Кот и Шредер (Охотник на духов)

— Но... ты же сама сказала, что хотела бы отделаться от него побыстрее.

— Если бы он был обычным беспризорником, — кивнула мать.

Итта недоуменно тряхнула рыжими кудрями, но тут на помощь пришел отец. Рандон потянулся и, не заметив понимания в глазах дочери, вздохнул.

— Итта, пора бы уже научиться разбираться в этих словесных кружевах. Мать всего лишь намекнула на возможные проблемы, сопутствующие образу жизни нашего гостя. Поверь, люди, выросшие в условиях, подобных тем, что достались на долю этого мальчишки, частенько тянут за собой груз привычек, порой неприятных для окружающих. Отсутствие родителей да и просто ответственных взрослых рядом лишают тепла и участия, а человек, не видевший доброго отношения к себе, обычно вырастает крайне недоверчивым и впоследствии, случается, сам оказывается не способен на участие. Вопрос воспитания, знаешь ли. Моральные ценности и ориентиры формируются...

— Кхм, Рандон, ты опять увлекся... — коснувшись руки мужа, покачала головой Ринна, а когда тот покаянно кивнул, повернулась к дочери. — Я всего лишь хотела сказать, что мальчик, оставшись у нас, может доставить неприятности, причем не по злобе, а просто исходя из своего специфического опыта. Но Химм со мной не согласен.

— Э? — Итта вновь замерла словно в ступоре. Что, естественно, не укрылось от взора Ринны.

— Ох, девочка, когда же ты научишься слушать? — вздохнула мать. — Вспомни, что сказал наставник о нашем госте, помимо того как он интересен?

— М-мм... что Кот... адекватный? — пожала плечами Итта.

— Именно. А такие слушающие вообще... ну, не редкость, конечно, но близко к тому, — кивнула женщина.

— То есть они сумасшедшие? — уточнила Итта, моментально заслужив укоряющий взгляд матери, и замолчала.

— Нет, — вмешался Химм, перебив Ринну. Но та и не подумала обидеться. В конце концов, наставник есть наставник и именно в его обязанности входят объяснения подобных вещей. — Слушающие — не сумасшедшие. Хотя сильнейшие из них могут производить подобное впечатление. Просто общение с духами накладывает на них свой отпечаток. Да и отношение обычных людей к ребенку, общающемуся с невидимыми друзьями, не проходит без последствий. Постепенно, хотя и довольно быстро, такие дети начинают понимать, что к чему, или им сами духи подсказывают, и слушающие переходят на мысленно-эмоциональное общение с ними, закрываясь от окружающего мира. Слушающим тот становится просто неинтересен... и не нужен. А зачем? Ведь духи могут дать им куда больше, чем люди. В общем, найти слушающего... сильного слушающего, адекватно воспринимающего тварный мир, — большая удача. Хотя, конечно, без маленьких странностей у... Кота тоже не обошлось, но это ерунда...

— Поня-атно. А как вы определили, что он хитер и лишен злобы? — поинтересовалась у наставника Итта.

— Мальчик сумел выжить в Бокко в одиночку, — пожав плечами, ответил тот. — Заставил считаться с собой сверстников, если помнишь рассказ сестры... имеет работу, пусть и неквалифицированную, но мы говорим о двенадцатилетнем мальчишке! Самостоятелен... Все это говорит об уме, хитрости и силе воли. Ну а то, что при этом в нем нет злости и ненависти к окружающим... Я эмпат, ты не забыла? А вообще могу заметить, что наш гость довольно скуп на эмоции. По крайней мере для окружающих...

— Защитная реакция? — тут же предположил Рандон, готовый вновь оседлать любимого конька.

— Возможно... — кивнул наставник. — Но как в этом случае быть с любопытством? Единственное чувство, которое в нем так и плещет, за исключением, может быть...

— Что? — поторопил старого эмпата хозяин дома.

— Я впервые в жизни видел человека, который так наслаждается самим фактом своего существования, — медленно проговорил Химм.

Родители Итты озабоченно переглянулись...

— Думаешь, он одержим? — после небольшой паузы хмуро осведомился Рандон.

