Последний из портала Дагоса, глл 1-7

Вернувшись из гардеробной в зал, она остановилась и, не поднимая глаза, спросила:

— Книгу смотрел?

— Не успел, — растерянно признался он.

— Чего ждешь? Книги сами не заговорят! — Покосившись на него, она заметила его глупую ухмылку и рассвирепела. — Иди и ищи! Не стой, как столб в центре Мироздания!

Она снова приказывала ему!

Безусловно, как распорядитель его судьбы в настоящем, она имела на это полное право. Но могла бы обратиться как-нибудь помягче, покорректней... Если каждый раз, в плохом настроении, она будет срывать на нем зло, это не самым лучшим образом отразится на их дальнейших отношениях.

Он решил узнать последние новости у Жоки и, после недолгих поисков, нашел его в дежурке, беседующим с Горо.

Дежурное помещение не отличалось богатым убранством. Его спартанскую остановку составляли кожаные, накрытые коврами, маты, лежавшие на большой ступени, представлявшей собой спальное место для человек пяти-шести и стол с каменной плитой и коваными ножками. Шкафы были стенными, и закрывались железными дверцами.

При борином появлении воины прервали свое тайное совещание.

— Что решили на совете? — спросил он.

— Не знаю. — Спрут пожал плечами.

— Ты же был на Совете!

— Кто меня туда пустит? — Жоки усмехнулся. — Я, что, рэгон? Я даже не конис, и, уж тем более, не жрица.

— И никаких предположений нет?

— Давай, поговорим попозже. Нам с Горо надо пошептаться, — извинился спрут. — Скоро освобожусь.

Борису больше ничего не оставалось, как отправиться в темную и заняться поисками пророчества. Листая страницы Книги Мудрецов, он размышлял о холодном и грубом отношении жрицы во время последней встречи.

'Жрицы и вожди не смогли договориться? Выборов не будет? Странно. Ведь в общих же интересах придти к согласию, во избежание ненужных жертв. Теперь начнется война? Или дело во мне? Для нее не имеет значения, что я Последний из Портала Дагоса? А то, что за меня замолвили словечко мудрецы? Ведь я не требую каких-то особых привилегий! Раньше ни во что меня не ставила... А теперь я для нее, и вовсе, пустое место. Тупо стал неинтересен ей. Теперь здесь Жоки, который с удовольствием исполнит ЛЮБОЕ ее желание. Захочет — найдет другого фаворита. Ведь она 'обычно получает то, что хочет'. В лучших традициях российских императриц! Благо есть выбор... Вон, Тэрт на очереди! А меня — по борту. Я низведен. И теперь нахожусь здесь примерно в том же положении, что и малыши. Нет. Малыши не страдают, здесь их дом. Уж лучше пусть начнется война!'

— Шлюха! — прошептал он. — Дорвалась... после монашества в Большом храме до сексуальной свободы. Прорва! Мессалина! Пусть трахается с кем хочет, мне же легче.

* * *

— Если крафты не пойдут на мировой перетер с дейфусами, то лишатся не только Медового дола, Горбатый мыс тоже потеряют. — Борис услышал голос Толаны и, подкравшись к арке, выглянул в зал. — Жофреси необходимо уже сегодня заключить перемирие с дейфусами и вступить с ними в союз.

Жрица сидела на краю ложа и, склонив голову, сушила волосы полотенцем. Рядом, руки в бока, стоял спрут.

— Вот еще! Крафты не будут унижаться перед молодым кланом. Первыми предложить дейфусам союз? Не бывать этому! Ни в жизнь! Дейфусы спят и видят, как крафты склоняют перед ними головы. Только и ждут этого.

— Харлисы вам сказали. Грогии сказали. Дивейры уже устали твердить! Чье слово вам еще нужно? Мудрецов? Вам на голову должен Пфалон спуститься?

— Чего мы — бабы, что ль, с утра поссорились, а к вечеру помирились? Крафт лучше погибнет с мечом в руке, чем сядет с кубком за стол рядом с вонючим дейфусом. Нам гордость не позволит!

— Вы, мужики, отрастили себе гордость не в том месте. Должно быть, и думаете той же головой... что у вас между ног болтается! Вы не спруты, вы — бараны!

