Последний из портала Дагоса, глл 1-7

— Как ты до меня добрался? Поверху?

— Меня волоны подбросили. В Гэлах-кэр остаются только фарогаки. Другие кланы уходят. Вставай, давай. Иди, к своим теткам, на совещание.

— Кто его убил?

— Перса, регия мауков.

— Сяу-тики! Старый блудливый фарогак. — Она разразилась бранью на арфике.

— Тот самый мальчик, в синем плаще? — Жоки заинтересовался мужчиной в ее постели. — Ты провела над ним обряд? Оу! Ты не воздерживаешься, любовь моя? А говорили, что у тебя 'обет' до Нэр-эф-Лиацун...

— Тебя не касается!

— Почему? У твоего раба любви больше, чем у меня? Он тебя хорошо вы*бал?

— Жоки, заткнись!

Она поползла к краю ложа, перебираясь через горы подушек.

— Если он спит в одной постели с тобой, значит, хорошо подцепил тебя на крючок. Как будешь с Грокки расплачиваться?

— Придурок. — Жрица ударила воина, послышался звон доспехов. — Он же все понимает...

— Ого-о, — протянул воин. — Он, в самом деле, из портала?

— Последний из Портала, — уточнила жрица.

Воцарилось молчание.

— Грокки волосы на жопе рвет, что отдал его тебе задаром.

— Еще слово — и свистну пирогакам! — пригрозила жрица.

— Да. Я, пожалуй, пойду спать, — согласился Жоки. — А то устал, как пелучка после дрючки...

— Толана, ты куда? — Борис высунул голову из-под покрывала.

К этому времени гость удалился в одну из стенных ниш, а жрица надела халат.

— У меня дела. Ты ложись, спи.

— Уснешь тут! Сна уже ни в одном глазу. — Спотыкаясь о подушки, он начал собирать свои, разбросанные по ложу, вещи. — Я с тобой.

— Нет! Ты останешься. Не ходи за мной. — Она скрылась в лаборатории. Береск шмыгнул за ней, но вскоре вышел обратно и поковылял в сторону кухни.

Борис сел на краю необъятной постели и принялся ждать.

— Чего не спишь? — спросила Толана, выныривая из-за полога.

— Ты сейчас уйдешь, да?

— Дождусь Горо и уйду. — Она присела рядом.

— Так, Горо ушел в Черную гору, на пургов и крыс охотиться.

— Скоро будет здесь. Я его позвала.

— Как позвала?

— Связалась с харлисами. Они его разбудили.

— Как связалась? — Вопрос остался без ответа, а в памяти возникла хрустальная сосулька из шкатулки в темной.

— Дорина все-таки убили...

— Он меня во сне не зарежет? — донеслось из темноты.

— Он — миролюбивый, — заверила жрица, повернувшись на голос.

— Толь, я возьму плаванку, — попросил Жоки. — С утра, с отливом, сгоняю в Скалы. К вечеру постараюсь вернуться. Ведь я тебе буду нужен?

— Твой меч может пригодиться.

— Можно, я пойду с тобой? — Борис сжал ее руку.

Он не хотел оставаться один. Точнее, он не хотел оставаться без Толаны.

— Не слишком хорошая идея.

— Почему мне нельзя с тобой?

— Тебе лучше быть здесь, поверь. Мой камень — самое безопасное место для тебя. Здесь ты уже все знаешь. Потом, вон, Жоки вернется. Он знает что делать, в случае чего... Ты будешь не один. — Она погладила его руку и обратилась в сторону спальных ниш:

— Жоки, слышишь?

— Слышу-слышу, — отозвался тот.

— Если он станет к тебе дое*ываться, набей ему морду, — посоветовала она шепотом. Из ниши донеслось хихиканье.

— А что может случиться?

— Ничего не случится, не беспокойся. Жоки будет рядом, просто, на всякий случай.

— Ты надолго уходишь? Тебя не будет целый день?

— Может, дольше.

— Толана, пожалуйста, возьми меня с собой. — Он вел себя, как маленький ребенок перед родителями, собиравшимися уйти по делам и оставлявшим его под присмотром строгой няньки, которую он опасался, и поэтому капризничал.

