Последний из портала Дагоса, глл 1-7

— Чего?

— День зачатия. Мужчина был необыкновенный и более чем достойный. — Она, будто разговаривала сама с собой, тем не менее, просвещала его. — Очень хорошо ее понимаю.

— А я не понимаю!

— Происхождение считается по матери, и это — правильно. Что было бы, если б происхождение определялось по отцу?

— И что?

— Беспорядок и безродность, вот что! Ни один мужчина не может быть уверен, что ребенок его. Только мать знает, от кого прижила семя. Может, отец Тэрта был из нижнего клана... В противном случае, Гарда не стала бы скрывать его имя. Он похож на черного фелиса.

— Черного лиса?

— Да. Фелисы — большой клан, много разных тфоров. Рыжие, серые, черные. Должно быть, Гарда очень любила его... Как бы то ни было, Тэрт — настоящий урус. Только черный... Его уважают в его клане, но он никогда не станет гэлуфом и, тем более, рэгоном. Поэтому Тэрт ищет славу на стороне. Он — одинокий воин.

— Но он же служит тебе... вам, змеям.

'Нет! Я сойду с ума, пытаясь понять местные законы'.

— Временно. Даже одинокому воину нужно куда-то возвращаться. А мое обиталище — самое спокойное место в Пфефике.

— А второй? Белый лев...

— Конис Ролл?

— Он конис? Наследник вождя?

— Ролл тоже здесь не останется. У меня только один постоянный ближний воин, я тебе говорила.

— В смысле, телохранитель?

— Да. Горо. Но и его постоянно на сторону тянет, на подвиги.

— Тэрт сможет определить, когда появится портал, если найдет это место? — Борис вернулся к теме дня.

— Нет. — Она покачала головой и обтерла полотенцем шею и грудь льва, не удержавшись, ласково погладила его бронзовую кожу. — Но если он найдет пурга, то принесет сердечник. Это часть ключа.

Сердечник! Одно из звеньев пути обратно домой!

Пока Борис гадал, как выглядит сердечник, если он является составляющей ключа, жрица взяла другой шприц и, набрав кровь из вены, смешала ее с какой-то полупрозрачной, желтоватой жидкостью. В пробирке началась реакция.

— Трудно найти пурга?

— Пурги, обычно, там же, где рогатки.

— А! Они тоже выползают из Нижнего мира? — Он вспомнил, что она уже как-то упоминала этих самых пургов в связи с порталом. — Они опасные?

— Умные, и поэтому очень опасные хищники.

— Сердечник сложно добыть, да?

— Воин рождается, чтобы совершать подвиги.

Воистину, в Пфефике живут удивительные люди, которым не чужда рыцарская романтика!

— Буду премного благодарен ему, — тихо произнес Борис.

'Тэрт из-за меня будет рисковать жизнью!'

— Ему не нужна твоя благодарность.

— Что же тогда?

— Что ты можешь сделать для него? Тебе нечего дать ему взамен, кроме своей жизни. — Хотя жрица не поднимала головы, похоже, она усмехнулась.

Закусив губу, он пытался найти достойный ответ, но как назло, ничего умного в голову не шло. Неловкая пауза затянулась.

— Тэрт делает это для меня, — сказала она. — Я обещала подарить ему ночь любви.

— И всего-то? — Борис вознегодовал.

За один и тот же предмет с каждого взимается далеко неравноценная плата!

'Неужели в Пфефике человеческая жизнь и несколько часов занятий сексом стоят одинаково? Чего эта девка о себе думает? Кем она себя возомнила? Не иначе, как Клеопатрой! Царица хренова...'

— Тэрт считает это справедливой платой за свою услугу, — ответила она его мыслям и улыбнулась, увидев выражение на борином лице. — Он не жадный.

— Потом ты выставишь счет мне, — мрачно констатировал он. — И мне придется расплачиваться за каждую деталь ключа, по отдельности.

— Тебе проще. — Она фыркнула. — Ведь ты будешь иметь дело только со мной... и получишь все сразу.

