Последний из портала Дагоса, глл 1-7

Амаджих

Последний из портала Дагоса

Роман

Эротик-фатум-фэнтези

* * *

Дверь камеры с громовым грохотом затворилась. Лязгнул засов.

Борис добрел до стены, как по направляющей сполз по ней на пол и спрятал лицо в ладонях. Его плечи вздрогнули от беззвучных рыданий, скупые слезы скатились по щекам, оставляя мокрый след.

'Что происходит? Куда я попал? Почему? За что?!.'

В голове не укладывалось. Не хотелось верить...

Этого не могло быть, потому что не бывает такого в жизни!

Но это произошло в действительности...

Это произошло. И произошло с ним!

Его кошмар — явь!

Или он сошел с ума...

И ведь ничто не предвещало...

Минувшим днем не случилось ничего необычного и запоминающегося, и, уж тем более, странного или подозрительного — 'серые будни', что называется. И черная кошка не перебегала дорогу.

Предков дома не было — еще не вернулись из 'похода по магазинам' — о чем свидетельствовала дверь, запертая на оба замка.

Борис собирался переобуться, когда прихожую залил яркий свет, настолько ослепительный, что от обстановки остались лишь угловатые контуры, но и они скоро исчезли, будто растворившись в интенсивном, голубоватом сиянии.

Пол ушел из-под ног. Сердце ухнуло, на миг замерло и, подпрыгнув, заколотилось где-то в горле.

Накатило ощущение невесомости. Полета... Тело, ставшее необыкновенно легким, будто воспарило, не меняя при этом положения.

Вероятно, он, в самом деле, куда-то перемещался.

Волосы на голове зашевелились, по спине пробежали мурашки, лоб покрылся испариной, дыхание участилось. Кровь в жилах разогналась, но все равно было холодно.

'Инопланетяне. Меня похитили инопланетяне! Вот, как оно бывает, оказывается...'

Телепортация не доставила физического дискомфорта, если не считать парализующего страха, и не заняла много времени. Вместе с мелкими волнами вибрации, законы притяжения вновь вступили в силу.

Свет погас. Борис приоткрыл глаза и увидел, вопреки ожиданиям, отнюдь не стерильные переборки космического корабля, а каменную стену, поросшую снизу серебристым мхом и заплесневевшую сверху, и на фоне ее — темный силуэт, похожий на человеческий. Осмотреться лучше ему не позволили, кто-то схватил его и попытался сорвать куртку.

Он дрался ожесточено и самоотверженно, как еще никогда в жизни не дрался, только его воля к победе ничего не решала, в виду численного превосходства противника, и не умел он отбиваться сразу от нескольких врагов, атаковавших со всех сторон одновременно.

Его оглушили, подло зайдя с тыла...

Он думал, что находился в отключке несколько секунд, но, как оказалось, его успели раздеть. Он лежал абсолютно голый на холодном, каменном полу.

Слышалось тяжелое дыхание, шорохи, близкая капель негромким эхом отражалась от низкого свода пещеры.

Он не понимал, почему на него напали эти люди. И люди ли они вообще? Казалось, их тела покрыты шерстью. И пахли они, как звери. И говорили на языке, непохожем ни на один земной.

* * *

1. Из Мира Напротив придет Он...

Затишье нарушил повелительный окрик:

— Да-фай!

Знакомое, понятное слово... Подхваченное эхом, оно отразилось от свода пещеры и откатилось куда-то вдаль.

Борис повернулся на бок. В голове зашумело — напомнил о себе удар по затылку.

'Не инопланетяне совсем'. — Он искоса поглядывал на одетых в меха и кожу мужчин с копьями, возвышавшихся над ним. Чуть в сторонке длинноволосый урод примерял его джинсовую куртку.

— Да-фай, — негромко повторил высокий, безбородый человек в кирасе и шлеме, единственный в шайке вооруженный мечом, очевидно, главарь, и жестом приказал встать.

