Последний из портала Дагоса, глл 1-7

Но! Дьявол кроется в деталях...

'Если я попал в застенки инквизиторской тюрьмы, то где иезуиты или представители какого-либо другого католического ордена?'

По дороге не встретился ни один монах, ни какой-либо другой церковный деятель.

Одежда разбойников и тюремщиков не отличалась оригинальностью и колоритностью, а вооружение большим разнообразием. Шлем и доспехи главаря шайки, копья и мечи не поддавались идентификации, так, чтобы вывить нацию их обладателей.

'Но они — европейцы, однозначно'.

Все аборигены относились к европеоидному типу, причем их лица отличалась правильными чертами, даже у противно гримасничавшего патлатого.

'На каком языке они говорят?'

Местный язык не походил ни на один из европейских языков, которые Борис худо-бедно опознал бы. К сожалению, он не задал соседу по камере обычных вопросов: 'Ду ис пик инглиш? Шпрехен зи дойч? Парле ву франсе?' — не до того было в его донельзя подавленном состоянии.

'А что означал эпизод над обрывом? — Он вспомнил, как разбойники, испуганно прижались к стене. — Что за чудовище обитает в пропасти?'

Чудовище? Это что-то уже из области фантастики!

'Есть в жизни многое такое, друг Горацио, что и не снилось... Стоп! Не снилось!'

Он ущипнул себя за щеку, чтобы проснуться, но нехитрый фокус не удался.

'Неужели, я попал в какой-то параллельный мир?'

В пользу последнего вывода свидетельствовали механизмы, двигающие каменные плиты, и странные светильники — признаки техногенной цивилизации — то, чего не могло быть в Средневековье его мира.

— Только этого не хватало, — прошептал он и продолжил эту мысль длинной нецензурной тирадой.

'А, может, это какие-нибудь тайные изобретения Леонардо да Винчи? — Он упорно продолжал цепляться за версию о Средневековье, как имевшую пространственно-временные координаты и державшую первенство, потому что других вариантов не было. — Но чудовище...'

Теплый, мягкий комок ткнулся в ягодицу. Сердце чуть не выпрыгнуло!

Борис подскочил.

— Бл*! Крысы... — Он поморщился, рассматривая зверька, который в свою очередь изучал его из черного угла светящимися, красными глазками.

Крысе, если это была крыса, первой надоела игра в 'гляделки', и она бесшумно исчезла в дыре, откуда появилась.

'Интересно, как сильно обглодают крысы мой труп, пока обо мне вспомнят?'

Ему захотелось стать таким же маленьким, как местный грызун, чтобы пройти сквозь стены, вырваться из этого страшного места. На свободу...

* * *

Время тянулось медленно. Ощутимо похолодало. Белый свет, лившийся из окошка под самым потолком, слабел. Камера погружалась в темноту. Единственным ориентиром в пространстве оставалась тонкая полоска желтоватого свечения под дверью.

'Не отбился бы, не вырвался, нет. — Снова и снова он мысленно прокручивал эпизоды своего пребывания в этом фантастическом мире. — Их было больше, и они — сильнее. Они — воины!'

Вспоминая первые минуты после телепортации, он пытался представить себе иное развитие событий.

'Я не Джеки Чан. И не Чак Норрис. Ха! Посмотрел бы я, как они справятся с такой бандой в реальной жизни...'

Борис старался избегать драк, уж не говоря о том, что никогда никого не задирал и не провоцировал потасовки — не потому что боялся, не потому, что в юности занимался не боксом, а, куда более, эстетичным видом спорта — фехтованием. Он не был агрессивным, по натуре. Он считал мордобой — не лучшим способом для самоутверждения и не использовал его, как средство, чтобы отвести душу. Хотя в период возмужания ему неоднократно приходилось доказывать, что он способен постоять за себя. Бывало, самому сильно доставалось, ходил потом с несимметричной физиономией, охая и держась за бока. В последний раз он 'вписался' в драку за лучшего друга, на которого 'наехали'. Тогда — в кровь разбил костяшки пальцев на руках...

