Спасибо болтливым горничным, о причине Дин уже догадывалась.

Ничего конкретного, впрочем, она так и не узнала — вопросы задавать было некому, опасалась Дин проявлять интерес к этой теме. Но предположила, что в основе этих страхов перед чужаками из внешнего мира могло быть какое-нибудь предсказание... или условие, изначально заложенное при создании Предела. Такое бывает, Дин приходилось читать, что при творении большой волшбы, особенно если она предназначена для долгосрочного действия, закладывается некое условие. Вроде бы в целях сохранения равновесия. Правда, читала она об этом не в серьезных научных трактатах, а все в тех же легендах и преданиях, но... Часть из них уже оказалась правдой. Так почему бы не оказаться правдой и всему остальному?

Но все же ей не хватало знаний, не хватало откровенного разговора, в котором ей расскажут все то, о чем она сама может только догадываться. Иной раз ей казалось, что учитель уже готов к такому разговору, но потом он словно бы спохватывался, разве что не оглядывался через плечо, и разговора не случалось.

А Дин чувствовала, как растет напряжение, как оно требует развязки — и изнутри, потому что невозможно было и дальше пребывать в неведении, и снаружи, в тех незримых нитях, которые уже связали ее с наставником. И сам он, Дин не сомневалась, не мог этого напряжения не чувствовать.

Как выяснилось, она не ошиблась.

В тот день после очередного урока Сертин, выпроваживая ученицу из своей гостиной, негромко уронил ей вслед:

— Найди меня сегодня после обеда.

Именно так — 'найди'. Причем сначала Дин не придала значения этому слову, но когда подошла к зеркалу, представила почему-то не гостиную в покоях наставника, а его самого, столь отчетливо, будто бы он и в самом деле стоял перед ней. И — шагнула.

В первый миг ей показалось, что она попала куда-то не туда. Собственно, так оно и было, вместо гостиной Сертина — небольшая ниша, в которой, кроме зеркала, ничего и не было. От остального помещения нишу отделяла тяжелая портьера.

Дин уже собиралась вернуться обратно к себе, но ее остановили голоса. Два очень знакомых голоса, один из которых принадлежал наставнику, другой — королеве. И она осталась. Стояла за портьерой, затаив дыхание, готовая в любую минуту нырнуть в зеркало, и — слушала. Потому что с первых слов поняла, что предметом этого разговора является она сама.

— Сертин, милый, меня пугает эта девчонка, — всхлип.

— Мирэя, любовь моя, у тебя нет ни малейшего повода для беспокойства.

— Ты считаешь? — с робкой надеждой в голосе. — Но ты сам говорил, что она очень способная.

— Да, но у нее нет дара, который... считается опасным.

— Точно-точно?

'Ну прямо как маленькая девочка,' — подумалось Дин.

— Точно-точно, — снисходительная усмешка в голосе, — у нее дар противоположный, ты же сама знаешь, что они вместе никогда не встречаются.

— И все-таки я боюсь! — голос королевы падает до жаркого шепота. — Я чувствую, что мне надо ее бояться. Она может сломать... все сломать!

— Ну что ты, милая...

— Нет, ты послушай меня. Не надо ждать, пока она проявит себя, не надо. Тебе же это просто будет — всего лишь встретиться с ней взглядами в зеркале. И — поймать.

— Нет, — голос Сертина зазвучал напряженно, — даже не уговаривай. Я согласен пойти на это, если она совершит преступление.

— Но в прошлый же раз!..

— О прошлом разе я жалею до сих пор.

— Но ведь это совершенно не опасно! Ну подумаешь, забыла... Она потом была довольна новой жизнью.

— Была, — с горечью, — но она давно умерла.

— Ну и что? Они все умирают, рано или поздно. Только мы...

— Только она могла прожить собственную жизнь, а вместо этого жила чужую.

— Никто ее не заставлял!..

— Оставь, родная, наш разговор ведет в тупик. В любом случае, о принятии каких-то мер говорить рано, я внимателен и не допущу прежних ошибок.

— Уже... уходишь?

— Да, мне пора. А тебе стоит отдохнуть.