— В чем дело, мужики? Вы меня не за того приняли!

Два дикаря, рывком поставив его на ноги, помогли ему подняться.

От затылка в шею больно стрельнуло. Что же до остального, то избили его несильно, ничего не сломали, серьезных травм не нанесли, все зубы остались на месте, только рот наполнился вязкой слюной с солоновато-металлическим привкусом от разбитой губы. Все это было пустяком, по сравнению с тем, что он стоял перед вооруженными людьми нагой и беззащитный.

Сплюнув, он утерся ладонью.

— Что вам надо? — Его колотило от бессильной ярости.

Ответа не последовало, лицо главаря осталось непроницаемым. Патлатый, забросив на плечо куртку с джинсами, приблизился бочком и, прогнусавил что-то невнятное, указывая пальцем на единственную вещь, которую почему-то не сняли — наручные часы.

— Ага! Сейчас! — Борис вырвал свои джинсы и двинул кулаком в скривившийся рот разбойника, который, отлетев в сторону, схватился за ушибленное место и заскулил.

Действие немедленно вызвало противодействие.

Вжикнул извлеченный из ножен меч, сверкнул клинок.

Скрученный и обездвиженный, оцепеневший от прикосновения холодного металла, Борис с ужасом следил, как острие меча спускается по его животу к паху. Если бы он мог — о, если бы он только мог! — то вообще втянул в себя свой скукожившийся, ставший совсем маленьким член. Казалось, он вот-вот сделает это...

Владелец меча ничего не говорил — на пальцах объяснил, на сколько может укоротить его половой орган. И когда он, глядя в глаза, вопросительно изогнул бровь, Борис согласно затряс головой, мол, все понял. Удовлетворенно рыкнув, мужик в кирасе вогнал меч обратно в ножны.

Убийство в планы разбойников не входило, но было ясно, что при любом резком телодвижении, его прикончат, без жалости и цинизма — профессионально и хладнокровно.

Часы с него все же сняли, их присвоил главарь. После чего, забрав из стенной ниши светильник странной формы, жестом приказал следовать за ним.

Благоразумно сдерживая праведный гнев, прикрываясь руками, Борис поплелся в темную арку. За спиной слышалось сопение копейщиков, что на корню пресекало фантазии на тему побега. Вдобавок позади поскуливал и что-то бормотал патлатый урод, вполне способный на гнусную месть.

Туннель привел к вырубленной в горной толще винтовой лестнице. Поднявшись, они попали в огромную сырую пещеру и ступили на широкий карниз над обрывом. Двух фонарей не хватало — и пяти не хватило бы! — чтобы осветить дно расщелины.

Вытянувшись цепочкой, разбойники двигались осторожно, почти крались, явно опасаясь чего-то. Их боязнь передалась идущему в середине процессии Борису. И, если поначалу он не представлял, чего именно надо бояться, то, примерно, в середине пути причина страха стала очевидна.

Внизу заплескалась вода, и люди, отскочив к стене, выставили перед собой копья — в провале вынырнуло нечто внушительное. Послышался тяжелый вздох и чавканье. Из глубин влажного полумрака показалось светлое, змееподобное тело. Извиваясь, оно заскользило по дальней стенке вверх, оттолкнувшись от камней, свернулось кольцом и опустилось обратно.

Разбойники прибавили шаг. Подгонять пленника не требовалось, поскольку увиденное произвело на него сильнейшее впечатление.

'Это был осьминог или какое-то другое чудовище? Интересно, как оно выглядит? Если у него такие щупальца, то какого размера оно само?'

Перед тем, как покинуть карниз, главарь придержал патлатого и приказал выбросить борину одежду. После недолгих кривляний уродец демонстративно швырнул вещи в пропасть.

— Суки, бл*! Ублюдки! Тварюги! — Борис скрипнул зубами.

* * *

Следуя за человеком в кирасе, уверенно ориентировавшимся в лабиринте коридоров, он гадал — где находится, кто эти люди, куда его ведут — и не нашел ни одного приемлемого ответа на свои вопросы.