— А ты каким местом думаешь, грогия? — с ехидцей поинтересовался спрут.

— Умом я думаю.

— Да? Твоего ума тебе хватило, сделать Грокки своим врагом.

— Не напоминай! Я свою гордость проявила очень даже к месту... зато.

— Ага! А потом упала в мои объятия, низвергая водопады между ног.

— А ты и рад был воспользоваться моей слабостью! — Скомкав полотенце, жрица с силой швырнула его в спрута.

— Ну, и что стоит твоя гордость? И ты, по крайней мере, утолила жажду любви. А крафты — если первыми предложат дейфусам союз — навеки опозорятся перед другими кланами.

— Вы не первые, не вы последние, кто ради мира идет на уступки, отказавшись от своих правил.

— Тебе тоже ничего не стоило отдаться Грокки. Чего такого? Ну, покрутил бы он тебя на х*ю одну ночку — и были бы мир и любовь. И никто не пострадал... И Борька остался дома... с мамой. Подумаешь, какая недотрога!

— Ах, ты... четырехлапый однох*й!

— Ты хотела бы, чтоб я был лапочкой с четырьмя х*ями? Да я тебя и на одном укатаю вусмерть!

— Сотрешь, катаючи! — Она вскочила на ноги и набросилась на спрута с кулаками.

— Чего взбесилась? Правда глаза колет? — Жоки ловко увернулся, сделал выпад и, схватив ее за талию, повалил на ложе.

Брошенный вперед благородным душевым порывом, Борис вышел из укрытия. Он хотел заступиться, но понял, что Толана не нуждается его защите, а Жоки вовсе не собирается ее бить. Сжимая ее запястья, он сидел на ней верхом и успокаивал.

— Тише-тише, грогия, не стучи хвостом, а то... чешуя осыплется.

— Я тебя убью, крафт, и скормлю пирогакам!

— Помоги, — попросил Жоки, заметив Бориса. — У нее приступ. Может что-нибудь себе сломать. Ну, скорей!

— Не слушай этого придурка! — Толана извивалась и вскидывалась. — Он сам больной! Убей его!

Не зная, кому из них двоих верить, Борис просто сел рядом с ними на ложе. Может, действительно, в Пфефике есть такая болезнь, когда в припадке, человек себе что-нибудь ломает.

— Держи ее ноги, — скомандовал спрут, подпрыгивая от попыток жрицы, сбросить его.

— Только попробуй, — с угрозой предупредила она.

Во время борьбы полы ее халата распахнулись, обнажив стройные бедра.

— Крепче ее держи, а то у нее ноги вывернутся.

— Он в твои игры не играет!

— Разве он еще не мастер?

— Бефиз! Я не хочу!

— Вы о чем?

— Хочешь ей помочь? — Спрут оглянулся на него и, не дав опомниться, приказал. — Возьми ее!

В этот миг жрица начала брыкаться, и Борису больше ничего не оставалось делать, как схватить ее ноги, чтобы она не двинула ему пяткой в нос.

— Сяу-тики! Отпустите меня! Фо-но! — кричала она.

— Что такое 'сяу-тики'? — Он давно собирался спросить, как переводиться это слово.

— 'Посягнувший на священное', — с кривой ухмылочкой 'мальчиша-плохиша' слюбезничал спрут, слезая с тела жрицы, но, продолжая при этом удерживать ее руки. — 'Не достойный чего-либо'.

Освобожденная от пресса, Толана стала вырваться, и он удвоил усилия, сжимая ее лодыжки.

— Он не сможет, — произнесла она, успокаиваясь и с вызовом глядя на Бориса.

— Он — не мужчина? — поинтересовался Жоки, глядя на нее, но адресуя вопрос Борису, которого бросило в жар, когда до него со всей ясностью дошло, что ему предлагают.

— Я... Нет! То есть... да. Но ведь... — Он растерялся, осознав всю нелепость ситуации, в которую оказался втянут.

В Пфефике, он успел побывать во всяких — опасных, неожиданных, идиотских — положениях, и, казалось бы, весь адреналин уже должен был выйти... А, вот, нет! Краснея под пристальными взглядами, он ощутил, как закипает кровь, и агрессивно поднимаются волосы на затылке.

— Так что, Борь?