При этих словах Дин, забывшая уже, как дышать, спохватилась и сделала шаг назад, даже не давая себе труда сосредоточиться и представить нужную картинку. Она и без того знала, куда попадет — в гостиную наставника.

Ну а что? Он ее пригласил после обеда, она пришла. Ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знает... Или? Была все-таки мыслишка, которая не позволяла ей представить ситуацию именно так. Неспроста ведь учитель сказал 'найди' — она только теперь это осознала. Именно потому, что она искала его, а не представляла себе нужную комнату, ей и удалось попасть к нему и услышать... то, что услышала. И значит, это новый урок. И даже, пожалуй, не один, если учесть подслушанный разговор.

Справиться с волнением до возвращения наставника Дин не удалось. Да и как тут справишься, когда не знаешь, на какой мысли остановиться, кого бояться, а кого — не стоит.

Сертин вышел из зеркала спустя всего пару минут после Дин, пристально глянул ей в глаза, потом дернул за шнурок, отчего зеркало сразу закрылось занавесью, и шагнул к ученице:

— Много слышала? Впрочем, мог бы и не спрашивать, я засек тебя с первой минуты.

— Я так шумно дышала? — криво усмехнулась Дин.

— Нет, просто когда кто-то выходит на тебя через поиск, то внимание чувствуется, даже если человек еще не шагнул на зеркальный путь. Впрочем, по порядку.

— По порядку — это с того, что я... подслушала? — страшно почему-то уже не было.

— По порядку — это с того умения, которое ты сегодня в себе открыла — переходить не в заданное место, а к конкретному человеку. Вот его мы и станем тренировать в ближайшее время. Уверен, тебе это... пригодится. Запомнила, как это сегодня происходило?

— Да, — Дин никак не ожидала, что все пережитое выльется... вот в такой разговор, будто и нет повода для волнений.

Однако повод был. И оба они это знали.

— Я вижу, все же стоит начать с конца. Как ты понимаешь, я не зря предложил тебе 'найти' меня именно сегодня. Я чувствовал, видел, что ты готова к освоению этого искусства, и... знал, какого рода разговор меня ожидает.

— Значит, вы хотели, чтобы я его услышала?

— Разумеется.

— Из всего услышанного я поняла, что мне грозит опасность. И что ее величество почему-то опасается меня. Но я нуждаюсь в разъяснениях.

— Задавай вопросы. Я позаботился о том, чтобы сегодня никто не мог за нами наблюдать.

— Чего боится королева?

— Боится, что Предел — ее детище — будет разрушен.

— Ее? — вслух удивилась Дин, хотя уже начинала догадываться о чем-то подобном.

— Ее. Это была ее идея.

— Но... с тех пор прошла не одна тысяча лет.

— Да. Королева собственной рукой держит узел, который собрала. И живет так долго благодаря энергии путей.

— А вы?

— Я люблю ее. И она делится со мной этой силой, потому что тоже... любила.

— Любила? — ах, совсем не об этом она собиралась спросить.

— Она давно уже любит только эту силу, эту свою бесконечную жизнь, хотя это существование утратило всякий смысл много столетий назад. Сначала я поддерживал ее... потом жалел...

— А теперь?

— И теперь жалею. Но именно поэтому хочу, чтобы проклятый узел наконец развязался. Потому что Мирэя больна. Этой жаждой, этим страхом... Она давно уже не ходит зеркалами... да что там, она даже собственные покои почти никогда не покидает. Она ведет себя как избалованный ребенок, которому не важны ни чужие желания, ни чужие жизни. Когда-то это детское в ней умиляло меня, теперь пугает.

— Что вы такое сделали по ее приказу, о чем до сих пор жалеете?

Учитель вздохнул.

— Мой дар... у меня есть особый дар, если я встречусь взглядами с человеком в зеркальном отражении, то могу заставить его забыть о чем-то... или обо всем. Раньше этот дар применялся к тем, кто пережил что-то крайне неприятное, о чем лучше не помнить. Реже — к преступникам. У нас никогда не было тюрем, как у людей, мы предпочитали заставить преступника забыть о свершенном, о себе вообще, чтобы он мог начать жизнь с чистого листа. В другом месте, в другом окружении. Тогда... я впервые применил свой дар не по необходимости, а по капризу повелительницы моего сердца. Знал, что не прощу себе этого, но все равно сделал.