— Нет-нет... он человек, несомненно. Мои печати не пустили бы в дом даже высшего демона, а любого мелкого беса просто испепелили бы на пороге, вместе с носителем, — покачал головой Химм. — Но знаете, почему этот мальчишка, например, ходит босиком?

— М-м... ну, может быть, у него нет денег на обувь? — выдала очевидность Итта, потакая любви наставника к объяснениям. Уж за десять лет учебы у Химма она освоила эту хитрость, не раз спасавшую от неминуемой расправы за невыученный урок. Всего-то и надо было дать наставнику выговориться, и он тут же подобреет...

— Ну да, но при этом у него достаточно денег пусть на дешевую, но неплохую одежду, да? — усмехнулся довольный Химм, не обратив никакого внимания на промелькнувшие улыбки. — Нет, все куда проще. Ему просто так больше нравится. Честное слово, когда он шел по ковру в столовой, от него так и шибало удовольствием... Про сам обед я и вовсе молчу. У мальчишки очень ярко выраженная чувствительность, по крайней мере в том, что касается осязания и обоняния... Я же говорю — очень, очень интересного гостя привела наша Имми.

— Маленькие странности, да, Химм? — покачав головой, тихонько вздохнула Ринна.

— Ну да, — с усмешкой кивнул наставник, наполняя кружку чаем. — Они самые.

— Что ж, я доверяю твоему мнению, Химм. — Хлопком в ладоши хозяин дома закончил обсуждение и повернулся к супруге. — Попробуем уговорить мальчика остаться у нас. Поможешь ему освоиться, дорогая?

— Думаю, возложим эту обязанность на наших дочек... и жить он будет в садовом домике, — после недолгого раздумья согласилась Ринна, тряхнув гривой роскошных рыжих волос, и договорила: — По крайней мере, пока я не буду в нем уверена.

— Ой, кот! — вдруг воскликнула Итта, увидев выглянувшую из-за среза крыши веранды черную ушастую мордочку, сверкающую зелеными огоньками глаз.

— Кот? — не понял Химм и, сделав рукой какой-то пасс, фыркнул. — Тебе померещилось. Мальчик спит!

— Да нет же, не тот Кот, а кот — в смысле, котенок! — Итта ткнула пальцем в сторону черной морды, с любопытством рассматривающей сидящих на веранде людей. — Видите?

На этот раз долго бодрствовать мне не довелось. Муть перед глазами, встревоженные голоса поблизости и... знакомый писк медицинских приборов у изголовья. Кажется, понял... мое дряхлое тело вновь угодило в больницу. Что ж, вполне закономерно. В последнее время мне и на ногах-то стоять тяжело было: так что ничего удивительного. Слабость? Да, чуть больше, чем обычно... тоже понятно. Значит, состояние ухудшилось. А вот то, что во время визита врачей и госпитализации я даже не проснулся, это действительно нехорошо. Значит, проделано все было в экстренном порядке.

Тихий плач в стороне... Маша? Внучка... поня-атно. Кажется, мое дело — труба. Если уж наша маленькая железная леди не сдерживает слез...

— Док-тор... сколь-ко? — Рука изо всех утекающих сил хватается за полу прошелестевшего рядом халата. Размытое лицо замершей от неожиданности женщины... да, женщины — запах духов я чувствую.

— Вам нельзя говорить... — ровный мягкий голос... усталый.

— Дедушка! — Маша срывается с места и одним рывком оказывается рядом со мной. — Де-эда! Ты очнулся!

— Не шумите, или я выведу вас отсюда, — немного недовольства в голосе врача... наигранного недовольства. — Вашему дедушке нужен покой.

— Покой нам только снится... — раздвигаю сухие губы в подобии улыбки. — Девочка, мне недолго осталось, дай поговорить с детьми, а?

— Что вы... вам нужно отдохнуть... — в голосе врача появляются нервные ноты. Молодая еще, неопытная, точно... Сколько я их на своем веку повидал...

