Последний из портала Дагоса, глл 1-7

— Дело ни в нем! Ни в тебе, ни во мне... Все мы следуем предначертаниям, — произнесла она, грозно зыркнула и замкнулась. Стала далекой и недоступной, как для безногого вершина Гиндукуша.

Он не стал допытываться до смысла последней реплики, понял, что не время приставать с расспросами.

'Сама не знает, что хочет! Ее шикарные мужики обхаживают — принцы и воины, при виде таких красавчиков девочки кипятком писают — а она посылает их, кого-то там пасти. Подвиг ей, видите ли, подавай! Играет она с нашим братом...'

Украдкой наблюдая за ней, он гадал о причине ее внезапной меланхолии. Хорошо, что это был не резкий перепад настроения, не смена благодушия агрессией, или милости яростью.

'Может, у нее какие-то сексуальные проблемы? Да, нет! Чего же тогда она меня домогалась? Или в моем мире ей было можно, здесь нельзя из-за жреческого статуса? Или каких-то мутных прений между кланами... Или вера не позволяет? Какое у них здесь, вообще, социальное устройство? Откуда взялся обычай дарить 'рабов любви'? Что не так с мужиками? Плохо, когда не знаешь традиций... Интересно, 'отношения между мужчинами и женщинами' особыми законами регулируются? В Пфефике трахаются по каким-то правилам? По каким, бл*, правилам? Что еще тут можно придумать? Какой новый 'велосипед' изобрести?'

Возможно, ему следовало уйти, но он не знал куда. К счастью, в зале появились Береск и Юса, которые прикатили тележку с ужином и расставили блюда на столе.

— Угощайся. — Толана сделала приглашающий жест, но мысли ее по-прежнему витали где-то очень далеко.

— Спасибо. — Он умышленно сел не напротив, а с торца, чтобы не заслонять ей обзор залива, и лишний раз не попадаться на глаза.

Ужинали в тишине. Жрица продолжала задумчиво смотреть в окно, где изумрудная зелень неба бледнела перед натекающей чернотой. Она ни разу не взглянула в борину сторону, словно забыла о его соседстве или даже о его существовании.

'Интересно, когда она собирается... заняться со мной 'любовью'? Только все грозится, но 'движухи' никакой... Фригидная она, какая-то. О своих чувствах ко мне она говорила в прошедшем времени... Раньше хотела, а теперь — расхотела? 'Конец любви, завяли помидоры...' Не пытается соблазнить, не провоцирует. Мне запретила проявлять инициативу... Но она пообещала Терту 'ночь любви'! Хотя запросто может его 'продинамить', ведь у нее какой-то 'обет воздержания'... Эти их 'ступени' посвящения, стопудово, меняют ментальность. Ей вообще мужик нужен? Или как? И не проверишь... Вообще-то, проверить можно — экспериментальным путем, методом 'научного тыка', так сказать. Попробовать подкатить к ней, что ли? — Он начал прикидывать, как лучше это сделать, но одернул себя. — Ага! Начну с ней 'амуры крутить', а ей не понравится... а под рукой — стилет, и владеет она им так, что я даже не успею понять, что умер. Остается только ждать ее приказа, вы*бать ее. Бл*! Ну, это уже — вообще, ни в какие ворота! И, по ходу, придется не просто трахать ее... Она говорила, что-то о выполнении ее любовных желаний... А вдруг она захочет такое, что для меня категорически неприемлемо? 'Куни', например. Вот, тогда мне — точно хана. Отдаст на растерзание своим драконам... Нет! Сначала сядет на лицо, потом изнасилует, и уже после этого скормит своим зверюгам. Вот, змеюка. — Он покосился на жрицу, походившую на робота, из-за остекленевшего взгляда и замедленных движений. — Нет! Я ей нужен зачем-то. Был бы не нужен, избавилась бы от меня в первый же день. С этим здесь просто. А она заботиться обо мне, относится по-человечески, кормит, вот... Обучила местному языку'.

Карлики зажгли светильники и задвинули ставни на окнах.

