Йок — и Журжень? Сомнительно. Парень высок, зеленоглаз и русоволос, судя по щетине, за время похода проклюнувшейся на его бритой голове. Журженьцы же все маленькие, желтокожие, а волосы у них смоляные, даже с вороным отливом. И черты лица не те.
— Я видел, как он рукой взмахнул, — настаивал мальчишка.
Я не сделал попытки допросить Йока, из опасения нарваться на новую гневную отповедь. Все равно доказательств никаких.
— А может, Зарайя, — подлил старки в огонь маг. — Он ведь на Южном континенте раз двадцать бывал. Вдруг стал поклоняться какому-нибудь из демонов? А там и до Темной магии недалеко. Книжки почитал — и вперед.
Да, и такое может быть...
После привала, шагая с ротой по сырой равнине, я немного успокоился. В самом деле, гадать бессмысленно. Нельзя же подозревать в каждом из своих товарищей предателя. Да, собственно, почему именно предателя? Ведь кто бы он ни был, его заклятие спасло всем жизнь. Я вот, например, тоже иной раз выдаю Темную волшбу, хотя и не нарочно... Махнув рукой, я прислушался к голосу Давина Хрола, который, внезапно разговорившись, что было ему совсем несвойственно, рассказывал:
— Я этих Темных чар с детства навидался! Бабка у меня ведьма была, да примет Луг ее душу в Счастливых долинах. Хотя это вряд ли.
— Магесса? — переспросил кто-то.
— Какая еще магесса! Говорю же: ведьма!
— А чем ведьма от магессы отличается?
— Тем, что занимается Незаконной волшбой. Так вот, слушайте. Помню, я маленький был, а бабка, значит, нестарая еще. Красивая была, зараза! Хоть и за сорок уже, а все как молодуха: коса черная, ни одной сединки, лицо гладкое, а глаз так и горит! Мужики, конечно, заглядывались, но — ни-ни, боялись ее очень. А дед ревновал, он злой вообще был. Напился как-то яблочной старки, и ну бабку по дому гонять! "Я, — кричит, — прибью тебя, изменщицу! Не бывать, — кричит, — чтобы у Тимина Хрола рога выросли!" А сам вожжой ее охаживает. "Ах, так, — это бабка-то говорит, — получай, что заслужил!" И давай фиги крутить да пришептывать. Дед вскорости угомонился, и на боковую. А утром встал — батюшки! — на голове-то рожки пробиваются!
Последние слова Давина утонули в громовом хохоте солдат. Выждав, пока они просмеются, Хрол продолжил:
— Он к бабке: что ты, мол, такая-сякая, сделала! Убери сей же час! А она ему: "Козлу козлиное украшение!"
Солдаты опять покатились со смеху, потом Кар переспросил:
— А что, рога и правда козлиные были?
— Истинно, — ответил капрал. — Так и ходил дед наш на мельницу, он мельником был. Потом уж сообразил: пришел к бабке, серьги золотые подарил, да на колени упал: "Прости, мать, неразумного! Больше не повторится!" Та его этак в лоб, между рогов, поцеловала, шепнула что-то, и говорит: "Ступай, любезный муженек, спать. Утро вечера мудренее!" Послушался ее дед, а наутро рога отвалились.
— И что, бабку-то он больше, того, этого, не тронул? — со смехом спросил Добб.
— Не-е, боялся. Как подопьет, хвалить начинал: вот, мол, какая у меня жена, умница, красавица, да еще и верная!
— А что ж ты у бабки волшбу не перенял? — поинтересовался Йок.
— Да не нравится мне все это! Хоть она меня учить пыталась, и уговаривала всяко. Говорила, есть во мне малый дар. Не хотел я, потому и в Ястребы попал.
— Как так?
— Когда мне двадцать стукнуло, надумала бабка помирать. И всего-то шестьдесят пять было, а слегла. "Не хочу, — говорит, — жить, опостылело все, зовет меня Мрак". И привязалась ко мне: "Возьми да возьми мою силушку, без наследника жизнь из меня не уйдет!" Страшно мне стало, не хотел я такой доли. Вся деревня от бабки шарахалась. Что ж, думаю, и я буду пугалом ходить? Вот и сбежал в солдаты. А бабка силу сестре моей передала, теперь та ведьмачит.