— Скоро отдохну, милая... — Кашель прерывает слова, и на белоснежном пододеяльнике появляются красные пятна. Ну да, этого следовало ожидать... значит, предчувствие не врет... оно никогда меня не обманывало, да... Вытираю тыльной стороной ладони губы, и другая рука начинает шарить вокруг, и в нее тут же утыкаются мои очки, поданные внучкой. Умница. — Родители где?

Врач тихонько отходит в сторону.

— Там. И Иринка с Лешкой тоже... и дядька. И тетя Оля со своими... — заплаканная мордашка внучки кивает на входную дверь. Ну да... вчера же мой день рождения отмечали: ничего удивительного, что вся семья в сборе. Хотя подарочек я им подарил, конечно... м-да... — Позвать?

— Конечно... — хочу кивнуть, но понимаю, что на это уйдет слишком много сил. Поберегусь. Недолго осталось.

— Де-эда...

— Зови их, егоза.

В палате становится людно. Докторица явно не в восторге от происходящего, но перечить главврачу, а по совместительству моему среднему сыну, опасается... или стесняется. Зря, он хороший человек... только женился, придурок, на своей работе. Автоматически окинув взглядом мнущуюся у окна врачиху, неожиданно легко понимаю ее смущение. Во как...

На глазах у удивленных детей жестом подзываю ее к себе, а когда не менее удивленная докторица склоняется к моему лицу, чуть не задевая весьма внушительным бюстом, усмехаюсь. О да, хороша...

— Позаботься об этом оболтусе, пока он окончательно в монахи от медицины не ушел.

Глаза женщины округляются, она краснеет и чуть ли не отпрыгивает от меня, одновременно устремляя ошеломленно-испуганный взгляд на начальника.

— Ну, ба-атя-а! — гудит этот медведь, пунцовея не хуже докторицы. Кха-ха-ха...

— Ты мне... еще поговори, — с трудом справившись с кашлем, содрогающим тело, отзываюсь я.

Докторша исчезает из палаты, провожаемая взглядами моей младшей дочери и... Маши. Ну да, теперь Василек точно не выкрутится. Все вызнают, все выпытают... и женят. Хорошо.

— Де-эд, мне страшно, — оказавшийся рядом младший внук смотрит мне в глаза.

— Всем страшно, Игоряша. Мы, люди, существа тха-кхакие... смерти боимся, неизвестности боимся... Зря. — Сжимаю ладошку мальчишки и улыбаюсь. С трудом, но пока получается... — Знаешь, как наши предки кха-хговорили? Пока мы есть, смерти еще нет, а когда нас нет, ее уже нет... Смерти нет, слышишь?

Внук сосредоточенно кивает, а за ним и подобравшиеся сыновья. Молодцы... надеюсь, у них хватит сил, чтобы угомонить женщин, когда те... поймут. Темнота наплывает, размывая лица семьи... детей. И сознание словно падает в колодец. Милая, я иду...

Однако вместо встречи с почившей супругой меня ожидает рассеивающаяся темнота, открывающая черно-белый вид и миллиарды запахов и звуков... Мокрый после дождя сад, и стремительный полет сильного тела по ветвям деревьев. Бег по влажной земле — вперед, вперед, вымывая из мыслей тоску и боль по потерянной семье... теперь уже точно потерянной, навсегда.

Взгляд цепляется за ползущую по ветке змею... рывок! И сильное тело бьется и извивается, но не может вырваться... Несколько судорожных рывков чуть не сбрасывают меня с дерева, но в конце концов змея обвисает. Мертва! Охота удалась. С удовольствием вгрызаюсь в холодное тело и, чувствуя, как по подбородку стекает черная кровь, облизываюсь... Окинув взглядом огромное тело убитой твари, потягиваюсь и приступаю к пиршеству.

Утро встретило меня шумом в саду и приятной легкостью в теле. Выкатившись из оказавшегося таким уютным кресла, я позевывая отправляюсь в ванную и, только смыв с себя контрастным душем остатки сонливости, вспоминаю о происшедшем этой ночью. Пытаюсь проснуться, и... ничего.