— Нет. Не проси. Мне будет не до тебя. Рэгоны созовут Совет, скорей всего, уже завтра. Нам надо их опередить.

— Вы хотите предотвратить войну между кланами?

— Да пусть они хоть поголовно вырежут друг друга. Мы должны обсудить совместные действия.

— Грогии?

— И грогии, и другие жреческие кланы, — терпеливо объяснила она. Ну, прям, совсем как заботливая и любящая мать. — Сначала все обсудим с тетками, потом на жреческом совете с харлисами и дивейрами переговорим.

Береск принес на подносе два кубка, Толана взяла один из них.

— Выпей травяной отвар. Полезный напиток, целебный. Поможет тебе успокоиться и расслабиться.

Борис поднял свой кубок.

— Чтобы все было хорошо, — прошептала жрица, чокаясь с ним.

Теплый, пряный, слегка сладковатый отвар утолил чувство жажды и согрел. Мандраж стихал.

— Ага! Вашего офигена убили, кланы готовятся к войне... И все будет хорошо? Ты сама не веришь в то, что говоришь.

— Ложись спать и не думай ни о чем плохом. — Она погладила его плечо.

— Да я теперь не усну! — Он залпом допил остатки отвара.

— Уснешь, — заверила она, попивая из своего кубка. — И будешь спать сном младенца.

Он ощутил, как по телу разливается приятная слабость. Тревога отступала...

Однако в мозгу вдруг наступило просветление.

— Ты! Ты меня... опоила, — произнес он непослушными губами, слыша свой голос, как будто со стороны.

— Вижу, что тебе становится легче.

— Ах, ты... су... — Кубок выпал из его рук. Конечности онемели, голова потяжелела, перед глазами все поплыло.

Его повело куда-то в бок, и он рухнул бы на пол, если бы жрица не подставила плечо и не удержала его от падения.

— Прости. Тебе так будет лучше, — донеслось откуда-то издалека.

* * *

Открыв глаза, Борис потянулся. Выспавшись, он чувствовал себя прекрасно отдохнувшим. Ему снились чудесные сны.

'Легкие сны'! Бл*! С ними все на свете проспал!'

Он резко сел и отбросил плед, которым его заботливо укрыл кто-то.

— Гадина! Змеюка! Подлюка! — ругался он. — Обманщица!

Он посмотрел на единственное, открытое в зале, окно, ближнее к кухне, пытаясь определить, сколько часов проспал. Похоже, день был в самом разгаре...

День, который ему предстояло провести в ожидании Толаны. Может, ночь тоже.

Он поднялся с ложа и замер, остановленный задумчивым взглядом улыбающейся деревянной Евы.

— Стоишь голая, сама не зная об этом. Тебе пока не ведомо чувство стыда, — проворчал он, поворачивая статуэтку спиной. — У тебя все еще впереди... боль страдания, страх... Но, что для тебя хуже всего — вкусив запретный плод, ты станешь смертной.

Чтобы скоротать время ожидания, он специально неспешно занимался всеми своими нехитрыми делами — утренним туалетом, физзарядкой, которую уже сто лет не проводил, завтракал.

— Еда не отравлена? — спросил он карлика.

Береск покачал головой, зачерпнул ложкой пропаренные зерна и отправил их в свой рот, таким образом, демонстрируя, что яда в пищу не добавлено.

— Ага! Не было, значит, никаких распоряжений на этот счет? И я могу завтракать, не опасаясь, что упаду лицом в кашу. Или это уже обед? Сколько сейчас времени?

Попытка разговорить Береска не увенчалась успехом. Карлики, как и великан Горо, не отличались болтливостью. И еще были безгранично преданы жрице.

Решив поискать пророчество, Борис открыл книгу, но так и не смог сосредоточиться. И не сиделось ему на одном месте. Поэтому он отправился блуждать по коридорам обиталища жрицы и в этот раз уже более тщательно исследовал дальние уголки. Перебрал некоторые пыльные вещи в кладовой, внимательно исследовал стены, на предмет тайных ходов, попытался открыть большую дверную створку в конце коридора, после чего внимательно изучил барельефы мини-храма и поговорил с гигантскими светлячками.