М-да, видно, сильна была у Давина бабушка. Это только самые могущественные адепты Мрака перед смертью готовят себе наследников. Однако, богаты наши деревни самородными талантами! Рассказ хорош, плохо одно: Давин тоже теперь у меня на подозрении. Может, не захотел прямо признаваться, а намекнул таким вот образом. Не зря же молчун вдруг разболтался.
День плавно катился к вечеру, принеся частичное осуществление моей мечты — хоть немного пожить спокойно. Больше никто на нас не нападал. Видимо, в этой местности не было хищников крупнее глоухта. А те, что помельче, не рисковали искать поживы среди сотни лихо топающих воинов.
Когда мы подыскали подходящее местечко для ночлега, морось поредела и почти не ощущалась, уступив место тяжелым испарениям. На этот раз я вызвался стоять в карауле: в конце концов, мы все здесь на равных несем тяготы службы. Неважно, что я лейтенант.
Ночная тьма, смешиваясь с клубами испарений, образовывала непроницаемую материю. Мне предстояло простоять полночи, затем меня должен был сменить Вардик, воин из десятка Йока. Я прохаживался взад и вперед вдоль вверенного мне для охраны отрезка, всматривался в непроглядный мрак, прислушивался к ночным звукам. Справа от меня, в полуфихте примерно, нес службу Кар, а слева — сам Лютый. Все было спокойно, и я предвкушал удовольствие, с которым после смены завалюсь отдыхать. Тишину нарушал лишь долетавший до меня из лагеря чей-то молодецкий храп. Вдруг...что это? Вкрадчивое прикосновение к лицу, невесомое и беззвучное. Может, показалось, и это просто ветерок? Нет, оно становилось все сильнее, рождая тревогу, тонкой иглой ввинчиваясь в поясницу... Кто-то совсем рядом призвал Мрак! Я заметался, не зная, что предпринять. В темноте невозможно было различить даже неясного силуэта неведомого мага. Я даже не мог точно определить, где именно он находится, так сильна была Обратная тяга, она наполнила все окружающее пространство. Поднимать тревогу, будить солдат? Что толку, они бессильны против Темных сил. Я должен справиться сам, нужно только понять, где творится волшба, и на кого она направлена. Мне показалось, что слева тянет немного больше. Я собирался было метнуться туда, где стоял покрытый плащом ночи Лютый, но позвоночник перестал ныть: маг активировал заклятие и отпустил его. Спустя мгновение мои руки сами поднялись и сплели неведомую мне фигуру, с губ сорвалась фраза на чужом, страшном языке... Вызванные из мрачных глубин чары, освободившись от моих пальцев, рванулись куда-то вверх, и над головой раздался звук лопнувшей струны. Следом черный воздух пронизала яркая голубая вспышка, я задрал голову и увидел две переплетенные в схватке тени. Одна из них, выбрасывая из себя тонкие щупальца, жадно тянулась ими ко мне, другая — отсекала их и словно пожирала противницу. Противостояние длилось недолго: оба заклятия как будто свернулись внутрь себя, превратились в черную точку и исчезли. Голубое сияние рассеялось, вокруг снова стояла тихая ночь.
— Что это было, лейтенант? — ко мне подбежал встревоженный Вардик, держа в одной руке меч, в другой — слабо тлеющую ветку кустарника, которую ему неизвестно как удалось поджечь.
С другой стороны спешил Лютый с арбалетом наизготовку.
— Все в порядке, — ответил я. А что тут скажешь? Не пойман — не кайлар.
Вскоре настало время смены караула. Освободившись, я обошел поляну, но, конечно же, все спали. Ничего подозрительного я не обнаружил и, найдя среди храпящих воинов свободное местечко, улегся. Глаза слипались, и даже пережитые волнения не помешали мне рухнуть в пучину сна.
