Последний из портала Дагоса, глл 1-7

— Нет, конечно! Они — жрицы! Они — ясновидящие.

— Понятно. А почему Жеда убежал в наш мир?

— Думал, что там его не найдут. В вашем мире, можно купить все — власть, славу, любовь. Жеда прихватил с собой отряд мелзи. Поступок, достойный презрения... Но кто еще мог согласиться, его сопровождать? А свои — сразу прирезали бы, без разговоров. — Толана перевернулась на спину и, рассматривая складки полога, продолжила. — Фарогаки, естественно, не стали разглашать такое дело. Ведь поднялась бы смута. Ну, как же! Офгирдан да без Ока? 'И зачем нам такой офгирдан? Так, недолго — порядок нарушится! А давайте вместо Дорина выберем кого-нибудь помоложе да из другого клана. Фарогаки что-то засиделись в Гэлах-кэр'. Фарогаки тайно обратились к жрицам. Мы меж собой посовещались и согласились им помочь, дать проводников. Тетки отправили меня и еще двух сестер.

— Проводник — это кто?

— Тот, кто чувствует 'Око'. Жеда должен был носить камень при себе. Не для того он его воровал, чтобы где-то прятать.

— Ты, значит, была проводником?

— Так получилось. — Она словно извинялась за свое вторжение в его мир, в его жизнь.

'Если бы искала свой волшебный кристалл, а не шлялась по антикварным магазинам, то ничего бы и не было... И я никогда не узнал бы про твой Пфефик!'

— Алину приставили к тебе, твое тело охранять?

— Чтоб ее пурги разодрали!

— Алина — лиса? Это нижний клан, так? А какие еще есть?

— Нижние? Пелусы. Еще есть крафты, волоны, гикоры, дейфусы, момры... Много разных...

— Змеи, — задумчиво добавил Борис.

— Грогии — жреческий клан. Кроме нас, еще — харлисы и дивейры...

— Три жреческих клана? — уточнил он.

— Да. Так исторически сложилось. Небо, земля, вода...

— Короче, ничего не понял. А драконы? Первые?

— Фарогаки — верхний клан, — поправила она. — Есть еще волоны и тэрлинги. Потом идут гикоры, урусы, крафты... Момры. — Новые слова сыпались, как горох.

— Момры?

— Медведи. До сих пор спорят за первоочередность с крафтами, дейфусами и гикорами. Ладно, у теузаров есть законные основания... Но момры-то куда лезут?

— Подожди-подожди. — Борис решил вернуться к основной теме разговора, а с кланами разобраться позже. — Ты про 'Око Света' рассказывала.

— 'Око Света' — камень из нижнего мира. Из Рифрэна. Был такой героический период в нашей истории, когда воины отправлялись совершать подвиги в нижний мир. Да и к вам тоже, бывало, порезвиться заскакивали...

— Давай, сначала про Жеду.

— Чего про него говорить?

— Вы нашли его?

— Мы нашли его логово, но пока ждали воинов, его достал... один следопыт. — Ее голос стал тише, а лицо сделалось непроницаемым. — Дружок Грокки. Риферкари... — Жрица зло сверкнула глазами.

— Что не так? — Борис не понимал причину ее раздражения. — Он не должен был найти?

— Его не должно было там быть! Или меня... — Ее приступ гнева прошел так же неожиданно, как вспыхнул. Взгляд начал теплеть. — Но тогда я не встретила бы тебя.

— Как следопыт его нашел?

— По следам, как же еще. — Она взмахнула рукой. — Всех обвел вокруг пальца. Ха! И стребовал с м*дака Дорина и фарогаков двойную плату.

— Вы поэтому уехали?

— Нет. Когда я познакомилась с тобой, мы только вышли на след Жеды. И после его поимки не сразу вернулись... Надо было еще мелзи найти. Вот, Алина душу отвела, гоняя по подземельям мелзи и ваших бомжей... Не знаю, сколько их там она со злости поубивала...

— Бомжей-то за что?

— Какая разница! Они ничем не отличаются. Ваши — даже более мерзкие.