Осмотр местных достопримечательностей отвлек его от тяжких раздумий, однако после возвращения в зал его снова стали одолевать всякие нехорошие мысли.

'А если она не вернется? Что тогда будет со мной?'

Ни одну из своих девушек он не ждал с таким нетерпением. Ему даже подумать было страшно, что жрица не придет.

Он до того исстрадался от неопределенности и одиночества, что обрадовался бы даже наглецу Жоки, явись он, как обещал.

Борис поплелся на кухню, где малыши варили что-то на огромной плите в нескольких кастрюлях, и с несчастным видом уселся на табурет рядом с разделочным столом у стены. Береск, взглянув на него с сочувствием, молчком поставил перед ним большую тарелку со всякой всячиной.

'Попросить, что ль, у Береска еще снотворного? И лучше сразу яду?'

Без аппетита пробуя новые угощения, Борис наблюдал за малышами, которые занялись консервированием разных, незнакомых и уже знакомых ему фруктов и овощей. Тара, конечно, отличалась от земной, и крышки тоже, и закаточная машинка имела необычное устройство, но сам способ закладки для длительного хранения был понятным.

От нечего делать он вызвался помочь малышам. Они посмотрели на него с недоверием.

— Да умею я! Чес-слово, — поклялся он. — Я маме помогал... в детстве.

Ему поручили один из производственных процессов. Механическая работа помогла ему забыться. А позже, когда понабилось убирать 'компоты', он, при своем росте, оказался просто незаменим, — карлики без лестницы не доставали до верхних полок. С их подачи он расставил керамические банки в большом, прохладном и вместительном помещении продовольственного склада.

Тем временем небо за окном начало зеленеть.

Поблагодарив малышей и получив ответную благодарность, он сходил в душевую, потом прилег на ложе, где снова принялся изводить себя жуткими фантазиями, представляя, что с ним будет, если не вернется Толана, и что может сделать с ним Грокки, если доберется.

'Знать бы еще, какую ценность я представляю, будучи последним, кто прошел через портал...'

Он ворочался до тех пор, пока сон не избавил его от душевных терзаний.

* * *

Ему снилось море, знакомый пляж. Горячий песок искрился в солнечных лучах. Вдали виднелись скользящие над водой белые крылья парусов быстроходных яхт. Легкий, влажный ветерок, налетавший с моря, ласкал лицо, грудь, шевелил волосы на голове. Прохлада овеяла пах...

Борис уловил запах, накативший волной и окутавший облаком — странный, неуместный запах, вызывающий возбуждение.

'Мать заварила свой любимый чай из огородной ботаники?'

Втягивая носом теплый, богатый аромат, он проснулся. Открыв глаза, он увидел Толану в домашнем халате. Она улыбалась и пощипала пальцами свой возбужденно торчащий под тканью сосок. Ее ленивые движения отозвались у него в паху.

— Толана! Ты вернулась? — Он приподнялся на локте, пытаясь угадать причину загадочного выражения на ее лице.

— Он не обрезан, — прошептала она, разглядывая низ его живота.

— А то ты... — Начал он, но прервался на полуслове, проследив за ее взглядом, нацеленным на его вялый член, который, вывалившись из гнезда темных волос, покоился на треугольнике распахнутого косого клапана.

Сна как не бывало.

Какая наглость! Пока он спал, эта наглая девка залезла к нему в штаны! И еще неизвестно, сколько она любовалась его причиндалами, пребывающими в состоянии покоя. До того, как он успел прикрыться от любопытного взгляда, в конец уже прилила кровь, а из крайней плоти показалась головка.

Жрица разочарованно вздохнула, нахмурилась и шлепнула его по руке, придерживающей клапан на штанах.

— Убери! — Это был приказ.

— Что ты собираешься делать?

— Вообще?

— Сейчас.

— Всякие бесстыжие вещи.

— Что ты задумала? Ведь ты... — Он осекся.