— Она была... такой же, как я?

— Она была другой. Но тоже пришла из внешнего мира. И очень хотела вернуться назад. Думала, раз узел у королевы, то можно попробовать выйти во внешний мир через зеркало в покоях ее величества. Ее поймали. Королева настояла на том, чтобы я лишил девушку памяти. Знаешь, как это бывает... человек смотрит мне в глаза, и постепенно из его глаз уходит понимание происходящего, они... пустеют. А потом закрываются, и человек оседает на пол. Нет, ничего ужасного — просто засыпает сном младенца. А когда проснется, можно внушить ему что угодно.

— Что с ней потом было?

— Ей рассказали, что она сирота без малейшего дара, отправили жить в деревню. Она... прожила свою жизнь как все — вышла замуж... вроде бы ребенок у нее даже был. Не знаю...

— Страшно.

— Страшно, — согласился наставник. — Для того я тебе обо всем и рассказываю, чтобы ты была осторожнее, чтобы тщательно скрывала свое желание вернуться. Я хочу, чтобы ты сберегла себя. И выжила. И осталась собой.

— Вы так уверены, что я хочу вернуться?

— Тебе не удалось скрыть это желание... от меня. Кто не ищет признаков и не общается с тобой регулярно, тот не заметит. Но не я.

— Но речь вы ведете только о моем выживании, а не о возвращении. Вы не верите, что я могу вернуться?

— Я не знаю, — признался наставник. — Никто точно не знает, что для этого нужно.

— Но... ведь королева боится какого-то особого дара?

— Дара предвидения.

— Но... каким образом? — если до этой минуты разговор напоминал допрос, так рьяно Дин вцепилась в своего наставника, то теперь недоумение вынудило ее ослабить хватку.

— Каким образом? Пожалуй, стоит начать с истории. С реальной истории, а не преданий, которыми пичкают подданных ее величества. Тем более, что я единственный свидетель, если не считать самой королевы... Их было две. Две сестры, старшая и младшая, Сенара и Мирэя. Но у старшей открылся дар предвидения, и с этим даром нельзя наследовать престол. Считается, он плохо совместим с властью. Да обычно обладатели этого дара к власти и не рвутся. Так было и со старшей принцессой. Вот только младшая всю жизнь считала, что старшая ей завидует. И потому, когда она затеяла всю эту авантюру с Пределом...

— Авантюру?

— О да, теперь я это понимаю, — учитель горько усмехнулся, — а тогда я с восторгом внимал каждому ее слову. Мирэя вообще умела убеждать. И эта идея в ее устах казалась мне замечательной. Как же, свой собственный маленький мир!.. Нет, о долгой жизни я не мечтал, да и обиду на Творца не разделял, уже тогда понимал, что это всего лишь предлог. Но почему нет? Мне казалось, что это интереснейший эксперимент. И потом, в глубине души я был почти уверен, что в последний момент Создатель вмешается и ничего не выйдет. Но — вышло. Как ни странно. И я радовался вместе с ней, еще не понимая, что мы создали ловушку, в которую сами и попались...

— Предвидение, — напомнила Дин.

— Да-да, предвидение. Сестра королевы пришла в Предел вместе с нами, хотя сразу сказала, что это глупость... Нет, не глупость. Она сказала, это неправильная затея. Разрушительная. Но Мирэя не слушала никого. И уже здесь, в Пределе, Сенара выбрала момент, когда ее могли слышать многие, а не только младшая сестра, и заявила, что зеркала открыли ей 'пути Предела и его предел'. В другой обстановке королева отказалась бы ее слушать, но этой беседе было столько свидетелей, что она не могла ничего сделать. У нас не принято затыкать рот провидцам. А Сенара сказала, что Предел просуществует не одно столетие, но ничего доброго от этого ждать не приходится, потому что дары первосозданных начнут угасать...