Борис понимал, что она говорит то, что думает, но никак не мог привыкнуть к подобной непосредственности. Прямота ее ответов лишала дара речи. Обитатели Пфефика, похоже, действительно, не видели никакой разницы между бомжами, зачастую безобидными и несчастными, людьми из его мира и опасными воинами из клана крыс.

'Среда формирует сознание! И ничего тут не поделаешь. Вероятно, с иным образом мышления в Пфефике выжить невозможно'.

— Что стало с Жедой?

— Его казнили. Отрезали елдак, содрали кожу и оставили на съедение крабам.

— С него живого кожу содрали?

— С мертвецом-то чего возиться. — Она рассказала об изуверской казни, как о вчерашней погоде! И поинтересовалась:

— Ты вообще вставать собираешься? Уже скоро обед.

Подобные переходы от одной темы к другой коробили Бориса не меньше, чем ее прямота. Но в этом, черт возьми, была вся Толана.

Сдержав ругательство, он кивнул.

— Кстати, тебе надо побриться. Ты умеешь пользоваться клинком?

— Бриться? — Он воззрился на нее, потирая подбородок, заросший щетиной. — Или фехтовать?

— Бриться, конечно.

— Нет. Я только фехтую!

— Тогда придется поискать для тебя бритву. Скажу Юсе. Побрейся обязательно!

— А то, что?

— А то ты своей щетиной всю меня исколешь. — Она, в очередной раз, в свойственной ей простецкой манере, подтвердила свои планы на него.

'Х*я се, заявление!'

— Прямо-таки всю? — уточнил он тоже без игривости в голосе.

'Рабочий момент, чо!'

— Ты хорошо владеешь мечом? — задала она следующий вопрос, посчитав предыдущий решенным.

— Мечом не пробовал. А, вообще, у меня разряд по фехтованию. Правда, давно не занимался...

Борис пожалел, что забросил свое юношеское увлечение, которое очень пригодилось бы ему в Пфефике. Нет! Здесь это умение было просто жизненно необходимо.

— Прекрасно. — Она улыбнулась.

* * *

Умывшись и побрившись, Борис вышел к столу, где Толана, одетая в домашнее платье-халат, обгладывала косточку и просматривала толстую книгу.

— Приятного аппетита. — Он устроился напротив.

— Аппетита? — Она оторвалась от чтения. — Знакомое слово. Что-то, вроде 'смака' или 'вкуса'? Разве бывает неприятный аппетит?

— Это такое устойчивое выражение. Его надо понимать целиком, а не каждое его слово по отдельности.

— Не проще ли сказать: 'Вкусной еды тебе'?

— Можно и так, — согласился он, закрыв тему и не желая углубляться в лексические дебри.

Завтрак проходил в молчании. Жрица увлеченно — так, что забывала жевать — изучала толстенную книгу с картинками, изображавшими растения, мелких животных, насекомых, целиком и отдельные части. Если этот талмуд не был учебником по биологии, то, вероятно, являлся пособием по магии и приготовлению всяких колдовских зелий.

— Интересная книжка? — Борис решил проверить догадку, на свой страх и риск.

— Жутко скучная. — Она захлопнула фолиант. — Однако очень нужная и полезная.

— Про что? Про... — Он перебирал в памяти слова обоих лексиконов в поисках подходящего и не оскорбительного. — Про лечение?

— Угу. Лекарства на продажу заканчиваются. Осталось совсем мало, надо приготовить еще. Малыши поменяют их на что-нибудь на рынке, а то съестные припасы тоже на исходе.

Утоливший голод Борис занялся своим гардеробом. Отмерив ширину плеча, он растянул ткань и, проткнув ее столовым ножом, удлинил прореху.

— Что ты делаешь? — заинтересовалась жрица его 'художествами'.

— Дырки! Хочу усовершенствовать модель своего костюма. Дашь мне небольшой кусок веревки, если не жалко, чтобы подвязаться?

— Не жалко, но будет похоже на платье. Подумают, что ты — женщина...

— Тогда я повешусь на куске веревки, который мне дашь.

— Я не сомневаюсь, что ты — мужчина. — С томной улыбкой она ласкала взглядом его обнаженный торс.