'Это только в кино положительные герои всегда побеждают'.

Выбивая зубами дробь, он подпрыгивал на месте, чтобы согреться. Щипали и чесались ссадины, грозя воспалением, или, хуже того, заражением крови. Ему невероятно повезло, что его пощадили при захвате, и ран у него гораздо меньше, чем могло быть.

Уродование пленника явно не входило в планы этих людей...

'А ведь меня встречали, — мелькнула вдруг догадка. — Они меня ждали! Хотя, может, не конкретно меня... Но они были готовы к моему появлению. Я не первый, кто попал сюда ... Возможно, там, у точки выхода, находится постоянный, круглосуточный пост — отлавливают всех попаданцев. Я не единственный, кого затянуло в эту пространственно-временную дыру. Похоже, дежурные у 'ворот времени' имеют четкие инструкции — не убивать гостей, а только раздевать. Зачем раздевать? Чтобы унизить, лишить человеческого достоинства... обезличить. Потом сажают в тюрьму. Это, по крайней мере, объясняет, почему я до сих пор жив. Нравы у них здесь еще те — укокошат и 'как звать' не спросят.

Но что дальше?

Если мне сохранили жизнь и здоровье, следовательно, я для чего-то нужен. Для чего? Что здесь делают с чужаками? Их продают в рабство?'

Он сделал пару глотков, чтобы смочить пересохшее горло, и, оставив воду про запас, изучил на ощупь обычной формы глиняный кувшин. На донышке обнаружилось клеймо, похоже, простой треугольник.

'Будем надеяться, что технологии здесь еще недостаточно развиты для того, чтобы пленников использовали, как доноров органов. Интересно, здесь практикуются человеческие жертвоприношения? А каннибализм?'

Он допил остатки воды, но не избавился от жажды. Голод давал о себе знать жуткой слабостью и головокружением...

Прислушиваясь к урчанию в животе, обняв плечи и раскачиваясь, как неваляшка, он смотрел на дверь. Кто бы или что, без разницы, из-за нее не появилось — все было бы для него благом.

* * *

Через окошко у верхнего стыка в камеру просочился бледный, зеленоватый свет и разогнал темноту.

'Это, что, рассвет? Но почему зеленый? — Борис поднялся, глядя на светлый прямоугольник под потолком. — Значит, до этого свет был лунный?'

Побуждаемый неведомыми, внутренними силами к движению, он начал мерить камеру шагами — от двери до стены. У двери он ненадолго останавливался и прислушивался к тишине в коридоре. Пока он бездумно, бродил как заведенный, интенсивность светового потока из-под потолка увеличилась и приобрела изумрудный оттенок.

'Или все-таки инопланетяне? Рассвет-то явно неземной. Или там наверху включили какое-то искусственное освещение? Или это — оптический обман?'

Мысли путались, создавая иллюзию безумства...

'Если это восход солнца, то, возможно, скоро сюда пробьются солнечные лучи!'

Он приободрился от желания увидеть солнце. Странно, почему раньше он не придавал никакого значения этому источнику жизни и тепла?

'Не пора ли пересмотреть жизненные ценности?'

Свет сделался обычным и больше не будоражил воспаленный ум. Освещения уже хватало для того, чтобы рассмотреть клеймо на дне пустого кувшина — вероятно, это была стилизованная голова вепря.

А потом Борис случайно обнаружил написанные и нацарапанные на стенах надписи — надписи на знакомых языках! — в том числе, русском и английском, включая традиционное 'фак'.

'Драконы — пид*расы!' — гласила одна из них.

'Иди к мудрецам ГП'.

'Оставь надежду', — следовала приписка.

Одно из посланий, будто было адресовано лично ему:

'Думал, что инопланетяне? Ну и как ОНО?'

Граффити ничего не объяснили, но доказывали, что люди из его мира, и его соотечественники, попадали в эту чудовищную параллельную реальность. Он — не первый!