'Неужели, она хочет сесть мне на лицо?' — подумал он, и отметил, что эта мысль пугает его уже не так сильно, как в самом начале.

— Не твое дело! Ты мой раб любви, и должен повиноваться... если хочешь сохранить мое благорасположение. — Она произнесла это тоном, не терпящим возражений. Вид у нее был очень серьезный.

А он-то уже решил, что отношения у них наладились.

— Но я... Я не могу так! Вот, так...

— Можешь, поверь мне... и сделаешь, что я тебе скажу.

Он стиснул зубы. В нем происходила сложная внутренняя борьба.

'Ну, сколько можно надо мной издеваться, унижать? Нельзя, что ль, как все нормальные люди? Безо всяких ролевых игр, типа, 'госпожа — раб'... Хочешь трахаться, так и скажи!'

— Хорошо. — Благоразумие все же взяло вверх над желанием дать достойный отпор.

<...>

* * *

Утреннее пробуждение произошло без всяких промежуточных состояний. Открыв глаза, он увидел над собой тяжелые складки балдахина.

'Пфефик! Феодализм в стадии недоразвитости, скакнувший из Раннего Средневековья сразу в постиндустриальную эпоху или дальше — в эру сверхтехнологий'.

К превеликому сожалению, он все еще находился в Пфефике, но по закону 'утро вечера мудренее', чувствовал себя значительно лучше. Может оттого, что ночью вернулась Толана?

Ковры, вобравшие в себя терпкий аромат дико возбуждающего благовонного средства, перебивающего обычный чайный запах, вызвали приятные воспоминания и повлекли проверку наличия утренней эрекции вручную.

Немного повалявшись в ожидании жрицы и не дождавшись ее, он поднялся и отправился в душ.

— Что, опять? — Он шагнул к нише со статуэткой, повернутой лицом к залу, и протянул к ней руку. Его взгляд заскользил по знакомому переплетению тел — женского и змеиного. — А могла бы остаться бессмертной... вот, соблазнилась... и теперь твои потомки множат смертные грехи. И ведь, в принципе, способны различать добро и зло... но жизнь одна, и хочется прожить ее так, чтобы в старости не пришлось сожалеть о том, что не попробовал в молодости, когда была возможность. — Он ласково погладил полированные изгибы деревянной фигуры прародительницы и оставил ее стоять, как есть. — Передавай привет Адаму, который, как велено свыше, 'прилепится' к тебе.

Проходя мимо бассейна, он услышал толанин смех, и уже собрался войти в арку, когда мужской голос произнес:

— Лежи спокойно.

Не спеша объявить о своем присутствии, Борис осторожно заглянул за штору.

— Перестань, Жоки! — Толана лежала на животе на тюфяке. Ее халат, спущенный с плеч, удерживался на талии поясом. Рядом с ней, на коленях стоял парень с коротко стриженными, темными волосами и фигурой атлета. Из одежды на нем было одно полотенце, обернутое вокруг бедер.

— Тебе надо расслабиться, — убеждал он жрицу, массируя ее спину.

Со своего места Борис мог рассмотреть гостя.

Внешне Жоки выглядел моложе его. У него было круглое лицо, черные, изогнутые брови, синие глаза, большие губы. Взгляд исподлобья, казавшийся близоруким, придавал его внешности обиженно-незащищенный вид. Однако стоило взглянуть на все остальное, и вряд ли у кого-то возникло бы желание обидеть этого парня. Его голова крепко сидела на шее, похожей на колонну. Великолепный торс сужался к талии, поэтому разворот плеч, казался еще шире. На его барельефной груди распластали щупальца два цветных татуированных спрута.

— Работа разведчика и по совместительству массажиста, должна хорошо оплачиваться, — говорил спрут, разминая плечи жрицы.

— Разведчик из тебя х*евый. Я от торговки рыбой больше узнаю о делах в Гэлах-кэр, чем от тебя. Да и как массажист, замечу, ты тоже не очень...

— Ты ко мне не справедлива! Ты даже не представляешь, как трудно следить за Грокки. Поэтому, я чуть-чуть не уследил...