— Эй, Лютый! — выкрикнул Йок. — Чего ты стесняешься, как девка?
— А он у нас благородный! — со смехом откликнулся Сайм — Потом один пойдет!
Ом только усмехался и как всегда поигрывал стилетом.
Один за другим воины выходили из воды и подставляли солнцу блестящие мокрые тела. Здесь же стихийно образовалась походная цирюльня. Капрал десятого десятка Эцони Мастано, вооружившись посверкивающей на солнце бритвой, избавлял всех желающих от избытка растительности на лице и голове. К нему выстроилась длинная очередь: даже те немногие солдаты, у которых имелись волосы, теперь решили с ними расстаться. Те же, что сияли бритыми головами, желали убрать отросшую щетину.
— Я — потомственный брадобрей, — говорил маленький смуглый Эцони, ловко орудуя бритвой. — Мой отец держит цирюльню в городке Сальяни, что в Садовом крае. Вот уже десять поколений Мастано этим занимаются. Так что не бойтесь, ребята, все будет не хуже чем у придворного мастера!
— А чего же ты здесь-то делаешь? — подмигивая мне, спросил его Бил.
— Да по глупости все, по молодости! — досадливо фыркнул Эцони. — Сбежал от Псов, сначала в Виндор подался, благо, там народу много, затеряться легко. А потом уж, как шумиха немного улеглась, завербовался в Ястребы...
— Что ж ты натворил, того, этого? — с улыбкой человека, предвкушающего интересный рассказ, поинтересовался Добб.
Эцони стряхнул на землю ком пены с остатками чьих-то волос, сполоснул бритву:
— Следующий, садись!.. Да я ведь вам уже рассказывал.
— Вон, лейтенант не слыхал, Хамар, его магичество...
— Ладно, — смилостивился Мастано. — Значит, так. Цирюльня у нас небольшая, доход приносит постоянный, но скромный. А я — такой человек, что всегда стремлюсь к лучшему. Мне хотелось денег и славы. Вот и задумал сделать такое мыло, чтобы убирало волосы раз и навсегда. Представляете — намазал, подождал — и нет бороды! Маги-целители, конечно, готовят притирание, от которого рост волос замедляется, но чтобы навсегда исчезали — нет такого! Вот я и взялся за дело: по вечерам сидел в цирюльне, бывало, до утра засиживался. Без волшебства, конечно, такое средство не сделаешь. Набрал книжек, какие у старьевщика нашлись — и помогай, Луг!
— Эцони прервался на секунду:
— Следующий! Да, так вот: попалась мне книжка про всякие травки и зелья. Нашел я там что-то похожее, немного поменял по своему разумению, и сделал наконец...
— Из чего сделал-то, скажи, — со смехом перебил цирюльника Сайм.
— Помет летучей мыши, корень мыльника, толченая кость черного петуха, кошачий жир, — перечислил Эцони. — И много еще всякого. Сварил я из всего этого мыло. Красивое такое получилось, густое, голубенькое. Только чтобы оно подействовало, следовало заклинание произнести, непонятное. Буквы вроде бы наши, а слова чужие. Дождался я утра, пришел в цирюльню первый гость, как раз побрить просил. Я отошел, заклинание прошептал, и несу ему это мыло. Ну, думаю, сейчас его обслужу, обо мне слух пойдет, и начнется: слава, деньги!
Капрал сделал многозначительную паузу, видимо, ожидал ставшего уже традиционным вопроса. Его задал Флиннел:
— Прославился?
— А как же! — лукаво усмехнулся Эцони. — Мыло шипит, пузырится, посетитель орет благим матом, по цирюльне носится. Я — за ним, обтереть хочу. А тут куски пены стали на пол валиться, расти, а из них демоны полезли. Маленькие, разноцветные, морды мерзкие! И стали они по воздуху летать, по мебели скакать, зеркала перебили, банки с притираниями тоже. А потом еще и гостю на голову нагадили. С улицы на крики народ прибежал, а несчастный верещит: "Вяжите Незаконного мага!" Пока суть да дело, я смылся, в чем был.
— А зачем же вы такое средство придумывали? — искренне удивился Дрианн. — Ведь получись оно — без работы остались бы. Брить-то было бы некого.
