Последний из портала Дагоса, глл 1-7

— Ее тоже надо было трахнуть?

'Чертовы бабы! Да разве же, так можно? За то, что не захотел их е*ать, переместили, нах*й, в этот пи*данутый Пфефик!'

Последняя надежда на скорое возвращение растаяла, как снег под весенним солнцем...

— Нет. Нельзя возвращать тебя конису Грокки. Но, если я тебя приму...

Борис знал, что является оскорбительным даром, как знал, какой именно реакции ждал дракон от жрицы. Способна ли Толана поступить с ним подобным образом?

'Еб*ный Вавилон! Да ей ничего не стоит, отправить меня обратно, к этому ушлепку Грокки!'

— Почему ты не можешь меня принять? В чем проблема-то?

— Ты — проблема! — Она сложила ладошки у груди. — Теперь ты — самая большая моя проблема! В Пфефике такие 'дары' не принимаются! — Она закрыла глаза и нахмурилась, мучимая дилеммой. — Будто я не могу найти себе мужчину... Грокки привел мне 'раба любви', как женщине из своего тфора! Он передал тебя при свидетелях! Тебя видели урусы!

— А ты не можешь меня отпустить? На все четыре стороны...

— Куда ты пойдешь?

— Искать портал.

— Ты его не найдешь, а найдешь — не откроешь, без ключей. Язык ты не знаешь. За пределами моего рэфта ты погибнешь, через день, два... конец один — смерть... без вариантов.

— Как я подозревал, в общем.

— Сейчас для тебя самое безопасное место во всем Пфефике, во всем Мицфэрэне — это мой камень.

— А никак нельзя связаться с людьми, которые имеют доступ к порталу? Заплатить им, чтобы меня отправили обратно?

— Какому порталу?

— Рядом с тюрьмой.

— Его разрушил Дагос.

— Что б он... окочурился.

— Он сдох. Ночью... И все равно, все ключи к порталу были у кониса Грокки.

'Черт! Если здесь говорят: 'Умерла лошадь', — это надо понимать так, что и дом сгорел с конюшней вместе...'

— Ты мне поможешь? — прямо спросил он, глядя в глаза. Терять было нечего. Как говорится, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас...

— По понятиям твоего мира, я, как твоя знакомая, должна тебе помочь...

— Буду премного благодарен. — Он отвесил поклон.

— Понимаю, ты хочешь, чтобы я мыслила так же, как ты... — Она смерила его вызывающим взглядом, выдерживая паузу. — Не дождешься!

— А я-то надеялся! — Он скривился. — Я думал, что знаком с тобой... Но, оказалось, совсем не знаю тебя, ясно одно — в тебе нет ни доброты, ни сострадания, ни милосердия. Не будешь мне покровительствовать? Снимаешь с себя ответственность за мою судьбу? Твое право. Моя смерть останется на твоей совести. Хотя у вас здесь нет такого понятия, как 'совесть'.

— На жалость давишь? — Ехидство вопроса не сочеталось с грустной нежностью выражения ее лица.

— Да какая тут, может быть, жалость по отношению ко мне! Вы меня за человека не считаете. Прикажешь своим воинам — они меня прирежут, даже не спросив 'за что'.

— Борь! Не надо сейчас о морали... Не напоминай об осанке тому, на чьи плечи возлагаешь бремя. — Она кивнула, принимая решение. — Ты останешься у меня. Ради тебя, я нарушу свои правила. Ты, помнится, придерживался каких-то принципов, и ничто не могло заставить тебя поступиться с ними... Поэтому должен понимать, на какие жертвы иду я.

— Прости, был дураком.

— Пойдем, — позвала Анна.

— Куда?

— Ко мне. Хотя твое пребывание под моим камнем сильно осложнит мою жизнь...

— Скажи 'спасибо' своему Грокки!

— Обойдется, сяу-тики! — Она скрылась в темноте, оставив после себя душистое облако, похожее на аромат маминого, дачного чая из мяты, мелисы и чабреца. — Пошли. Пока я не передумала.

Борис послушно поплелся следом.