Подгоняемый спрутом, он прикинул в уме возможное развитие дальнейших событий. Если он откажется, то Жоки по любому 'возьмет' Толану. Если он все же решится, то... Какое наказание его ждет?

— Давай, не бойся. Ничего не будет, — подбодрил его спрут. — Или уйди!

— Он не может оценить твою уступку, — усмехнулась она. — Он думает о будущем. Он живет ради сожалений и надежд.

Толана видела его насквозь. Она все про него знала!

— Другого раза может не быть, — предупредил спрут.

— Сяу-тики! Бефиз.

'Крысиные задницы' и 'пуржины обосраные' были самыми мягкими выражениями в тираде жрицы, которая в знак протеста могла лишь выгибаться. Полы ее халата расползлись до самого пупка. А трусики она в этот раз не надела...

<...>

* * *

Первой мыслью, которая его посетила после возвращения в реальность, была мысль о бегстве. Позорном бегстве... Потом пришло чувство вины и потребность попросить прощение. Ему было жалко ее и себя. Ему нужно было покаяться. Покаяться хотя бы самому себе.

Он медленно извлек член и окатился.

— Ой, милая, как тебя растащило, — сочувственно произнес Жоки. Он подлез к жрице и начал вытирать ее бедра полотенцем.

— Жоки! — Она замахнулась, чтобы ударить спрута, но ее рука, скользнув по его плечу, бессильно упала.

— Знаю. Я — жопа. А ты — вся горишь... Сейчас я потушу твой пожар.

— Может, не надо? — Борис обеспокоился за вяло шевелившуюся Толану.

— Надо. Еще как надо, — возразил спрут. — Один раз не достаточно. Верно, любовь моя?

Она не ответила, что можно было расценить как знак согласия.

'Вот, кошелка! Бл**ище', — выругался про себя Борис и покинул ложе.

— Поцелуй меня, — попросил спрут и, склонившись к жрице, завладел ее губами.

Жоки нисколько не комплексовал из-за того, что другой мужчина только что у него на глазах пользовался ее телом. Как будто ничего не произошло... Будто не было рядом Бориса, ненавидевшего всех и вся, и, особенно, себя самого.

— Ты редкостная скотина, крафт, — пожурила она спрута, не размыкая объятий.

— Зарекалась жрица не е*атся... за*балась жрица зарекаться...

— Жоки! Ты опи*дабл*девший м*день!

— Скажи мне еще какую-нибудь гадость.

— Тебе повезло, что я забыла жало!

— О! Еще, как повезло! Э! Фо-но! Не кусайся!

* * *

Борис сходил в душ, а когда вернулся, Толана и Жоки все еще предавались страсти. Он осторожно прокрался мимо них в лабораторию и продолжил раздраженно, дрожащими руками листать страницы толстой книги. Он забыл свою рубашку в душевой, но возвращаться не стал. Прохлада лаборатории остужала его пыл, заставляя кровь течь медленнее. Можно было сосредоточиться на поиске пророчества.

Он слышал возбужденные голоса, сладостные стоны и женские вскрики. Он скрипнул зубами, когда раздался удивленный вскрик Жоки. Потом прислушивался к воцарившейся тишине, и с облегчением вздохнул, когда парочка, отправилась в бассейн.

Он нашел первую страницу и, заложив ее, через семь листов обнаружил другую. Прежде, чем выйти, он предварительно выглянул наружу, чтобы что-нибудь не испортить своим появлением.

Толана и Жоки, устроившись на ложе, устроили себе ранний ужин.

Настроение жрицы заметно улучшилось. Она уже была такой колючей, как после возвращения. Оказывается для того, чтобы сделать ее доброй, всего-то надо было ...

'Всего-то'?

Ну да, какая мелочь — пойти наперекор своим принципам.

— К вам можно? — спросил он. — Я нашел предсказание.

— Давай, сюда.

Он присел на край и положил рядом с собой раскрытую книгу. Толана легла на живот и долго вглядывалась в испещренную значками и иероглифами страницу.

— 'Зло замысливший, сделает Добро'. — Она внимательно посмотрела на него. — Грокки и не подозревал, что подарив... В общем, когда он отправил тебя ко мне, сделал доброе дело. Слушай, а где он тебя держал? Ведь не в нижних ходах Гэлах-кэр? Иначе бы о тебе доложили Дорину. И он заинтересовался бы...