— Говорю же, молодой был, глупый, — ответил Эцони. — А потом в Ястребах привык, получаться стало, до капрала дослужился. Теперь до лейтенанта дойти хочу. А у посетителя того как росла борода, так и растет. Только после демонского дерьма волосы на голове повыпадали! Видно, в этом и была суть заклинания.
Смеясь вместе со всеми над рассказом Мастано, я невольно подумал, что мой список пополнился еще одним именем. Оказывается, и Эцони не чужд колдовства. Конечно, не демонов он вызвал. Скорее всего это были фаари: вудерсы, или, может, гриннали. Именно они склонны к таким пакостям. И вроде бы тому, кто пытается меня уничтожить, невыгодно сейчас признаваться в своих умениях. Но вдруг это хитрость такая: вот, мол, я перед тобой как на ладони, ничего не скрываю... Умно, между прочим. Лучше самому рассказать, чем я от других узнаю.
Я достал из мешка сменную рубаху и оделся. Большинство же воинов, натянув только штаны, щеголяли обнаженными крепкими торсами. Я обратил внимание, что у многих тоже имеются амулеты. Правда, не столько, сколько у меня и далеко не у всех. Хороший амулет стоит недешево. А возможно, Ястребы привыкли полагаться на собственные силы. Кроме того, у некоторых я заметил на груди магические татуировки клана Драконов. У Добба, например, красовался серебристый крылатый зверь — знак мастера меча. Что-то похожее, по-моему, мелькнуло на груди Хамара, когда он, стоя ко мне лицом, натягивал рубаху. Но разглядеть я не успел, а спрашивать не стал. Какая, в сущности, разница? Я и так знал, что они — совершенные воины.
— Лейтенант! — окликнул меня Эцони. — А ты что же? Садись.
Я уселся, чувствуя себя не очень-то уютно под острием его бритвы. Капрал, в два счета убрав с моего лица многодневную щетину, спросил. — Голову тоже брить?
— Не сомневайся, лейтенант! — подбодрил Сайм. — Жарко не будет, опять же, вошь не заведется.
Вши... ну уж, нет! Довольно я от них натерпелся в воспитательном доме!
— Брей! — решился я, и на макушку мне шлепнулся ком мыльника.
— Годится! — оценил работу брадобрея Добб, когда я встал, сверкая лысым черепом. — Вот теперь ты — настоящий Ястреб!
После меня к цирюльнику уселся Дрианн и без сожаления распрощался с рыжими вихрами. Глядя на белую кожу его головы, никак не сочетающуюся с загорелым лицом, я улыбнулся. Наверное, и я так же выгляжу. Забавно! Теперь из всей роты похвастаться прической мог один Лютый. Но он не спешил избавляться от волос, и разглядывая наши с магом сияющие макушки, откровенно ухмылялся. На лице Ома почему-то не было растительности, оно светилось юной, почти детской чистотой.
— Того, этого, лейтенант! — обратился ко мне Добб. — Давай-ка, пока время есть, потренируемся до обеда.
— А... — попытался было возразить я, но его поддержал Зарайя.
— Не ленись, лейтенант, к проводнику все равно под вечер пойдем. Пускай еще повялится.
Мы с Доббом отошли от купальни на пару фихтов и отыскали небольшую ровную лужайку.
— Защищайся, лейтенант! — безо всяких предисловий выкрикнул капрал и атаковал меня.
Вы дрались когда-нибудь с Серебряным Драконом? Впрочем, о чем это я? Если живы, значит, не дрались. Конечно, Добб, доставая меня, сдерживал руку и лишь фиксировал удар, объясняя мои ошибки. Но, несмотря на отличный меч, паурониевую цепь на руке и отводящий удар клинка амулет на шее, это был не просто тренировочный бой, а, мягко выражаясь, избиение щенка. Однако капрал подбадривал меня, снова и снова заставляя повторять одни и те же движения. Раз на десятый мне удалось все же не пропустить атаку и даже отклонить его клинок в сторону. Не задумываясь и не рассуждая, я сам, закрепляя успех, бросился на него. Надо ли говорить, что через какой-то миг меч был выбит из моей руки. Но Добб, остановившись, смерил меня таким взглядом, словно видел впервые.