Он не представлял, на что способна эта, недавно отвергнутая им, женщина, но прекрасно понимал, что от нее полностью зависит его дальнейшая судьба.

* * *

Темнота не была непроницаемой, и он уверенно двигался следом за Анной-Толаной, сохраняя некоторую дистанцию, чтобы не наступить на длинный шлейф ее платья. Один из монстров шел рядом с хозяйкой, другой, как Борис подозревал, и поэтому боялся оглядываться, трусил позади.

— Где твоя одежда?

— Какие-то уроды раздели меня в пещере.

— В какой пещере?

— Не спросил, как она называется! Рядом с тюрьмой.

— А! Твои 'уроды', должно быть, мелзи. 'Крысы', по-вашему.

— Крысы подчиняются драконам?

— Мелзи служат любому, кто платит. Грокки нанимает их для своих делишек. Ты точно подметил, 'уроды', не по законам живут, но без них нельзя, — рассуждала она. — Мелзи нужны для сохранения равновесия в мире.

— Хрена себе, равновесие!

— Ты был в джинсе?

— Как ты догадалась? — отозвался он с иронией.

— Джинс у нас под запретом. Его ношение карается смертной казнью.

— Дурацкий закон.

— Этот закон — не древний. Его приняли при фарогаках. Два поколения назад.

Более идиотский закон, наверное, трудно придумать. Впрочем, в этом мире, наверняка, есть какие-нибудь законы похлеще.

— Получается, мне повезло, что с меня сняли джинсы? Это меня спасло!

— Действительно, спасло...

— А трусы зачем сняли? Кроссовки...

— Чтобы не сбежал. Куда ты побежишь голый и безоружный?

— Логично. То есть, с меня по любому все сняли бы?

— Даже не верится... Я смогу увидеть твое тело... потрогать тебя всего, — между прочим, заметила она. — Ласкать тебя... И ты будешь гореть от желания...

— Вот еще, — огрызнулся он. Однако ее непосредственность и большая вероятность того, что она все же увидит его обнаженным, и будет 'трогать', вызвали странное возбуждение.

Показался прямоугольник желтого света, и поторопившийся монстр наступил на длинный шлейф хозяйкиного платья. К превеликому бориному злорадству, жрица Змеи чуть не упала, вмиг растеряв все свое величие.

— Под ноги смотри! — рявкнула она на чудовище.

— Как называются эти звери? — Он убрался в сторону, чтобы пятящееся животное не уперлось в него задом.

— Пирогаки. 'Дракончики', по-вашему.

— Драконы? А я-то наивно полагал, что драконы — всего лишь мифологические персонажи. Значит, это тотем Грокки? Не очень похожи на его герб.

— Тотем? Герб?

— Знак клана твоего Грокки.

— Нет. Ты не видел настоящих драконов.

'Епт! Ну почему, в этом проклятом мире все еще хуже, чем кажется?'

— А рядом с тюрьмой, какой зверь живет?

— Больше не живет... Дагос. Он похож на осьминога и дракона. Морской дракон из Рифрэна, Нижнего мира.

— Он специально разрушил портал или случайно?

— Они были связаны между собой. Дагос был 'стражем портала', поэтому его не убивали. — Она повернулась и сверкнула глазами. — Возможно, ты последний, кто прошел портал. — Непонятно, огорчал ее этот факт или радовал. Или она сообщила о нем просто для общего сведения.

С помощью нехитрых манипуляций Анна-Толана закрыла колонный зал каменной плитой. Поднявшись по лестнице, они прошли второй шлюз, массивные створки которого были обшиты металлом. Такую дверь не откроешь ударом ноги, здесь без динамита не обойтись.

Из темного тоннеля они свернули в другой тоннель с потолком пониже, в котором стояли уже знакомые воины из клана Змеи. Их насмешливые взгляды очень не понравились Борису. Жрица им что-то сказала или приказала, и, они, поклонившись, скрылись за углом.

— Плохо, что они видели тебя. Но хорошо, что не убили. Ты жив, только потому, что из другого мира. Мелзи, обряженного, как литогарус-флэк, они прикончили бы на месте.