— А если Тэрт погибнет?

— Значит, не судьба.

Вот так... Просто и страшно!

Последняя песчинка упала в нижнюю часть колбы. Жидкость в пробирке, после завершения реакции, стала прозрачной и розовой, а на дно выпал черный осадок. Осторожно наполнив шприц полученным раствором, Толана сделала еще один укол и перевернула песчаные часы.

— Скоро он придет в себя. — Она провела костяшками пальцев по высокой, гладкой скуле Тэрта.

Борис почувствовал укол ревности. Если уж он будет спать с Толаной, то не намерен с кем-либо ее делить.

'Это не в моих правилах!'

— Кризис прошел? — спросил он таким тоном, словно желал обратного.

— Да. Самый опасный — первый укол. Тэрт — сильный, — прошептала она. — И красивый...

Черный лев подал признаки жизни, зашевелился и открыл глаза. Толана склонилась над ним и извлекла у него изо рта катушку. С ласковыми и требовательными словами она поднесла к его губам чашу с красным напитком. Выпив лекарство, он поморщился и заговорил со страстными интонациями. Борис отвернулся, сделав вид, что его не интересуют их нежности.

Потом все вышли в зал. Юса принес дорожную сумку, с сухим пайком и протянул Терту. Толана добавила к дорожным пожиткам баночку с каким-то снадобьем.

'Интересно, она со всеми такая заботливая и предупредительная? Или только с теми, кому обещает ночь любви?'

Черный лев надел доспехи. Карлики помогли ему закрепить заплечные ножны для двух мечей. Воинственный вид дополнил шлем с гребнем и носовой пластиной — Тэрт встречал противников с открытым лицом.

Борис не пошел его провожать вместе с Толаной и помощниками. Его не пригласили, а ему самому не хотелось вливаться в свиту потенциального любовника жрицы. Завязав плащ на бедрах узлом, он сел на ступеньки, покрытые коврами, и тоскливо посмотрел в окно.

В этот раз вид залива его совсем не привлекал. Глядя в одну точку, он снова пытался заглянуть в ближайшее будущее, которое представлялось ему отвратительным, подобным аду на картинах Босха, правда, плохо прорисованным и гораздо менее детализированным.

Бесшумно приблизилась Толана и опустилась рядом.

— Хоть какая-то польза от Тэрта, — произнесла она бесцветным голосом. — Про портал мы без уруса скоро узнаем, он же пробивается у харлис под боком.

— Насколько большой властью ты обладаешь? — спросил он, глядя в окно. — Твой общественный вес позволяет тебе влиять на государственные процессы?

— Я имею право посещать офгирдана без приглашения...

— Кто это?

— Наш верховный судья и правитель. Высшая власть. Я могу говорить с ним, один на один.

— Кто сильнее — ты или этот конь... Грокки?

— 'Конь', — повторила она и, хохотнув, поправила. — Грокки — конис. Он — один из первых фарогаков.

— Какая разница! У кого из вас больше власти?

Она посмотрела на него так, словно сомневалась, нужно ли ему это рассказывать, и, очевидно, решила, что нужно.

— Как можно сравнивать? Завтра гикоры или урусы, или еще какой-нибудь клан, объявят фарогакам войну и перебьют всех. Или офгирдан умрет... Кланы встанут друг против друга. И Грокки, если останется жив, будет просто конисом — наследником рэгона, или даже гэлуфом, а я так и останусь жрицей, с правом посещать без приглашения нового офгирдана. Но я против смены власти...

Она умолкла, глядя вдаль, и Борис, внимательно слушавший, уже хотел спросить 'почему', когда заговорила снова.

— Я не боюсь перемен. Просто Дорин, нынешний офгирдан, хоть и с прип*здью, но старается придерживаться древних законов. Он третий фарогак — офгирдан. И порядок устоялся только при нем... А при другом первом клане — даже мудрецы не знают, что может начаться.

— Иными словами, несмотря на стабильную внутриполитическую ситуацию, остается напряженность?