— Отлично, — сказал он. — Еще!
Снова несколько пропущенных ударов, одна неудавшаяся атака — и вдруг я сумел пригнуть клинок капрала к земле. Не знаю, как это выходило. Но это сделал я сам. Произошло настоящее чудо, но сотворенное именно мной, а не кем-то другим. В случае с Темными заклятиями мною двигала чья-то чужая воля, от меня не зависело ничего. Здесь же я точно понимал, что должен сделать, и тело подчинялось рассудку как идеальный инструмент. Сознание успевало молниеносно проанализировать действия противника, разработать защиту, контратаку, отдавало приказы рукам и ногам.
— Хорошо, — мрачно проговорил Добб. — Еще!
На этот раз его атака была подобна вихрю, движения неуловимы, а хищный блеск клинка слился в одну серебряную полосу. И все же я сумел уловить, куда будет нацелен удар, и блокировал его. Провести контратаку капрал мне, конечно же, не дал. Казалось, мой успех привел его в состояние ярости. Он снова выбил меч из моих рук, потом сказал:
— Достаточно.
Я наклонился было, чтобы подобрать свое оружие, когда Добб, нахмурившись, попросил:
— Можно, того, этого, мне посмотреть поближе, лейтенант?
Я протянул ему меч. Капрал несколько мгновений рассматривал его, затем почтительно, чуть ли не благоговейно принял в свои руки.
— С волшбинкой, серебряная сталь... откуда он у тебя?
Пришлось сознаваться, что меч — подарок императора.
— Император ерунды не подарит, — авторитетно заявил Добб.
Он, как когда-то Зарайя, нежно провел по клинку пальцами, трепетно, словно касался щеки любимой женщины. Впрочем, нет, думаю, его женщинам так никогда не везло. Такие чувства у Дракона может вызывать только благородное оружие. С некоторым оттенком зависти Добб спросил:
— Что ты знаешь о его свойствах?
— Ну, как и все оружие с пауронием, он прочен, никогда не тупится, увеличивает силу удара, а еще его нельзя украсть или отобрать, — как ученик на уроке, оттарабанил я.
— Того, этого, есть еще кое-что, лейтенант!
Похоже, о мечах капрал знал все, и еще немножко больше. Он указал на маленький зеленый камешек в основании клинка:
— Знаешь, что это?
— Изумруд, — глупо ответил я.
— Ну да, а что он означает? Что ж ты, лейтенант, — упрекнул он. — Таким богатством владеешь, и ничего о нем не знаешь. Изумруд — знак мудрости. В твой меч при ковке Обучающие чары были вплетены. Великий мастер его делал, таких теперь нет.
— А вот и есть! — раздался вдруг резкий голос. — Б'хойч еще и не такое могут!
На краю лужайки в траве вольготно развалился мастер Триммлер.
— Старый Колхен в Гольтенвейер делает такое оружие.
— Ну, тогда объясни, почему свойства меча проявились только сейчас? — спросил я капрала.
— Надо подумать... того, этого... — Добб почесал свежевыбритый затылок. — А как его имя?
— Честный, — вспомнились мне слова Ридрига.
— Такое оружие защищено чарами имени. Оно само решает, подходит ему хозяин, или нет, — опять вмешался гном.
— Да, конечно, того, этого! — воскликнул Добб. — Меч понял, что ты ему годишься.
— То есть, достоинства вашей души соответствуют имени меча, — уточнил мастер Триммлер, внезапно переходя на высокий стиль.
— И что теперь?
— Теперь меч будет обучать тебя владеть им. С каждым разом, того, этого, ты станешь драться все лучше.
— А что самое примечательное, — перебил капрала гном. — Ваши умения останутся при вас. Например, если вы возьмете в руки другое оружие, ваша боеспособность от этого не пострадает.
— Кому захочется брать другое оружие, если есть Честный? — возмутился Добб, которому, похоже, такое предположение показалось кощунственным. Воин может изменить женщине...но не мечу!
— О, это великое оружие! — провозгласил мастер Триммлер.
— И его сотворил великий человек! — патетично подхватил Добб, забыв в пылу восторга даже добавить свою бессмысленную присказку.