— Уже ночь? — Она вернулась в реальность. Насколько же глубока была ее задумчивость, если очевидное стало для нее открытием?

Береск закатил глаза и покачал головой. Должно быть, подобное состояние жрицы было хорошо ему знакомо, если не встревожило.

— Или поздний вечер, — напомнил о себе Борис.

— Если темно, значит, ночь. — Она грустно улыбнулась.

— Устала?

— Долгий был день. — Она засмотрелась на него.

— Что? — Он подобрался, будто видел перед собой не симпатичную девушку, а кобру раскрывшую капюшон.

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Не знаю.

— А кто знает?

— Хорошо, что ты рядом. — Она не заигрывала, не кокетничала, просто любовалась им.

— В каком смысле?

— Во всех...

Оставив его теряться в догадках, она поднялась из-за стола и отправилась заниматься обычными вечерними процедурами.

После ее ухода ему стало тоскливо и одиноко. Еще больше томила неизвестность.

'Интересно, сколько времени она мне отвела на то, чтобы я привык? Точный срок она не назначила...'

— Боуги любят грогий, но посвящение не должно быть быстрым, — сказал Береск, собирая посуду.

— Все-таки ступень меняет ментальность, — констатировал Борис. — Ну, хоть одно из моих предположений подтвердилось... в чем-то.

Карлик всем своим видом выразил непонимание. Расценив его позу, как приглашение к беседе, он спросил:

— Береск, вот, объясни мне, как местный житель... и приближенный к царственной особе, что я должен делать? — Он надеялся, что с помощью правильно подобранного вопроса удастся выяснить некоторые 'правила игры'.

— Будь рядом с грогией. — Для помощника жрицы это было само собой разумеющимся!

— В качестве кого?

— Ты нужен грогии.

— Зачем я ей нужен?

— Не знаю.

— Да вы, что, сговорились? Я даже не представляю, как себя с ней вести! Какие у вас, тут, отношения между мужчинами и женщинами?

— Что ты хочешь от меня услышать?

— У Толаны до меня были мужчины? Какие это были мужчины? — Борина прямолинейность, в ответ на затребованную конкретность, вызвала у Береска, судя по выражению лица, если не желание убить на месте, то придушить потом, подушкой во сне. Странно, что он ограничился чеканной фразой:

— Ты — ее мужчина.

* * *

Беззвучно матерясь, Борис проводил взглядом качавшуюся фигуру карлика, толкавшего тележку с посудой на кухню. Так заблудившийся в лабиринте смотрел бы на проводника, который не оправдал надежды и завел еще дальше, со словами: 'Я в тебя верю, чувак! Сам выберешься!'

'Теперь вообще ничего непонятно! Может, действительно, было бы лучше, если бы она села мне на лицо? Ужас, какой... Но я бы тогда окончательно все уяснил... для себя'.

Странно... Еще вчера днем ему была противна даже сама мысль о близости с Толаной, теперь же ему хотелось услышать снова, что она хочет испытать его мужскую силу. Или хотя бы намек...

'Если это неизбежно, то пусть случится сегодня'.

После недолгих раздумий он поднялся и направился следом за жрицей. Не обнаружив ее в бассейне и гардеробной, наполненных безжизненным лунным светом, он подошел к забранному решетками окну, не закрывавшемуся на ночь ставнями, и замер потрясенный открывшимся видом.

— О-фи-геть!

Залив изменился до неузнаваемости. Он стал фантастически контрастным, благодаря магической палитре ночи, где не было других красок, кроме черной и белой. Отражение выбеленных скал с черными полосами складок и линиями трещин колебалось на поднявшейся, слегка волнующейся поверхности воды, похожей на ртуть.

В немоте мира, погруженного в сон, на небосвод, поодаль друг от друга, всходили два светила. Одна луна — желтоватая, окутанная дымкой — висела прямо над головой, казалось, совсем близко... Другая — меньшая, переливающаяся, как перламутр — плыла над горизонтом, отбрасывая на антрацитовую гладь моря серебряную дорожку. В их ореолах блекло мерцание звезд. Ущербные на треть, будто надкушенные, луны наделяли все, что попадало в сияние, второй тенью.