— На что твои 'малыши' обменяют лекарства? — Борис решил вернуться к теме здравоохранения. — У вас нет денег?

— Не понимаю, какой толк от этих бумажек. Ах, ну, да! У вас же отношения — товарно-денежные. — Она иронизировала. — Но накопления вы все равно делаете в желтом металле и драгоценных камнях.

— Ты говоришь так, будто это я придумал. — Он посмотрел на нее, через неровную бахромчатую прорезь в плаще. — Такова общепринятая шкала ценностей, по крайней мере, у нас. Впрочем, как я понял, и у вас тоже ценится золото, и ювелирные украшения востребованы.

— Еще у нас есть плафик.

— Плафик? Что это?

— Плафик — топливо, свет, тепло. Сила и мощность!

— Что он из себя представляет?

— Вещество — твердое и жидкое. Им заправляют светильники, на нем работают подъемники, лодки и другие всякие-разные механизмы. Плафиком можно воду очищать и греть. Им заряжают оружие. Плафик можно обменять на все, что угодно.

'Так вот, почему у ламп и фонарей нет проводов! И, кажется, что лодка плывет сама по себе и бесшумно. И лифты тоже... Полезная вещь этот плафик. Что она, там говорила про оружие? Похоже, плафик — это жидкая энергия. Что-то из области фантастики! — Внезапно прозревшего Бориса охватил синдром первооткрывателя. — Надо будет подробней узнать, как используют плафик. Понять бы еще, что он из себя представляет... Если удастся прихватить его с собой, то я стану миллионером. Интересно, сколько он может стоить у нас? Дофигищи он будет стоить! Это даже не миллионы, а миллиарды! Начнется новый виток научно-технического прогресса... Да что там, виток! Такие горизонты откроются, мама не горюй. — Мысли унесли его в гипотетическое будущее. — Цивилизация может подняться на более высокую ступень развития. Наступит эра сверхновых супертехнологий!'

Толанин смешок вывел его из состояния глубокой задумчивости.

'Что ее так развеселило? Неужели мое лицо?'

А его лицо в эту минуту, надо думать, выражало алчность, выдающую его коварные, корыстные планы. Пойманный с поличным — он закусил губу и покраснел, признавая себя промышленным шпионом.

— Тебе стала известна наша самая главная и великая тайна, — ровным и страшным голосом произнесла жрица. — Чужие не должны знать о плафике! Мне придется тебя убить.

У Бориса перехватило дыхание и сердце ушло в пятки, когда он увидел в ее руке стилет. Она крутила его пальцами, как заправский головорез...

— Я сделаю это быстро, тебе не будет больно, ты даже не успеешь ничего почувствовать.

Он видел, как она умеет убивать!

— Я никому не скажу, — прошептал он. — Клянусь!

— Из всех людей только мертвые хранят тайны.

— Нет! — Он начал отползать от стола, хотя знал, что убежать не успеет. — Не надо! Пожалуйста...

Толана нахмурилась и, покачав головой, произнесла обычным тоном:

— Борь, ну ты чего? Я же пошутила.

Он не поверил, но могильный холод перестал быть ледяным.

Жрица огорченно вздохнула и, не целясь, метнула стилет в один из камышовых щитов, в самое 'яблочко'.

— Вот, видишь? — Она показала пустые руки. — У меня больше нет жала.

На четвереньках она подползла к нему, окутывая нежным облаком знакомого запаха дачного чая.

— Прости. — Она толкнула его плечом.

— Дура! И шутки у тебя — дурацкие. — Он подтянул брошенный плащ и быстро завесил свой торс спереди, по самую шею.

— Да, ладно тебе. — Она погладила его голую спину. — Не обижайся.

— Я чуть не помер со страху.

— Я больше так не буду. Что мне сделать, чтобы ты меня простил? — Ее губы коснулись его уха.

— Больше так не шути! — Он локтем отвел в сторону ее руку, теребившую бок.

— Хорошо. Дай потрогаю. — Она прижалась к нему. — Как ты мог подумать, что я тебя убью? Ты очень красивый, а красоту нельзя уничтожать — это преступление. Красота должна радовать, дарить наслаждение. Ты порадуешь меня?