— Ищи наслаждение в каждом мгновении жизни, — ответила она метафорой-намеком. Хотя, может, не имела в виду ничего такого, что ему сразу на ум пришло ...

— Грокки — наследник вашего правителя?

— Да. Он наследник Дорина, рэгона Мафора и гэлуфа Офдаса.

— Троих сразу?

— А чего такого?

Борис долго собирался прежде, чем задать следующий вопрос.

— Почему он похитил меня? Именно меня.

— Для сравнения.

— Сравнения? Чтобы ты сравнила его и меня?

— Так думает Грокки. Он думает по-мужски. — Она покосилась на него, потом повернулась полностью и стала рассматривать его обнаженные плечи, руки, грудь, будто, действительно, сравнивая. Ее взгляд скользнул по ключицам, шее и поднялся на лицо. — Тебя я желала, а его отвергла. Ты — моя единственная слабость, о которой он знал. И чисто технически достать тебя было просто.

— Значит, мое похищение никак не связано с тем земельным спором... между львами и драконами?

— Я свидетельствовала в пользу урусов. Мое слово решило спор. Прислав тебя мне, конис Грокки связал двух быков хвостами.

Крайне неприятно осознавать, что тебя использовали, и при этом оставаться беспомощным, и не иметь абсолютно никакой возможности исправить положение дел. И совсем уж мерзко — ощущать себя орудием мести, которым нанесен двойной удар!

— Осподя! — Он спрятал лицо в ладонях. — Почему я?

— Да, глупо. — Она притянула к себе большую подушку и откинулась. — Мог бы найти кого-нибудь более... представительного.

Хотя Пфефик для бориной мужской гордости стал 'прокрустовым ложем' — отсек то, что сильно и необоснованно, по местным понятиям, выпирало — его честолюбие оставалась крайне уязвимым.

— Так это же ты на меня 'глаз положила', — напомнил он, и его слова прозвучали, как обвинительный приговор.

Она тяжело вздохнула, приподнялась и, положив руку на его плечо, призналась:

— Меня тянуло к тебе со страшной силой. Я была в тебя влюблена.

— Влюблена? — Он никогда не думал, что она могла быть в него влюблена.

— Не веришь? — Она заглянула в глаза.

— При вашей-то простоте нравов... откуда любви взяться?

— Эта рыжая подлюка Алина поняла, что я тебя хочу, и не просто хочу, а очень-очень хочу. Я попросила ее отвлечь Шурупа, чтобы... В вашем мире, все не так, как здесь... Она не была бы фелисой, если б не воспользовалась ситуацией с выгодой для себя.

— Чья это идея с похищением? Алины или Грокки?

В ту пору Алина казалась ему девушкой довольно симпатичной, хотя и с хитрецой, но теперь — после того, как Пфефик изнасиловал его ментальность, и в сознании происходила ломка прежних представлений и понятий — настало время изменить свое мнение и о ней тоже.

— Грокки давно забрасывал концы на мой причал, даже перчатку снял. А первые фарогаки снимают перчатки только в трех случаях... — Она многозначительно посмотрела на него, и он кивнул, чтобы не показаться невежественным, хотя понятия не имел, когда и почему первые драконы снимают перчатки, и зачем они их вообще носят. Нетрудно было догадался, что Грокки, таким образом, оказал Толане великую почесть. — Я отправила его пасти пургов. Мы с фарогаками не очень дружим.

— Это я уже понял. Так они вступили в сговор?

— Грокки мог узнать о тебе только от Алины.

— Он приказал ей следить за тобой?

— Приказывать ей он не мог. Она служит не фарогакам, а Дорину, нашему офгирдану. Скорей всего за свои услуги Алина потребовала у кониса какую-то особую плату...

Чем дальше, тем запутанней становилась история.

— И какую награду она получила?

— Не видела Алину с тех пор, как мы вернулись, но спрошу у своего человека в Гэлах-кэр. Как-то она проболталась мне, в нашей девичьей беседе, что хочет провести ночь с Грокки и... получить перстень первой трахальщицы Пфефика!