Полюбовавшись пейзажем, Борис собрался идти дальше, но, сделав шаг, остановился, заметив на полу свою раздвоившуюся тень — первый силуэт был почти черный, второй прозрачный.

Он услышал, как по коридору мимо бассейна прошла жрица, что-то мурлыча под нос, и почувствовал возбуждение. С удивительной ясностью он вдруг осознал, что, несмотря ни на что, хочет эту женщину.

Предвкушая ночь любви, он вернулся в зал, где горели два дежурных светильника.

На ложе, будто специально для него приглашающее открытом с одной стороны, в свете фонаря сидела Толана в легком халатике и заплетала косу. Она пригласила его коротким кивком.

— Где мне лечь? — спросил он шепотом, хотя в зале никого кроме них не было.

Она указала место, но, вопреки ожиданиям, не рядом с собой. Придерживая соскальзывающий плащ и поглядывая искоса на жрицу, он начал готовит себе лежку. Когда синий шелк все же соскользнул с него, ее руки замерли.

Он не торопился прикрыться. Пусть смотрит!

'Ну, скажи', — взмолился он, ощущая в своем бесстыдстве силу своего мужского начала, назначенного природой властвовать над женщиной.

Закусив губу, она опустила глаза и продолжила заплетать волосы.

Борис вздохнул. Подобрав плащ и завязав его узлом выше талии, он выбрал две подушки и развернул покрывало.

— Ты готов? — Она привлекла его внимание своим голосом. Ему показалось, что в ее влажно поблескивающих глазах отражается желание.

— К чему готов? — Он распрямился и замер. Если он не знал к чему готовиться, то его член от вопроса принял полную боевую готовность.

— Спать. — Она убавила яркость фонаря на столбе. Потом взбила подушку и улеглась.

Он ждал 'приказа', но жрица повернулась на другой бок.

— Легких снов, — услышал он и скрипнул зубами.

— Тебе того же.

'Ночь любви отменяется! — Он упал лицом в подушку. — Неужели, она не видит, что я созрел? Эх, я мог бы подарить ей такую ночку!'

Странная женщина! Он не мог понять, какая она на самом деле. Она оставалась для него непостижимой, загадкой без ответа, олицетворением самой тайны — его 'священным Граалем'! Он восхищался ею и, вместе с тем, боялся до панического ужаса.

'Надо будет завтра сделать в плаще в прорези для рук. — Странно, что это простейшее решение, не пришло ему в голову раньше. — Так всегда — хорошая мысля приходит опосля! На платье будет смахивать... Зато не соскользнет в самый неподходящий момент!'

Он перестал ворочаться и уже засыпал, когда жрица с недовольным кряхтением приподнялась.

— Это что еще такое? — Она возмутилась нарушением режима.

Хотя сон пропал, Борис лежал, зажмурившись и не шевелясь.

Толана покинула ложе, послышался ее угрожающий шепот. Она ругалась на арфике, а ночной гость, похоже, начал оправдываться, тоже шепотом. Она тихо засмеялась — его ответ ее развеселил.

'Кто там? Белый принц-лев? Должно быть, Ролл, больше некому — его соперник ушел на Черную гору, а великан Горо на любовь жрицы не претендует. Раб любви — не в счет...'

Он вздрогнул, когда жрица испуганно ахнула, но расслабился, услышав звуки поцелуев, порывистый мужской шепот, тяжелое дыхание и тихие стоны.

'Оказывается, ее любовник — Ролл'.

Страсти снаружи накалялись — того гляди, полог займется пламенем! — стоны стали громче, возня активней, зашуршала одежда...

Вдруг Толана воспротивилась.

— Нет, — тихо возразила она. — Но! Фо-но! Бефиз! — Последнее слово она произнесла в полный голос.

Воцарилась тишина. Оба переводили дыхание. Потом лев предпринял вторую попытку...

— Отчаливай, — лениво произнесла она. — Сказала же... Бефиз!

