Мне предстояло отправиться в Восточный луч, он же Торговый квартал. Когда я вышел к Кольцевой дороге, солнце уже жарило вовсю. На пятачке, около которого останавливались пролетки, народу было не так уж много, и я надеялся, что влезу в первый же экипаж. Рядом со мной на большой плетеной корзине восседала грузная тетка. Этой явно со мной по пути — наверняка везет в лавку зелень, или, может быть, какое-нибудь рукоделие. В паре шагов от нее с покаянным видом переминался с ноги на ногу прыщавый юнец в одежде бакалавра. Понятно: мальчишка загулял с какой-нибудь смазливой блудницей, злоупотребил кислым дешевым вином из Солнечного края, и проспал занятия. Теперь вот спешит в Южный луч, по пути придумывая для себя достоверное оправдание. А вон тот коренастый мужчина с суровым лицом, скорее всего, направляется в Ремесленный квартал. Грубые шершавые руки, мощные квадратные плечи, кожа, приобретшая красноватый оттенок из-за постоянного жара наковальни, выдают в нем кузнеца или оружейника. Парочка миловидных, но отнюдь не благонравных девиц в слишком откровенных для дневной прогулки платьях, должно быть, едет туда же, куда и я. Жрицы Неи хорошо заработали ночью, а теперь решили истратить денежки на милые женскому сердцу мелочи в лавках парфюмеров, башмачников и торговцев одеждой. Так я от нечего делать оглядывал стоящих рядом людей, пытаясь угадать, куда и зачем они направляются. Все какое-то развлечение. Только об одном человеке я не мог предположить ничего определенного. Это был худощавый мужчина в серой, незаметной одежде. И сам он был какой-то серый и незаметный. Русые волосы, блеклые глаза, невыразительное лицо. Такого увидишь и сразу же забудешь, а потом даже не сможешь его описать. И возраст его определить было невозможно: с одинаковым успехом ему могло быть и тридцать, и пятьдесят. Держался он особняком, стоял в стороне от остальных, старательно отворачиваясь, и, казалось, немного нервничал. Сплетя руки с тонкими длинными пальцами в замок, худощавый выжидательно смотрел на дорогу. Вскоре подкатила шестиместная пролетка, кучер лихо натянул вожжи и остановился. Жаль, не моя. На передней стенке прибита большая медная бляха с чеканным изображением перекрещенных молота и шила — герб Гильдии ремесленников. Коренастый кузнец, или оружейник, с облегчением отер пот со лба и полез в экипаж, шепотом благословляя труженика Дадду. Щелкнул кнут — и счастливец отбыл в родной Северный луч. Следом около жаждущих уехать остановилась еще одна пролетка, на сияющей начищенной бляхе которой красовались звезда, раскрытая книга и лежащий поперек нее жезл — символы Гильдии магов. Прыщавый мальчишка засуетился, подобрал полы длинного одеяния — и как только они умудряются в них ходить? — и скрылся в душном чреве пролетки. Через окно было видно, что сидящий в экипаже длинноносый пожилой волшебник очень оживился при появлении парня. Не повезло будущему бакалавру, видно, наткнулся на одного из наставников. Сейчас всю дорогу будет слушать лекцию о моральном облике современного мага. По всему выходило, что следующая пролетка будет именно той, которая мне нужна. На пятачке остались юные блудницы, тетка с корзиной и я. Худощавый был не в счет: по-видимому, он вовсе не собирался никуда ехать, напротив, отошел от нас как можно дальше, не сводя внимательного взгляда с дороги, по которой проезжали груженые всякой всячиной телеги, неторопливо следовали торговые обозы, проносились роскошные кареты аристократов и летели куда-то всадники. Что вы хотите? Столица! Движение у нас плотное. Поведение худощавого меня заинтриговало: зачем, скажите, на милость, тереться около дороги, если не собираешься никуда ехать? Впрочем, тут же подумалось, что мужчина, возможно, просто ждет, к примеру, своего знакомого. Но почему тогда так нервничает? Да очень просто: переживает из-за того, что тот задерживается. Почти потеряв интерес к человеку в сером одеянии, я принялся перемигиваться с хихикающими девками, которые, судя по лукавым взглядам, высоко оценили мою молодецкую стать и широкие плечи. Я уже собрался было подойти к шалуньям и представиться по всей форме, а потом и спросить, в каком из домов знаменитой улицы Терпимости их можно найти, как вдруг почувствовал легкий холодок, коснувшийся позвоночника, в том месте, где спина переходит... ну, сами понимаете, во что. Обратная тяга! Знакомое ощущение: словно слабый, еле заметный ветерок проносится мимо тебя, обдавая холодом. В любом учебнике описано это явление. Обратная тяга — признак творимого рядом боевого заклятия. Почему-то считается, что почувствовать ее может только очень могущественный маг, причем потомственный, предки которого тоже принадлежали к волшебному сословию. Так говорит и дядюшка Ге. Не знаю, не знаю, как получилось, что жалкий бастард, не помнящий ни отца, ни матери, нахватавшийся поверхностных знаний у своего воспитателя, обладает этим даром, но ощущаю Обратную тягу всегда.