... Женщина медленно оборачивается, затем встает на ноги. Я не ошибся: на меня ласково смотрят синие, как небо Речного края, глаза. Мама улыбается так нежно, что у меня щиплет в носу от неожиданно подступивших, каких-то беспричинных детских слез. Она счастлива, что наконец-то нашла меня, она тоже тосковала в разлуке все эти долгие двадцать пять лет... Я хочу позвать ее, но слова застревают в горле. Мама лишь молчит, улыбается и манит меня тонкой изящной рукой. Какая же ты красавица, родная моя! Как я люблю тебя, незнакомую, нежданную, но такую дорогую... Сердце бурно колотится, дыхание перехватывает от счастья, а проклятый воздух не дает мне двигаться. Со всей неистовой силой, рожденной из сиротской тоски, я прорываю его тугую паутину и делаю шаг... Мама совсем близко, ее руки раскинуты, она ждет меня, чтобы заключить в объятия...
Пощечина, отпущенная когтистой лапой, рассекла кожу лица и заставила меня вернуться в реальность. Утро еще не наступило, вокруг мирно похрапывали солдаты, а передо мной, заставляя сердце болезненно сжиматься, горели фонари немигающих кошачьих глаз.
— У тебя совесть есть? — едва придя в себя, шепотом воззвал я к Бродяге, со злостью спихнув его с груди. — Чего ты меня все время будишь на самом интересном месте? Я мать видел... Тебе, конечно, этого не понять, какая там у кота мать. Так что ты тоже своего рода бастард...
Моя тирада не произвела на зверя ни малейшего впечатления, он улегся на землю возле моей головы, обхватив ее всеми четырьмя лапами. Сгонять его было бесполезно — все равно вернется — да и лень. Я задремал...
Видно, не суждено мне было выспаться этой ночью. Только дремота начала переходить в крепкий сон, сбоку под ухом кто-то закричал. Выругавшись, я перевернулся на бок и принялся трясти вопившего солдата. Наконец тот проснулся и сел, тяжело переводя дух. В предрассветной синеве мутным блином белело испуганное лицо Шрана, рядом с которым, по странной случайности, спал вторую ночь подряд. Убедившись, что парень пришел в себя, я завернулся в плащ и собрался было еще немного вздремнуть. Но солдат вцепился в меня и хрипло прошептал:
— Лейтенант, вот ты же маг. Можешь мой сон истолковать?
Толкование снов — не мой конек, но, видя состояние воина, я согласился.
— Мне сестренка снится, младшая, — передернувшись, сказал Шран. — Она десять лет как Лугу душу отдала. Теперь вот вторую ночь приходит, и зовет, зовет... А мне страшно, лейтенант, веришь, нет! — яростным шепотом закончил он.
Я как мог успокоил воина, дивясь про себя схожести наших снов: оба видели родных людей. Только моя мать, я верил, жива и где-то ждет меня. Придет время, и я обязательно ее найду!
Выспаться так и не удалось, горизонт посветлел, и я скомандовал подъем. Бродяга опять куда-то исчез.
Небо все еще было затянуто тучами, но уже не такими темными и низкими. Под ногами чавкала сырая земля, от которой поднимался теплый пар.
— Шевелись, ребята, — ободрял Зарайя. — К вечеру в Негани придем, там передохнем, как следует.
— Что это — Негани? — спросил я.
— Городок приграничный. Там наш гарнизон стоит, Волки. Наместник еще есть.
Гарнизон — это хорошо... я рассеянно кивнул, потирая исцарапанную щеку. Сам же в это время думал совсем о другом. Меня не могла отвлечь от этих мыслей даже болтовня Дрианна. Нет сомнений, что сегодня ночью кто-то хотел меня убить, и был это, понятно, тот Темный маг, который сумел разделаться с глоухтом. Сильный у меня враг! Кому я, интересно, перешел дорогу? Кому и чем выгодна моя смерть? Или все проще, и убийцей двигала ненависть? Все указывало на Ома... А вот то, что произошло потом, вообще не укладывалось в голове. Вроде бы я сумел создать Темное контрзаклятие, но, клянусь, моими руками двигал кто-то другой. Я ощущал прилив силы Мрака... Уверен, это действие когтя! Именно для защиты его и дал Вериллий. Я всегда считал, что Темная магия может приносить пользу, нужно лишь с умом ею распорядиться. По крайней мере, теперь я смогу оказать неведомому кайлару достойное сопротивление.