— Великий гном! — поправил его мастер.
— Пойдем выпьем! — неожиданно, и, на мой взгляд нелогично, предложил Добб.
— А пойдем! — с удовольствием согласился мастер Триммлер, и они, совершенно забыв обо мне, покинули лужайку.
Я смотрел на матово мерцающий клинок. Значит, Обучающие чары... похоже, мне повезло. Надо будет только тренироваться как можно больше, и вскоре хотя бы не придется краснеть за свою неуклюжесть. А Ридриг молодец! Как он тогда сказал? "Меч очень подходит тебе"? На самом-то деле, это я должен был заслужить доверие меча.
Я вложил клинок в ножны и отправился догонять Добба с гномом. После сытного обеда в трактире мы с Зарайей навестили проводника и, выслушав много нелицеприятного в свой адрес, все же выбили из него согласие на нашу цену. Задаток, который потребовал этот кровопийца, ровно на восьмую часть опустошил кошелек, выданный мне на текущие расходы по распоряжению Ридрига второго. И это была лишь половина платы! Вторую я пообещал отдать после перехода Пустыни призраков.
— Завтра на рассвете выступаем, — сказал Зарайя проводнику. — И смотри мне!
— Сам смотры! — окрысился тот. — Лучши иди, шаджаб покупай! В пустыне без шаджаб никак!
Мы отправились в лавку и купили то, что туземец называл странным словом шаджаб. Это был большой кусок белого полотна, к которому прилагался узкий обруч из плотной тесьмы. Как объяснил нам лавочник, шаджаб — головной убор на все случаи жизни. Будучи обмотанным вокруг головы в несколько слоев, он превращается в подобие шляпы. Такие принято носить в городе. Если же голову накрыть этой тканью, а сверху закрепить ее обручем, она становится незаменимой вещью в пустыне, прикрывая шею, уши и затылок от песка. В случае если в пустыне поднимется сильный ветер, концом шаджаба можно прикрыть глаза и рот. Впечатлившись рассказом лавочника, мы купили их на всю роту. Благо, стоила такая нужная вещь совсем не дорого. Окончание дня прошло в суматохе: мы закупали провизию и большие бурдюки, чтобы наполнить их водой.
Ужинали опять в трактире, только на этот раз без особых излишеств: сознание того, что завтра мы будем в Пустыне призраков, где потребуется вся возможная сноровка и способность к выживанию, не давало расслабиться. Наткнувшись взглядом на Лютого, с аппетитом расправлявшегося с большим куском сочного мяса, я мысленно отметил, что волосы капрала снова сияют серебром. Странно, зачем он ожидал, когда вся рота уйдет, и только потом полез в купальню? Может, у него на груди имеются амулеты или артефакты, которые нельзя выставлять на всеобщее обозрение?
Когда стемнело, я отправился к месту ночевки, придирчиво выбирая, куда бы мне лечь. Не хотелось снова проснуться рядом с трупом. Наконец, устроившись в десятке локтей от остальной роты, я решил, что занял выгодную позицию. Ночь лунная, и если кайлару вздумается напасть, я по крайней мере увижу, кто это. Завернувшись в плащ, я задремал.
... Серое, все вокруг серое. Только мамины сияющие глаза и огненные волосы нарушают монотонную окраску этого мира. Она всего в шаге от меня, ее улыбка нежна и немного лукава. Под ее взглядом я чувствую себя ребенком. Один шаг — и я смогу ощутить тепло той, по которой в глубине души тосковал всю жизнь. Нужно только очень постараться. Я делаю неимоверное усилие и начинаю движение... Внезапно боковым зрением вижу, как в мертвое пространство вторгается темная фигура. Потом, прорывая материю застывшего времени, на меня обрушивается чье-то тело, сбивает с ног и валит на жухлую траву. Человек скатывается с меня и вскакивает. Он молод, черноволос и гибок. Красивое лицо с тонкими выразительными чертами дышит тревогой. Почему-то густой вязкий воздух не в силах сковать его быстрых, ловких, как у кошки, движений. Но зачем он оттолкнул меня от мамы? Я хочу спросить, но слова, как и всегда в этом мире, не подчиняются мне.