Что ж. Этого следовало ожидать. А вот эмоции по поводу ушедшей жизни... кхм. Больно? Да нет. Скорее, грустно, как... как от воспоминаний о жене. Светлая такая грусть и нежность. Впрочем, а чем нынешняя ситуация отличается-то? Да и детям сейчас куда хуже. Ну ничего, они справятся, я знаю. Они у нас с Катей сильные выросли, умные...

У отражения в зеркале на губах сама собой возникает гордая улыбка. Тряхнув непокорной никаким расческам шевелюрой и подмигнув своему двойнику за стеклом, я выхожу из ванной, чтобы тут же нарваться на застывшую посреди комнаты Имму. Отчаянно краснеющую Имму. Хм... наверное, не стоило мне забывать халат в кресле.

С отчетливым писком блондинка, словно заправский солдат, разворачивается через плечо на сто восемьдесят градусов.

— Там... завтрак... пришла позвать... — доносится из комнаты, пока я, вновь скрывшись в ванной, надеваю постиранные вечером и уже успевшие высохнуть трусы. Теперь джинсы и майка. Все, я готов.

— Завтрак — хорошо. — Оказавшись за спиной девочки, легонько дергаю ее за собранные в хвост волосы.

— Дурак! — выдает красная, как амстердамский фонарик, блонда и, сорвавшись с места, исчезает за дверью.

От домового идут волны довольства. Ну да, конечно, этим созданиям чем больше эмоций, тем лучше. А какие они будут... Впрочем, вру. По большей части такие вот домовые... предпочитают светлые чувства. Тоски и злобы они не переваривают. Наверное, поэтому в Бокко их немного. У нас в районе с радостью как-то туговато. Зато и переродившихся тоже почти нет. А такое случается, когда домовой хватанет чернухи через край. То, во что подобный неудачник превращается, я и называю переродившимся... или просто кошмариком. Они тоже разными бывают. Помню, нарвался я год назад на одного такого... в старой больнице он жил. Сильный был гад — отожрался на чужой боли так, что и сам начал из пациентов силы тянуть. Собственно, меня туда и позвали, когда стало ясно, что еще чуть-чуть — и больницу прикроют из-за повышенной смертности в ее стенах. А она в Бокко последняя... Еле задавили урода, и то пришлось свободных на подмогу звать, а то бы он меня без соли сожрал... И хорошо еще, что такие вот кошмарики с места привязки уйти не могут. Точнее, не так: сбежать они могут, но только если их дом разрушить. С подобным мне тоже сталкиваться доводилось. Собственно, ничего странного. Работа у меня такая... та самая, которая по мелочам... и о которой семье Рона лучше не знать. Для их же спокойствия и чтобы не пытались запретить. На одних подачках от Толстого Риггара не пожируешь — вот и приходится крутиться... благо у старого барахольщика Холла, предпочитающего зваться антикваром, подработка для меня всегда найдется. Ну... почти всегда.

— С добрым утром, Кот, завтрак на столе. Присоединишься? — У входа в комнату остановилась Итта, а в глазах чертики пляшут. Наверняка уже в курсе происшедшего...

— Хорошее утро. Иду, — кивнул я.

Вопрос, заданный мне хозяином дома, пригласившим к себе в кабинет после завтрака, как ни удивительно, не стал для меня сюрпризом. Чего-то в этом роде можно было ожидать после той реакции, что выказали Роны в ответ на мое приветствие. Слушающий? Что ж, пусть так. Бар... антиквар Холл звал меня маленьким охотником и сетовал, что таких, как я, в Бокко почти не осталось. А в Сейне, значит, подобных называют слушающими. И здесь тоже таких мало. Уточнение: свободных слушающих мало. А чужих, то есть входящих в окружение проживающих здесь семей или же входящих в сами эти семьи, можно разве что для разовых акций нанимать... Потому как доверять им нельзя.

Собственно, это не мой вывод. Рандон Рона сам объяснил мне эти маленькие тонкости. И не соврал. Хотя сколько правды в его словах, а сколько недоговоренности, мне не определить. Хм...

— Договор? — приподняв бровь, спросил я после окончания короткой лекции.