Устный отказ жрица подкрепила неким действием, которое очень не понравилось ее кавалеру.

— Грогия! Эч-эч-эч... Фо-но!

— Что вы за народ такой бестолковый — мужики? По-хорошему не понимаете. — Толана вернулась на ложе. Заметив стилет в ее руке, Борис догадался, что удержало льва от дальнейших посягательств на ее тело — когда холодное оружие приставлено к горлу, пропадает всякое желание домогаться даже самой распрекрасной дамы.

Похоже, Ролл предупредил о чем-то, на что Толана ответила:

— Оу! Конечно... Разогнался. — Вытянувшись, она сунула руку с ножом под подушку.

'Белому льву она не дала, — мысленно подвел он итог ночной встречи. — Не по Хуану сомбреро! Еще один несостоявшийся любовник... Может, у нее, правда, какие-то сексуальные проблемы?'

* * *

4. Плащ Ящера на Нем...

Его разбудили нежные прикосновения, кто-то гладил его лицо.

Разлепив тяжелые веки, Борис увидел Толану и улыбнулся. Жрица закатила глаза.

— Оу! Улыбка... Утони я в Черной воде!

— Сколько времени?

— Не все ли равно? Или ты куда-то опаздываешь? — Она усмехнулась.

— Куда мне было нужно, я уже опоздал. — Борис потянулся и вдохнул ее травянисто-чайный аромат. — Еще позавчера опоздал.

Она провела пальчиком по всей длине его вытянутой руки.

— Мне нравятся твои руки. У тебя красивые, сильные пальцы...

Это признание почему-то вызвало смятение. Он поднес ладони к лицу и начал их рассматривать. Он не находил в них ничего особенного — руки, как руки. Его настороженный, смущенный взгляд был встречен лукавым прищуром.

— Правда, мне очень нравятся твои руки.

Она искушала своей близостью. Может, испытывала? Она ничего не делала, просто сидела рядом и любовалась им, как вчера вечером. А он, несмотря на томную леность после сна, все острее чувствовал ее запах и тепло ее тела. Да еще утренняя эрекция, с которой просыпаются все здоровые мужчины — воины, принцы, правители, рабы...

'Интересно, можно ее обнять и поцеловать без разрешения?'

Он не стал рисковать и, чтобы отвлечься от грешных мыслей, начал думать о доме.

— Что ты делала в моем мире? — Он давно хотел спросить, и момент выдался подходящий.

— В вашем мире, — эхом отозвалась она.

— Наверное, зря начал разговор?

— Теперь это — уже не тайна.

— Так, просвети. — Пора было, наконец, узнать, благодаря чему или кому, он познакомился с Толаной и, в результате, оказался в Пфефике.

'Чтоб он провалился в Тартарары!'

— Мы искали 'Око Света Боугов'.

— Что это такое?

— Камень. Символ верховной власти.

— Драгоценный камень?

— Волшебный. Он переходит от одного офгирдана другому, вместе со званием. — Толана прилегла рядом. — В короне офгирдана есть специальное вместилище для 'Ока Света'. Считается, что 'Око' в нужные моменты просветляет голову офгирдана, и тот находит правильное решение.

— Только считается? Или оно, действительно, просветляет?

— Око волшебное же! По идее, должно просветлять. Вот только на Дорина, но оказывает какое-то странное действие. Или у старика в голове вообще ничего не осталось, на что можно влиять.

Последнее замечание, сделанное крайне серьезно, вызвало улыбку.

— Как 'Око' попало в наш мир?

— Конис Жеда, один из первых фарогаков, выковырнул Око из короны и пустился в бега. А перед побегом обчистил сокровищницу фарогаков. В Пфефике никогда прежде не случалось ничего подобного. Ну, воровали из родовых сокровищниц, но чтобы к Оку прикоснулся кто-то, кроме офгирдана — такого не было. Выяснилось, что Жеда подался к вам.

— Каким образом выяснилось?

— Воронихи сказали. И дивейры.

— Они ему помогали?

Толана посмотрела на него так, словно у него на лбу вырос рог.