— Мне, типа, повезло? Правильно ли я понимаю, что крысу твои воины убили бы на причале, сразу и без разговоров? Так, хорошо или плохо, что я — 'из портала'?

— Из портала ничего хорошего не приходит.

— Вот, как! Совсем хреновы мои дела... И почему же твои воины меня не убили?

— Потому, что я здесь хозяйка. Они должны были сначала спросить меня, что с тобой делать.

Осмыслив, и даже, казалось, физически ощутив, как крепко она 'взяла его за яйца', он выразил готовность подчиниться:

— Что от меня требуется?

'Регулярно заниматься с тобой сексом? У*бать тебя?'

— Похвальное рвение... — Она оценивающе взглянула на него, как покупатель смотрит на товар, улыбнулась и прикусила губу. — Конис Грокки считает, что я не буду с тобой...

— Но ты 'будешь', потому что тебе уже 'можно', — продолжил он и засопел, сдерживая рвущийся наружу протест невероятным усилием воли, только покраснел при этом.

Он был просто обязан держать себя в руках, чтобы не испортить отношения. Одно необдуманное слово или действие — и можно навсегда забыть о возвращении домой. Если он останется без ее поддержки, то самое лучшее, на что он может рассчитывать — это на то, что его убьют быстро и безболезненно.

— Так опозорить меня, да еще перед урусами. — Она покачала головой. — Ничего, Грокки, я тоже умею ждать... Воздам тебе за твою щедрость. — Она сделала несколько шагов и, вспомнив нечто важное, остановилась. — Да, Борь! Можешь забыть о законах своего мира, каких-то своих заповедях... — Она хмыкнула. — Помнится, ты пытался объяснить мне что-то...

— Но я же не знал!

— Ты даже не представляешь, сколько всего еще не знаешь.

За тяжелыми шторами в конце коридора находился просторный двухуровневый зал, если так можно назвать, слегка обтесанную, полость в горной толще. Первое, что видел входящий, это — колонна природного происхождения, подпиравшая неровный, бугристый свод, который, казалось, вот-вот обрушится. Мощный сверху и снизу, тонкий посередине — столб дополнял иллюзию грядущей катастрофы. Верхний уровень ступенями сбегал на нижнюю, длинную площадку, где в наружной стене были прорублены ворота и огромные, прямоугольные окна с видом на море, забранные решетками.

Мебели было мало. Очень мало. Совсем ничего. Основное убранство составляли ковры, в большом количестве и разнообразии — огромные и маленькие, монотонные и пестротканые, гладкие и с длинным ворсом — ими был застелен пол и завешены стены.

— Здесь я живу, — по-простому, безо всяких 'добро пожаловать', объявила Анна-Толана. — Как?

— Как ковровый склад, — констатировал Борис. — Вот, для чего вам были нужны ковры?

— Камни кругом. Холодно. Ковры — не роскошь, а защита от простуды. Когда мягко и тепло лучше же, чем, когда жестко и холодно.

— Резонно. И профилактика от ревматизма...

Он рассматривал большой шатер, раскинутый на верхнем ярусе. Возвышение под пологом было застелено покрывалами и завалено множеством подушек. К собственному удивлению, он понял, что это вовсе не походная палатка, а кровать. Постель под балдахином. До неприличия огромная койка! Настоящий траходром...

'Еб*ть! Стало быть, это и есть мое рабочее место, — со странным равнодушием подумал он. — Интересно, сколько мужиков здесь трахало эту змеиную жрицу?'

— Нескромно, да? — Она видела его насквозь. — А, может, твои мысли нескромны?

Пойманный с поличным, он хотел ей нагрубить, но сдержался.

— Это нерушимое, каменное ложе. — Не дождавшись ответа, жрица снизошла до объяснений. — Священное место. Ступень Самых Первых. В таком виде оно досталось мне от старших жриц, а им — от Самых Первых. На нем снятся только хорошие, легкие сны.

— Понятно. — Борис тяжко вздохнул.

Легкие сны... Ему — уже никогда и ни в каком месте — не будут сниться легкие сны. Теперь до конца своих дней его будут мучить кошмары! Но он согласился бы на кошмары, если бы только все происходящее оказалось лишь сном.