Я быстро и осторожно оглянулся по сторонам, пытаясь определить, кто это рискнул воспользоваться боевой магией среди бела дня, недалеко от центра, можно сказать, под носом Совета магов. За такие шуточки немудрено угодить прямиком в подвалы Счастливого местечка, не приведи Луг, в лапы самих Имперских псов! А вот и наш самоубийца. Ну, конечно, тот самый подозрительный худощавый. Отошел подальше от дороги и замер в неподвижности. Чуткие пальцы плетут хитроумную вязь. Холод в спине усилился, невидимая игла пронзила позвоночник болью, видно, непростое заклятие создает кайлар. Интересно, на кого это он охотится? Дорога почему-то опустела, исчезла бесконечная вереница экипажей и всадников. Вдали показалась темная точка, руки убийцы заплясали быстрее. Точка быстро приближалась, и вскоре превратилась в простую черную карету, запряженную четверкой вороных. Кучер размахивал кнутом, не жалея великолепных коней, и карета неслась по пустынной дороге с огромной скоростью. Кайлар вытянул руки вперед, не сводя глаз с экипажа. Значит, именно там находится несчастный, за смерть которого было заплачено звонкой монетой. Неожиданно я ощутил злость: что же это творится в нашей империи, если вот так просто, на глазах изумленной публики, может свершиться убийство? И кстати, что станет с этой самой публикой потом? Кайлару не нужны свидетели. И даже если он оставит нас в живых, то всех отволокут в Счастливое местечко, чтобы было на кого повесить вину за бурную деятельность вражины. Больше чем уверен: сразу же после того, как незнакомец скроется, здесь появится городская стража, которая имеет обыкновение прибывать слишком поздно. И кому же припаяют это преступление, угадайте с трех раз? Двум легкомысленным красоткам? Вряд ли. Тетушке с корзиной? В такое не поверят даже Имперские псы. И кто же остается? Правильно! Подозрительный во всех отношениях здоровенный бастард. Ну уж нет! Я прикинул расстояние между магом и каретой, затем между собой и магом. Выходило, от меня до него около десяти шагов. Не успею. Он уже сплел заклятие, и теперь стоял, приоткрыв рот, готовясь уронить с тонких губ заключительную фразу, которая активирует волшебство. Между тем карета приближалась, еще пара секунд — и она поравняется с кайларом. Я непроизвольно дернулся, еще не понимая, что могу сделать. Что-то с легким шорохом упало в пыль. Ткань, закрывающая зеркало. А я и забыл, что держу его в руках! Черный экипаж приблизился настолько, что через узорное окно журженьской работы различался силуэт несчастного, для которого и было сплетено боевое заклятие. Худощавый приподнял кончики губ в торжествующей усмешке, прошептал несколько слов и резко встряхнул кистями рук. Не задумываясь и не рассуждая, я ринулся наперерез сорвавшейся с пальцев кайлара волшбе, зачем-то выставив перед собой лишенное упаковки зеркало. В тот миг, когда смертельный вихрь должен был врезаться в карету, я совершил головокружительный прыжок, сделавший бы честь любому игроку в мяч, и загородил зеркалом окно. Жахнуло так жахнуло! На секунду я ослеп от непередаваемо яркой вспышки, которую породили отраженные чары, затем чуть не оглох, когда разъяренная преградой магия ринулась обратно. Заржали лошади, испуганно закричали девицы на пятачке. Я сжался в комок и зажмурился, ожидая, что кайлар, разозлившись, сплетет новое заклятие, теперь уже для меня. Какое-то время ничего не происходило, и я рискнул открыть глаза. Первое, что увидел — мельчайшие осколки под ногами. Зеркало, не выдержав столь непочтительного обращения, превратилось в мелкое крошево. Некоторое время я бессмысленно пялился на осиротевшую раму, затем отшвырнул ее в сторону. Да, видно, не суждено дочке Трувисила полюбоваться своей красотой. Что-то скажет дядюшка Ге!