В середине дня я собрался было командовать привал, но Зарайя сказал:
— Слушай, лейтенант, здесь еще одна шахта недалеко, в полумиле к востоку. Может, прогуляемся? Там лесок небольшой, и пригорок хороший был, на нем передохнём. А то не нравится мне, что в Унгде парганцы объявились. Кто знает, может, та шахта тоже захвачена.
В конце концов, наша миссия заключалась именно в том, чтобы выбить захватчиков из колоний. Я согласился. Сайм с двумя солдатами из своего десятка пошел вперед, на разведку. Вернувшись, доложил:
— Похоже, был захват. Земля ногами изрыта, везде болты валяются. Крови не видно, но могло дождем смыть. Только непонятно, куда все делись. Ни парганцев, ни наших, ни работников. Трупов тоже нет. А шахта заколочена.
— Ну, что скажешь, лейтенант? — спросил Зарайя.
— Пошли посмотрим, — ответил я.
И правда, шахта выглядела загадочно. Словно бы все в одночасье спешно снялись и покинули насиженное место. Дом, видимо, принадлежащий управляющему, или надзирающему магу, стоял пустым. Мы долго стучали в толстую дверь, но никто так и не открыл. Внутрь заглядывать не стали, из опасения нарваться на Охранные чары. Вход в шахту действительно был закрыт досками и намертво заколочен.
— Что делать будем? — спросил я у капралов.
— А что тут поделаешь? Доберемся до своих, полковник доложит, куда следует.
Вдруг Ом вскинул арбалет, а следом за ним — и остальные солдаты.
— Кто вы и что здесь делаете? — повелительно произнес резкий скрипучий голос с легким иноземным акцентом.
Из-за редких деревьев, окружавших прииск, вышел гном. Перед собой он катил тачку, в которой лежали боевой топор и мотыга. Увидев солдат, человечек ничуть не испугался, он вытащил из-за спины арбалет какой-то странной формы и прицелился в Лютого. Тот, презрительно ухмыльнувшись, слегка придавил спусковой крючок.
— Отставить! — процедил я. Не хватало еще гнома прибить, у Галатона с ними крепкий мир. Это народ обстоятельный, за своих стоит намертво. И поведение Лютого грозило скандалом.
— Кто такие? — повторил гном.
Я представился. Суровое румяное лицо немного расслабилось, и гном, придирчиво оглядев нашу потрепанную форму, опустил арбалет. Пожав плечами, Ом проделал то же самое.
— Мастер Триммлер, — отрекомендовался гном. — Управляющий шахтой. Только вы опоздали, парганцы всех перебили.
— И мага?
— Ваш маг сбежал, как только началась драка, — слова мастера звучали упреком. — Охрана сражалась до конца, но силы были неравны.
— Но где тогда парганцы? — удивился я.
Гном тяжело вздохнул, как человек, выполнивший тяжелую и неприятную работу.
— Я был в деревне, в миле к востоку, нанимал новых работников. Когда вернулся, охрана уже была перебита. Парганцев оставалось всего пятеро.
— Ну, и где они?
— В овраге, — раздраженно ответил мастер Триммлер. — Неужели я так плохо говорю по-галатски? — и он выразительно покосился на топор. — Пришлось все здесь подчистить, а ребят я похоронил. Дикари сами разбежались.
Силен! Я исподтишка рассматривал управляющего. Невысокий, даже для гнома, мне по грудь, кряжистый, широкий в кости, как и все представители этой расы. Уже не первой молодости, по человеческим меркам, лет сорока пяти. Но гномы живут немного дольше, так что точный возраст мастера Триммлера я бы затруднился определить. Глазки небольшие, черные, взгляд колючий. Крупный орлиный нос странно смотрелся на круглом румяном лице. Интересно, как горный народ ухитряется щеголять румянцем, если большую часть жизни проводит под землей? Длинная густая борода, выкрашенная в зеленый цвет, заплетена в одну толстую косу, схваченную внизу золотым защипом. Одет мастер был в темный рабочий костюм, выпачканный землей.