Увы! Его окружала непостижимая действительность.

— Как называется твой мир? — спросил он.

— А как называется твой? Настоящий? Или единственно правильный? — Анна-Толана усмехнулась. — Мой мир так и называется — МИР. Мицфэрэн — мир в середине. Серединный мир.

Да, уж! В философские беседы с ней лучше не вступать. Толана — вовсе не Анна, которую он знал, — абсолютно другая женщина. Чужая.

'Нет! Я — пришелец, а она — абориген этой невероятной реальности, этого сумасшедшего мира — Мира в Середине — и судя по всему, не последний его представитель. Вполне возможно, она знает тайны, какие фантасты не придумают'.

— А что такое Пфефик?

— Пфефик — центр мира, Пуп Земли. — Она остановилась у ступеней на нижнюю площадку, за окнами которой открывался вид окруженного скалами залива.

'Опять тюрьма!' — Он с ненавистью уставился на толстую, оконную решетку.

Если раньше он мог проигнорировать такой факт, как решетки на окнах, то теперь любой, даже потенциальный, намек на насилие над личностью действовал на него раздражающе.

Большая, железная плита, которую он принял за ворота, оказалась откидным мостиком, судя по цепям, натянутым лебёдками. По обе стороны от нее висели прямоугольные щиты — плетенный камыш и солома в железных рамах, вероятно, элемент местного декора. В простенках стояли массивные ставни-'купе', которые за короткое время могли превратить обиталище жрицы в неприступную крепость.

Но внешние угрозы мало интересовали Бориса, потому что явная опасность для его жизни находилась внутри. Стояла рядом...

— Ты голоден? — спросила Толана. — Давай, покушаем. А то я с утра на бегу что-то похватала... Думала, меня в гостях накормят. Подожди, я сейчас вернусь.

— В гости собиралась? А тут я... приперся...

— Да. Надо еще встречу отменить, раз такое дело. — Она направилась к одной из боковых арок и скрылась за портьерой. Донеслись обрывки разговора на местном языке.

Оглядевшись, Борис отметил, что арки в смежные помещения завешены шторами, в то время, как от внешнего мира владения жрицы Змеи защищены 'сейфовыми' дверями.

'Интересно, что за ними находится? А еще более интересно, где здесь сортир?'

— Прости, Ань, — начал он, когда вернулась хозяйка, — где тут... у тебя...

— Толана, — мягко поправила она.

— Да. Толана, а где тут у тебя можно руки помыть? И... мне надо в туалет.

— Оу! — Она понимающе кивнула и призадумалась — может, хотела позвать воинов или вспоминала, какой нужник ближе, — и пригласила:

— Пойдем, покажу.

— Спасибо, — автоматически поблагодарил он. Впрочем, было за что.

— Ты давно в Пфефике?

— Третий день.

— Где тебя держали?

— Больше суток в тюрьме. Последнюю ночь я провел ночь у твоего фиолетового принца.

— Он не мой! И не принц, а конис. Грокки — наследник рэгона.

— Что такое рэгон?

— Вождь. Он тебе что-нибудь говорил?

— Говорил! Только без переводчика.

Удобства находились в ближнем тоннеле, который они пересекли по пути в зал. Толана вошла в темную арку.

— Здесь включается свет. — Она прикоснулась к маленькой стеклянной полусфере у входа, отчего та занялась слабым свечением. — Нужник, вон, та щель. — Она указала на трещину в полу — это был самосмывающийся ватерклозет, где вода текла прямо по мшистой стене. — А это — рукомойник. — Она кивнула на самонаполняющуюся раковину.

Проинструктировав его подобным образом, Анна-Толана деликатно удалилась, оставив его наедине с чудесами природы, которые человек обратил себе на пользу. Или тонким инженерным искусством, умело замаскированным под натуральное?

Все в этом было мире не так, далеко не так, как...

'Как где? На Земле? Но это тоже земля, посреди каких-то других земель. Здесь живут настоящие драконы, здесь — зеленые закаты и рассветы, здесь — жречество и вождество...'