— Понятия не имею. Но условия содержания там, в принципе были нормальные, по сравнению с тюрьмой. — Борис вспомнил апартаменты, куда его поместил Грокки. И девочек, приставленных к нему, чтобы 'проверить стойкость', вспомнил.

— Грокки спрятал его в покоях Борофора, — внес ясность спрут, шпионивший для грогии в Главной горе и бывший в курсе тамошних интриг. — Чего ему было круги наворачивать? В Кобри-Ин отвозить, потом обратно в Пфефик... Знаешь, что, после той чужой черной девицы, Паламины, Дорин поставил конису Грокки условие? 'Никаких темных дел в Гэлах-кэр'! Кстати, про Борю Дорину шепнули... что конис Грокки кого-то привез и на следующий день вывез. И про синий плащ... Если бы Дорину сказали, что Грокки держит в Гэлах-кэр пришельца... да еще про джинс...

— Кто такой Борофор? — поспешил спросить Борис, не желая слушать, что было бы, если про него узнал Дорин.

— Брат Грокки. Конис был... Его убил гунарианин, — объяснил спрут. — Да! Слышал, что после смерти Дорина, Грокки забрал Паламину в Гэлах-кэр, а то в Кобри-Ин ее чуть не убили.

— Из портала ничего хорошего не приходит, — одобрила начинание обитателей Кобри-Ин жрица.

— Да я бы с удовольствием дома остался, — проворчал Борис, приняв ее замечание на свой счет тоже.

— Не-не, к тебе это относиться, — выразил поддержку спрут. — О тебе в Книгах написано.

— 'Прежде, чем Дагос заберет свет Боугов, с которым пришел...' — Толана прочитала следующую строку и снова понесла свою обычную абракадабру. — Предначертанность хороша тем, что одно событие не опережает другое, и все происходит в срок.

Борис закатил глаза.

— Здесь что-нибудь про меня написано?

— Кроме косвенного упоминания, ничего нет. Ты еще не выполнил свое предназначение. Ты — 'Добро'.

— Что я должен сделать?

— Что-то важное. — Она пожала плечами. — Очень важное.

— А как узнать, в чем конкретно состоит моя миссия?

— Из книги. Если ты сам не поймешь.

— То есть, я могу не заметить, как совершу подвиг?

— Это может быть самое обычное событие, совсем не героическое, — вдруг начнешь подземный ход в нужном месте бурить, — но оно многое решит. Ты же — Основоположник, начало чему-то положишь.

— То есть я могу не узнать, что сделал нечто важное? И я по любому это совершу? Независимо оттого, буду я осознавать, что выполняю свое предназначение, или нет?

— Да!

— Ты все перевела?

— Дальше идут обычные нравоучительные иносказания.

— Какие?

— 'Кто спешит — остановится... Уступка — не проигрыш, покорность — не поражение'.

— А по-русски? Простым языком можешь объяснить?

— 'Тот, кто спешит — опаздывает. Он остановится... или останется позади всех, ибо не знает, что уступка — не проигрыш, покорность — не признание поражения'.

— Что за мораль?

— Следующим офгирданом будет не фарогак.

— Почему?

— Девиз фарогаков: 'Стремящийся вперед, не делающий уступок, не знающий поражения'.

— Такой длинный?

— На арфике это всего три слова: 'фалвас, адалис, пферияк'.

— А драконы не могут захватить власть?

— Как ты себе это представляешь? — Толана фыркнула. — Да кто им позволит? Они же не хотят, чтобы от них осталась только память о них, вместо их самих. Законность должна быть соблюдена. Кто не следует закону — сам становится вне закона.

— Какому закону?

— Закону о выборе офгирдана. Если кто-то незаконно захватит Камень Мирного Договора, тот нарушит мир.

— Что за 'камень'?

— Гэлах-кэр. Главная гора, — объяснил спрут.

— Какими бы сильными не были фарогаки, всем кланам сразу они не смогут противостоять, — продолжала жрица. — Им теперь вообще лучше не высовываться и не напоминать о себе, пока с них не стали взыскивать плату по старым долгам. Пусть молят всех богов и прародительниц, чтобы верхние кланы против них не объединились.