Эйфория сменилась растерянностью, растерянность клаустрофобией, страх глубокой задумчивостью.

К действительности его вернул призыв, хотя не ему адресованный — главарь громко разговаривал со стеной. Будто подчиняясь ему, каменная плита с гулким звуком сдвинулась в сторону, открывая проход.

'Здесь есть механизмы! Значит, эти дикари не такие уж дикие. Здесь есть ученые, которые это изобрели. Почти цивилизация...'

В небольшом зале условно прямоугольной формы предводитель разбойничьей шайки пустился в объяснения перед человеком в кожаной рубахе. Последний кивал и поглядывал в борину сторону — без насмешки, удивления или сострадания — будто к нему каждый день приводили голых пленников.

Борис был готов под землю провалиться, хотя никто не проявлял к нему нездорового интереса, более того, всем вокруг было наплевать на него. Равнодушие этих людей пробирало до жути.

Хотелось разрыдаться от жалости к себе...

Кивком ему приказали следовать дальше.

За дверью открылся короткий тоннель. Запашок в нем стоял еще тот! Но источник зловония находился дальше, за воротами. Когда массивные створки раздвинулись, Борис едва сдержал рвотный позыв. В галерее с невысоким сводом воняло так, что даже главный дикарь зажал нос. Запах горелого мяса, паленой шерсти, пота, крови, экскрементов смешались в удушающий, тошнотворный амбре.

Это был запах смерти. Возможно, его смерти...

Она встречала его криками, стонами, завываниями. Голоса, сливаясь в дикую какофонию, сводили с ума. Ужас шершавой рукой гладил позвоночник, гоняя мурашки и ероша волосы на всем теле. Мочевой пузырь предательски сжался.

'Бежать!'

Инстинкт самосохранения взорвал сознание. Вперед — к свободе! Адреналин наделил обманчивым ощущением всемогущества...

Ему не позволили даже развернуться — люди, которые были сильнее и ловчее, среагировали моментально и сжали с обоих боков.

Немного потрепыхавшись, Борис затих, решив сэкономить силы для новой попытки, а конвоиры, в свою очередь, во избежание повторения эксцесса, стиснули его еще более жестко и повлекли по проходу между зарешеченными, как древних тюрьмах, арками.

Впрочем, почему 'как'? Это была тюрьма, самая настоящая тюрьма! Насколько 'древняя', определить не представлялось возможным, но методы в ней использовались средневековые. Точнее, инквизиторские. За железными прутьями пыточных камер умирали люди — распятые, растянутые, подвешенные вниз головой, валявшиеся без чувств на полу, содрогавшиеся в агонии. Истерзанные, окровавленные, покалеченные, обожженные они стонали, плакали, рычали.

Это был не сон разума — тот, что порождает чудовищ — а кошмар, вторгшийся в действительность. Убийственная явь!

Прямо по курсу, сгорбленный старик выкатил из камеры ржавый кузов со сложенным пополам, изуродованным человеческим телом. Сквозь худой шов в днище сочилась кровь, оставляя на полу, присыпанном песком дорожку красных капель. Уступая дорогу тюремщику, один из конвоиров ослабил хватку, и оказалось, что Борис едва держится на ногах. Борясь с тошнотой, он привалился плечом к решетке.

Жалобно поскрипывая, тележка приближалась...

Что-то холодное и липкое коснулось бориной голени. Покосившись вниз, он увидел безносое лицо с ввалившимися глазами и безобразно распахнутым ртом, из которого вырывались хрипы и булькающие звуки.

Испуганно шарахнувшись в сторону, он снова оказался в крепких объятиях охранников, которые, впрочем, тут же брезгливо выпустили его, потому что из него фонтаном брызнула рвотная масса. Рухнув на колени, он уперся руками в пол и стоял 'раком', пока внутренности выворачивались наизнанку.