— Ох, спаси нас, Луг милосердный! — запричитала пожилая торговка. — Гляньте, что творится! Головы-то у него и нету!
Я испуганно ощупал обеими руками голову, и, убедившись в ее наличии, обернулся. Картинка была та еще: незадачливый кайлар бесформенным кулем лежал в пыли обочины. Голова действительно напрочь отсутствовала, дотла сожженная отраженным заклятием. Значит, убийца пытался воспользоваться "Поцелуем саламандры". Опасная штука. На плечо легла чья-то тяжелая длань.
— Прошу за мной, сударь, — проговорил внушительный голос, заставивший меня вздрогнуть и оглянуться.
За моей спиной вырос высоченный детина в черном, по фасону напоминающем офицерский мундир, костюме. Вот только знаков отличия не было. Физиономия каменно непроницаемая, внимательные глаза испытующе вглядывались в мое лицо. От такого не убежишь. Неужели имперский пес? Похож, но у тех мундирчики серые.
— За мной, сударь! — повторил он и кивком указал на злополучную карету, которая, остановилась шагах в двадцати от меня.
Пришлось, проклиная свою невесть откуда взявшуюся резвость и мысленно моля о заступничестве всех богов Аматы, плестись за каменнолицым к черному экипажу, который теперь казался зловещим и опасным. Детина вежливо подсадил меня и плотно захлопнул дверь, оставшись снаружи. Сквозь причудливый рисунок стекла видно было, что он, сложив руки на груди, встал перед каретой, загородив дверцу своей грудью.
Внутри экипаж выглядел гораздо богаче и солиднее, чем снаружи. Его стенки были обиты золотистой тканью. Мне даже сначала показалось, что это — не что иное, как драгоценная эмиратская парча, но я сразу отбросил эту мысль, как безумную. Такую роскошь может себе позволить разве что августейшая особа. А на нее, по моему мнению, сидящий на бархатном диванчике человек ну никак не тянул. Хотя, по всему видно, господин он знатный и богатый: взять хотя бы дорогое сукно его черного мундира. Кстати, тоже без всяких знаков отличия. Человеку, рассматривавшему меня с благожелательным интересом, было на вид лет пятьдесят. Тонкие черты лица, обрамленного небольшой ухоженной бородкой, внимательные карие глаза, благородный нос с горбинкой. Где-то я его видел. Господин жестом указал мне на диванчик напротив, я присел, с облегчением выдохнув: стоять скрючившись в низкой карете при моем росте было не очень-то удобно.
— Вы не поранились? — спросил мужчина.
Голос мягкий, бархатистый, очень приятный. Но чувствуются в нем нотки человека, привыкшего повелевать. Как же его титуловать-то?
— Нет, — кратко ответил я, решив, что лучше проявить невежливость, чем ошибиться. Кто его знает, назовешь его сиятельством, а он какая-нибудь светлость. Может и обидеться.
Впрочем, человек не проявил никаких признаков недовольства, улыбнулся и продолжил:
— Вы сохранили мне жизнь. Назовите свое имя, чтобы я знал, кому обязан чудесным спасением.
— Рик, добрый господин.
Мой собеседник выжидательно приподнял брови и немного помолчал. Так и не услышав продолжения, учтиво уточнил:
— А дальше? Каково честное имя вашего рода?