Борис резко повернулся, собираясь послать ее куда подальше, и замер, встретив ее пристальный взгляд.

Она ждала. Он должен был сделать выбор.

Или он сейчас ей нахамит — и никогда не вернется домой.

Или сделает то, что мог сделать уже давно...

Летели мгновения. Она наблюдала за выражением его лица, отражавшего сложную, внутреннюю борьбу. Она не говорила о том, что хочет его любви, и не делала прозрачных намеков на то, что пора бы уже... Она не применила ни одну из тех уловок, которыми пользуются женщины, чтобы заставить мужчину потерять над собой контроль. Она не показывала, насколько он для нее желанен, и только улыбнулась, когда поняла, какое решение он принял.

Он потянулся к ней, но замер на полпути, заметив карликов, которые пришли убрать со стола и, вместо этого, беззастенчиво глазели на них. Она проследила за его взглядом.

— Они думают, что я буду тебя посвящать.

— В смысле, на лицо садиться? — уточнил он, поправляя плащ на талии.

— Ага! Хотят быть свидетелями.

— Еще и свидетели при этом присутствуют? Ужас...

— Без свидетелей обряд теряет значение.

'Спокойствие, только спокойствие, — приказал он себе. — Не надо выпендриваться и борзеть... Это вызовет ответную грубость или, не дай бог, чего-нибудь похуже. Нельзя забывать, что сила на ее стороне. Если с ней я как-нибудь справлюсь, то с ее телохранителем вряд ли. Да еще пирогаки...'

— Я так не могу... когда на меня смотрят. Это же интимное дело.

— 'Интимное'? Смешное слово.

— Нет, правда, я так не могу, — твердо повторил он.

Возможно, жрица постоянно занималась сексом на виду у посторонних... Но не в этот раз. Она отослала слуг. Карлики засуетились и, быстро собрав посуду, покинули зал.

Однако момент был упущен.

— Пойдем на ложе, — предложил Борис.

— А здесь чем плохо?

— Все это... так... неожиданно.

— Ты такой хорошенький... так мило краснеешь... — Она прильнула к нему, обняла за плечо и потерлась носом о висок. — Иногда в ночи, лежа одна, я видела твое лицо, твои глаза, губы... улыбку...

— Ань!

— Я не 'Ань'! — От ее дыхания волосы зашевелились и пробежали мурашки. — И ты полностью свободен от своих надуманных обязательств.

— Толана... — Он выпрямился от прикосновения ее крепкой грудки к лопатке.

— Тебе стоит только начать... и все получится, само собой, — посоветовала она, как опытный и терпеливый наставник. — Вот, увидишь, это так же просто как дышать, так же необходимо... если хочешь жить.

'Если хочешь жить, трахни меня', — перевел он для себя.

— Забудь о глупых условностях своего мира, не думай ни о чем, просто наслаждайся. Загляни в себя, и ты поймешь, что хочешь этого. — Ее шаловливая ручка ощупывала его живот, опускаясь все ниже, под складки плаща. Его тело предательски задрожало от нежной, настойчивой ласки, в паху ощутимо до неудобства потяжелело.

— Хочу? — Он прислушался к себе. Да, ему был нужен секс! Потому что он был молодым, здоровым мужчиной и испытывал естественную потребность, потому что проклятый Пфефик держал его в постоянном напряжении и не позволял расслабиться, потому что Толана была красивой девушкой и хотела его.

— Борь, будь проще. — Ее шепот овевал теплом шею и посылал под кожу возбуждающие волны, потягивавшие соски. Да еще эйфория...

— Значит, ты всегда получаешь, что тебе нравится? — Он резко повернулся к ней.

— Обычно получаю. Если не беру сама, то мне присылают в подарок.

— Вот бы мне так... кто-нибудь присылал пое*аться.

Уже пора было начинать отрабатывать свое право на возвращение. Или хотя бы штаны заслужить...

Когда он повалил ее на подушки и прижался щекой к ее груди, она вздохнула или всхлипнула, и этот звук чудесным раскатом отозвался у него внутри. Плащ соскользнул, и от ощущения собственной наготы перед женщиной он возбудился еще сильнее.