'Но что с ними стало? Отпустили их или казнили? Скорей всего, второе...'

* * *

'Что-то парня долго нет. — Борис начал подозревать самое худшее. — Куда его увели — на пытки или на казнь?'

Сосед по камере был единственным человеком, который отнесся к нему дружелюбно. Как знать, может, им вдвоем удалось бы совершить побег.

'Парень-то явно местный, должен разбираться, что к чему. Нашли бы с ним общий язык. Договорились как-нибудь... Только бы его не покалечили'.

Было страшно представить, в каком состоянии тот мог вернуться. Но еще страшней была мысль о том, что его самого могли подвергнуть пыткам.

'Хотя какой ценной для них информацией я обладаю?'

Когда в коридоре послышались шаги, и сдвинулся засов, в бориной душе всколыхнулась надежда, что вернулся сосед, но — увы! — грохотание и скрежет служили прелюдией к появлению в камере сгорбленного старика, того самого, что намедни вез тележку с трупом. Другой тюремщик с мечом на поясе и плетью в руке замер у выхода.

При виде горбуна — живого напоминания о самых жутких мгновениях всей жизни — Борис отодвинулся в угол. 'Адский' дед, не обращая на него внимания, словно его не было вовсе, наполнил кувшин водой, положил рядом ломоть хлеба и кусок мяса, после чего удалился.

Вода пахла болотом, хлеб с неаппетитными вкраплениями был серого цвета. Борис не удивился бы, если бы мясо оказалось змеиным, но, проглотив кусочек, отметил, что оно вовсе не отвратительное на вкус, и съел всю порцию.

Утолив голод, он улегся на тряпье и, подставив солнечным лучам спину, предался мрачным раздумьям.

'Самое поганое, что нет абсолютной никакой возможности, сообщить о себе. Передать весточку на волю... тогда была бы хоть какая-то надежда.

Никто не знает, что я здесь. 'И никто не узнает, где могилка моя...'

ТАМ я — обычный пропавший без вести. Нет! Не 'обычный'... Обычно люди исчезают бесследно, выходя из дома, а я, наоборот, пропал, вернувшись домой. Ха! Парадоксально, но факт. 'Последний раз его видели, входящим в дверь своей квартиры...'

Интересно, сколько 'пропавших без вести' из моего мира здесь сгинуло? Наверное, немало.

А, может, кто-то ТАМ уже понял, что явление носит массовый характер, установлена закономерность 'загадочных исчезновений'? Обнаружены какие-то факты, зацепки, улики...

Кто-то же должен был догадаться! Кто-то занимается этим делом, если не государственные органы, то хотя бы детективы-любители или экстрасенсы... и ведется, пусть не официальное, расследование.

А, может, кому-то из тех, кто сидел здесь до меня, удалось вырваться на свободу? И тогда он мог сообщить... сообщить куда-нибудь... куда надо... об этом месте. И ему поверили. Сначала посмеялись, конечно, что 'такого не может быть, потому не бывает', но все равно поверили. И готовится спецоперация по освобождению заложников. Или уже отправлена разведгруппа...

Но как спецназ сюда попадет?

Попадет как-нибудь... Им укажут дорогу! Ведь, если кто-то выбрался отсюда, то должен знать способ возвращения. Если выбрался...

Черт! Как узнать, что делают с пленниками из другого мира?'

Строя предположения с множеством допущений и лелея надежду на спасение, он задремал, согретый солнечными лучами.

* * *

Разбуженный жутким скрежетом отворенной двери, Борис распахнул глаза. Он подумал, что поспал пару часиков, но, похоже, наступил вечер. Камера тонула в сумраке, в окошко сочился изумрудный свет заката.

'Не оптический обман, оказывается!'

Он зажмурился, ослепленный яркий светом направленного на него фонаря и, загородившись ладонью, посмотрел сквозь пальцы на трех визитеров.

'Что за?.. Три молодца... одинаковых с лица'.