Заметив, как изменилось лицо Бориса, который удивился, но поверил, что в Пфефике, действительно, есть такой титул, типа 'Мисс Вселенная', она тихо засмеялась и, в приступе веселья, задергала ногами.

— Шутишь, да?

— Шучу, — призналась она и напустила на себе прежнюю серьезность. При этом она не подумала прикрыть подолом свои стройные бедра, которые обнажились по самое некуда. — Офгирдан и его наследники — сейчас их всего трое — могут подарить женщине из другого клана перстень, в знак особого благорасположения.

— То есть, Грокки сделал ее своей фавориткой?

— Не знаю, о чем ты, но на всех любовниц первых фарогаков перстней не хватит. На моей памяти, только одна женщина из урусов получила перстень защиты, от Дорина.

— Объясни.

— Алина — фелиса, пусть воин на службе у офгирдана, но из нижнего клана. Если Грокки подарил ей перстень-хранитель, то она получила пропуск в верхние ходы Гэлах-кэр, где живут фарогаки. Перстень — это защита первородного клана.

— Драконы будут защищать ее, если она попадет в какую-то переделку, как представителя своего клана?

— Не все, только Грокки и Кобри-Ин, его тфор, род. Если ей будет угрожать опасность, Грокки с ближними воинами за нее заступится — они убьют любого ее врага.

— Ясно. Драконья 'крыша'.

— Фарогаки-покровители не поднимут Алину выше нижнего клана. Никто не станет думать о ней лучше, не будут больше уважать... — Она перехватила его взгляд, блуждавший по ее голым ногам, и призывно шевельнула губами.

Борис сморгнул любопытство и принял безразличный вид.

— Значит, за то, что она оставила у меня дома 'маяк', Грокки ее трахнул и подарил перстень?

— Даже если не трахнул, перстень — это знак особого положения.

— Как все сложно... черт ногу сломит.

— Да! А как твои ноги? — Она покосилась на его меховые тапочки.

— Прекрасно!

— Врешь, небось. Еще надо будет разобраться, почему моим ближним была Алина, а фарогак. Сам ли Дорин решил отправить ее со мной, или ему посоветовал Грокки? Грокки приказал Алине оставить в твоем доме 'зовун', или она предложила ему готовый план, чтобы заработать 'перстень защиты'? Она знала о моих отношениях с Грокки... Весь Пфефик знает! Она просекла, что конис не упустит возможность досадить мне. — Толана осеклась, виновато посмотрела него и погладила его плечо. — Дело обстоит именно так. Я оказалась перед сложным выбором — и проиграла в обоих случаях.

— Почему? Почему в обоих-то?

— Прислав тебя мне, он как бы говорит — вот, ты отвергла меня и получила того, кто отверг тебя, но тебе придется отказаться от него. Если ты его примешь — изменишь сама себе.

Ее рука опустилась по его спине и остановилась на талии. Хотя прикосновения были приятными, он отодвинулся.

— Он использовал запрещенный прием.

— Он добился, чего хотел. Я приняла 'позорный дар', признала, что лучшего недостойна. Проявление покорности перед мужчиной из чужого клана расценивается, как слабость. Будто обо мне больше некому заботиться...

— Но ведь прошло три... Нет! Почти четыре месяца. С тех пор, как мы... как вы...

— Грокки умеет ждать. И выбрал подходящее время...

— 'Связать хвостами двух быков'? А когда был суд?

— Пять дней назад.

— Кроме тебя, больше некому было 'слово' сказать?

— Это решили за меня.

— Тебя заставили?

— Мое посвящение должно было закончиться перед Нэр-эф-Лиацун, но я прошла ступень быстрее, быстрей, чем положено. Это был знак. — Она спрятала руки в складках платья и зажала их между коленями. — Если боуги вернули меня раньше срока, значит, это было нужно...

— А! Поэтому все думают, что у тебя 'обет'?

— Да. Думают, что я вернусь в храм и продолжу...

— И чем только тебе этот Грокки не угодил? Зачем надо было злить его?