Когда спазмы прекратились, его подняли на ноги. Уродец с сальными волосами, заглядывая ему в глаза, мерзко хихикал.

Он не помнил, как добрел до конца галереи ужасов. Безвольного, безропотного, безразличного ко всему — его втолкнули в камеру.

* * *

В темном углу каземата кто-то зашевелился, послышалась незнакомая речь.

Собрат по несчастью был молод, может даже младше, но шире в плечах и мускулистей, и, в отличие от него, одет — в узкие штаны и рваную грязную рубаху. Присев рядом, он заговорил на фыркающем и, вместе с тем, довольно благозвучном языке.

— Не понимаю. — Борис покачал головой.

Незнакомец продолжал говорить, поглаживая борину спину, выказывая моральную поддержку и успокаивая.

— Я не понимаю тебя. Извини.

Но языковый барьер нисколько не мешал парню, истосковавшемуся по простому человеческому общению, выговариваться. Тихим, ровным голосом он что-то безостановочно рассказывал или объяснял. Не умолк, даже отправившись к зловонному нужнику. Прервал речь, когда достал из ниши кувшин с водой.

Борис сделал пару глотков. Он испытывал такую жажду, что затхлая вода показалась ему нектаром.

Пустой желудок отозвался резкой болью.

За дверью раздались шаги, заскрежетал засов, на пол камеры легла широкая полоса света из коридора, и в проеме возник вооруженный тюремщик. Борис подобрался, готовясь к самому худшему, но вызвали его соседа, который, поднявшись, гордо проследовал на выход.

Он думал, что его тоже заберут, поведут куда-нибудь — на допрос, пытки или сразу на казнь — но охранник, смерив безразличным взглядом, скрылся за дверью.

* * *

Прислушиваясь к звукам снаружи, далеким голосам, Борис ждал. Но о нем будто забыли. За ним никто не пришел.

Пока не пришел...

Измученный неизвестностью, смертельно уставший и продрогший — он улегся на ворох тряпья в углу и свернулся в позу эмбриона. Вонючая, жесткая подстилка все-таки лучше, чем холодный, не менее грязный пол.

Он не представлял, сколько времени прошло с момента похищения.

'Определить время по солнцу? Если только солнечные лучи проникают в это подземное царство... Может, мне больше не суждено увидеть солнце', — подумал он и шмыгнул носом.

Он попытался упорядочить и сопоставить крохи информации о мире, в который попал, проанализировать и систематизировать свои наблюдения.

'Ясно одно — меня похитили не инопланетяне. Похитили?'

Впервые он задумался — была ли его телепортация подстроена кем-то, или все произошло случайно. Сразу отклонил первый вариант, показавшийся ему невероятным до смешного — у него физически не могло быть столь всемогущего врага, имеющего в своем распоряжении машину времени. Использование машины времени он так же исключил, поскольку считал, что подобные устройства еще не изобретены, и по этой причине монтаж одного из них в его прихожей был невозможен. Тем более, невидимого. Да в своем доме он заметил бы новое техническое устройство, будь оно размером хоть с зажигалку.

Оставался второй вариант.

'Вот, если бы я переместился в будущее, а то попал... в какие-то темные века. Но тогда, что это могло быть? — Он порылся в памяти в поисках терминов из научной фантастики. — Телепорт? Тоннель во времени? Пространственно-временной сдвиг?'

Не разобравшись со способом перемещения, он вернулся к вопросу о месте, куда попал.

'Средневековье? Я оказался в средневековой Европе?'

Довелось увидеть немногое, но все факты вполне укладывались в рамки теории о Средневековье. Тюрьма, повергшая в шок, в целом соответствовала его представлениям об инквизиции.

'Инквизиция! Чудовищное порождение фанатичного, религиозного ума... античеловеческая отрасль юриспруденции, узаконенный геноцид. Какая, к чертовой бабушке, презумпции невиновности, когда пытки являются обязательной составляющей делопроизводства?'