Ну вот, опять! Как же я ненавижу такие вот моменты! Сейчас меня быстренько выкинут на улицу, наградив на прощанье пинком, чтобы не смел своим худородством марать кареты знатных горожан. Я разозлился и, нагло глядя в глаза вельможи, ответил:
— Бастард. Рик бастард, добрый господин.
Все. Слова были произнесены. Однако, против ожидания, мужчина ничуть не разгневался, а даже, кажется, развеселился.
— Я буду вечно помнить оказанную услугу, Рик бастард. Вы увидите: я умею быть благодарным.
Теперь я застеснялся. Привыкнув к всеобщему презрению, трудно остаться спокойным, когда с тобой разговаривает на равных, да еще и благодарит, такой вот аристократ. В носу защипало, я отвел глаза и, чтобы скрыть смущение, полез в карман, сделав вид, что мне срочно необходимо что-то в нем отыскать. Пальцы натолкнулись на прохладный кружок подаренного дядей филлинга. Прекрасно поняв, какие чувства меня одолевают, вельможа тем временем отвернулся к окну и с интересом изучал голову своего охранника. Я извлек монетку на свет и повертел ее в пальцах. Молнию Тарантуса мне в печенку! Так вот где я видел это лицо! Горбоносый профиль, отчеканенный на филлинге, в точности копировал профиль человека, сидевшего передо мной.
— Ваше императорское величество! — возопил я, прикидывая, как бы ловчее бухнуться на колени в тесном пространстве экипажа. Спасенным оказался не кто иной, как император Галатона Ридриг второй, прозванный в народе Тихим.
— Ну, не нужно, не нужно, Рик! — остановил монарх мой порыв. — Не кричи, лишнее внимание нам не требуется. К тому же, я путешествую инкогнито. Кстати, — нахмурился он, — хотелось бы знать, откуда кайлару стало известно о том, что карета проедет именно здесь, и именно сейчас?
— Ваше...
— Нет-нет, Рик, это вопрос не к тебе. Скорее, к себе...
Император погрузился в глубокую задумчивость. В это время я мучительно пытался решить для себя непосильную задачу: как поступить? Очень хотелось сбежать как можно дальше, но я боялся, что такой поступок покажется Ридригу невежливым. Наконец, он словно очнулся и с улыбкой спросил:
— Где ты живешь, Рик?
— Портовый квартал, улица Старьевщиков, дом дядюшки Ге, — отрапортовал я.
— Очень хорошо, — непонятно чему порадовался император. — Возьми пока это.
Он стукнул по стеклу, и в карету заглянул охранник. По знаку монарха детина порылся в недрах маленького дорожного сундучка, пристроенного с правой стороны диванчика. И в мою руку лег приятно позвякивающий, восхитительно тяжелый мешочек из черного бархата, украшенный вензелем августейшего дома.
— Благодарю вас, ваше величество, — проблеял я.
— Это я тебя благодарю, Рик, — добродушно рассмеялся Ридриг.
— Могу я уйти, ваше величество?
— Иди пока.
Я задом вылез из экипажа, сохраняя на лице самое верноподданническое выражение. Он сказал: "иди пока". Что бы это значило? Мы еще увидимся? Не хотелось бы. Ридриг второй — монарх вполне приличный, его называют Тихим за то, что во время его правления Галатон ни разу не воевал. Но я предпочитаю придерживаться одной народной мудрости, гласящей: "Монаршая милость может быть горше гнева". Пока я общался с императором, так сказать, на короткой ноге, тело неудачливого кайлара чудесным образом испарилось, а вокруг того места, где оно лежало, деловито сновали люди в синих и серых мундирах. Ну, конечно! Все, как я и предполагал! Развеселые девицы и тетка с корзиной тоже куда-то делись. То ли дождались своей пролетки и уехали, то ли уже доставлены в Счастливое местечко. Меня, однако, выпустили беспрепятственно. Я развернулся и зашагал туда, откуда пришел — в сторону родного Портового квартала. За спиной раздался разбойничий посвист императорского кучера, а затем грохот отъезжающей кареты.