Судя по прикиду, эти ребята были самыми крутыми персонажами из всех, кого ему довелось здесь видеть. Благодаря внешнему сходству и форменной одежде — фиолетовым плащам, начищенным до зеркального блеска кирасам, мечам в идентичных ножнах, сапогам-ботфортам — они походили на клонов.

Один из них подвесил на крюк под потолок фонарь, вроде тех, что были у разбойников, только размером побольше и светивший значительно ярче, и у человека наблюдательного и думающего непременно бы вызвавший вопрос: 'С хрена ли эта штука, работающая без проводов, такая мощная?' Но странная природа света перестала интересовать Бориса, когда он заметил на поясе воина огнестрельное оружие неизвестного образца. Или, что совсем уж невероятно, бластер!

'Бл*! Ну, что за пи*дец-то такой?'

Возглавлял троицу парень, одетый богаче спутников — его плащ был подбит мехом, шлем позолочен и украшен сиреневыми перьями, а инкрустированный дракон на кирасе, выполненный с удивительным мастерством, был в два раза больше, чем у спутников.

Борис оцепенел от ужаса, вспомнив надпись на стене камеры: 'Драконы — пид*расы'. Возможно, выражение было фигуральным, но пристальный интерес ночных гостей к его скромной персоне — мощный повод для впадения в ступор. При мысли, что дракон сделает его своим любовником, живот свело, в паху все сжалось, не говоря об анусе...

О! Если бы он предвидел, заранее знал о своей участи, то прыгнул бы в пропасть к чудовищу!

Главный дракон отдал короткий приказ, и его подчиненные с решительным видом направились к сидящему на ворохе тряпья пленнику.

— Нет! — Борис пополз к стене.

Возражения были проигнорированы. Воины подхватили его и поставили на ноги перед своим предводителем, который протянул руку в серой перчатке и поднял его опущенную голову.

— Козел! — Борин взгляд был полон лютой ненависти.

С лица дракона спало надменное выражение, будто он увидел совсем не то, что ожидал, отчего встревожился или растерялся. Долгие мгновения он пытливо вглядывался, потом усмехнулся уголком рта своим мыслями, и его взгляд снова стал холодным, как минувшая ночь.

Он заговорил. Зазвучала фыркающая и мелодичная, чужая речь...

И вдруг Борис услышал свое имя.

Значит, он оказался здесь совсем не случайно? Хуже этого для него ничего не могло быть, судя по приему...

Тем временем позорный осмотр продолжался.

Атлетического телосложения, кареглазый, смуглый, с выгоревшими на солнце волосами — Борис знал о своей привлекательности, однако 'аленделоном' себя не считал. Принципиально. Особенно девушки западали на его улыбку. Хоть не улыбайся совсем! И мог бы 'на полную катушку' пользоваться открывающимися возможностями... Вот только не 'такое' у него было воспитание. Да и характер не позволял 'донжуанствовать'. Во-первых, он придерживался отдельных моральных принципов. Во-вторых, считал, что внешность в мужике не главное, и гордиться этим глупо, ибо гордыня — смертный грех. В-третьих, не был озабоченным. Хотя некоторые думали, что он — бабник. И с чего бы это? Он же не давал повода для подобных подозрений — не хвастался своими достижениями на любовном фронте, и, вообще, считал, что любовный роман — сугубо личное, и никого не касается.

Но! Нравиться женщинам — это одно дело, а вступать в половую связь с мужчиной — совсем-совсем другое. Это — две большие разницы! Это — противоестественно! Хотя в мире 'до хрена великого' представителей сексуальных меньшинств, и они считают себя вполне нормальными, но они сами выбирают нетрадиционную ориентацию и партнеров. А его будут насиловать! Ведь добровольно он не отдастся, в силу своей гетеросексуальности. Ни разу, даже в самых потаенных мечтах, не представлял, что занимается сексом с представителем своего пола, каким бы распрекрасным тот ни был.