— Ты восхитительный, ты мой прекрасный чёрный дракониц, ты моё лунное сердце ночи! — замурлыкала Зулла кобылке, сняла поводья и медленно двинулась к нашей небольшой конюшне, оглаживая лошадь по холке. Сильфа вскинула голову и танцующим шагом последовала за Зуллой. Я залюбовалась этой парой — обе изящные, длинноногие, даже походка похожа, черные волосы амазонки отливали шёлком, сливаясь цветом и текстурой со шкурой кобылы, которая вела себя на удивление смирно. Чужаков Сильфа не признавала, насколько я помню.
Надо же! Что ж, Сильфа тоже женщина, и восхищение её красотой и грацией должно смягчить её злючее сердце. Как только они с Вороном уживутся? Виктора ещё не было, застрял, наверное, у очередной пассии, с Лорной они уже давненько расплевались, пора бы уже и мириться, судя по их циклам разбеганий и примирений. Чего ему здесь торчать, Анн же не член королевской семьи?! Будь так, без сомнения, у нас во дворе бы уже весь Ковен в полном составе посохами размахивал и истерил. Нет, Кайра, ты сейчас зла, несправедлива... Хотя, Мисти, кухня, кобыла, Ворон, Овод, у меня голова кругом, не считая того, что кроме зелья-активатора да отвара у меня и крошки во рту с утра не было. И, самое главное, самое больное, самое страшное — смерть моей Анн, что чёрной тучей затмила собой Мир, сделала меня уязвимой, заставила потерять ясность ума и непредвзятость.
Истина — главнее всего, какая бы она ни была и чего бы она не стоила. Можно, в крайнем случае, ради "лжи во спасение" не говорить истину вслух, но.
Её. Просто. Нужно. Знать.
Я контуженой черепахой поползла по лестнице в подвал, в столовую для персонала, чтобы перехватить что-нибудь на скорую руку. Надо поесть, чтобы набраться сил, но всё, о чём мне сейчас мечталось — о сне хоть на пять минут, хоть на чуть-чуть, на целый миг! На повороте к трапезной Мисти шмыгнула вперёд и скрылась из виду. Я, остатками разума рассудив, что кошка сама найдёт меня, сама найдёт еду и вообще не пропадёт, на то она и кошка, пусть она даже целый ак-мор, решила всё же плюнуть на завтрак. А если Мисти повстречает Марту, это их головная боль. Пусть разбираются, как хотят, стены у нас крепкие, глухие, крики и вопли меня вряд ли разбудят... Разбудит меня сильнейший. Оставшийся в живых...
Я вернулась назад и поволоклась к себе на чердак. К демонам, к Икабодам всех — Мисти, Сильфу, Мэлла, Марту — всех! Особенно этого серо-голубоглазого мерзавца-развратника-убийцу со своей смазливой рожей, что так и маячила перед глазами до сих пор. Я хочу спать, значит, я буду спать, и тот, кто посмеет меня разбудить, будет первым, кого не спасёт от страшной смерти мой браслет!
13
На что способна нормальная девица, спросонья разлепив очи и узрев прямо перед собой, буквально нос к носу, здоровенную, в фиолетово-оранжевую полосочку крысиную морду, на которой поникшими колокольчиками грустно болтаются восемь глаз, причём во всех восьми немой укор? От крыса шибало в нос помойкой, навозом, у меня даже трупы так не озонируют, в общем, крыс был тяжёл, мокр, вонюч и возлежал на моей груди, затрудняя дыхание. А также на моем любимом стёганном меховом покрывале, подарке Мэллана, теперь безнадёжно испорченном. Кровь ещё сочилась из горла зверя, залив редкий мех карагардской шиншиллы ещё тёплой липкой жижей.
Я сонно поразглядывала — поизучала трофей, вздохнула. Наверное, нормальная девушка должна завизжать, выругаться, соскочить с постели, кинуть чем-нибудь, на худой конец, позвать мамок-нянек. Я росла среди магов, работала среди трупов, можно сказать, в самих трупах и работала, поэтому я просто спихнула подарок на пол, отодвинула мокрое мерзкое покрывало к стене, повернулась на другой бок и собралась спать дальше. Мисти, шалунья. Пора привыкать к её оригинальным подаркам. Икабод подери, ещё же и Патрик дожидается осмотра, сумку с ним я так и не донесла до лаборатории, будем надеяться, что за это короткое время несчастный кролик не превратиться в кашу, тем более что сумку я только подзарядила, и она должна сильно холодить...
Чей-то тихий, застенчивый кашель посмел спугнуть мою только-только вернувшуюся дрёму.
Это тот самый единственный случай, когда я благодарна, что мои черные силы связаны, иначе бы Орден быстро опустел. Называется, всех убью, одна останусь. Я знаю свои достоинства и недостатки, сама себе кажусь спокойной особой, меня надо долго доводить и тиранить, прежде чем мне захочется дать сдачи, я вообще стараюсь избегать конфликтов и тяну до последнего, прежде чем взорваться. Но есть то, что моментально делает из меня зверя. Я люблю, нет, я обожаю спать. В тишине, комфорте, на чистых, хрустящих простынях, почитав перед сном что-нибудь воздушно-розовое, про любовь. Есть у меня такая слабость, и мне не стыдно. Кровищи мне и на работе хватает. Вот и выходит, что если мне мешают спать, шумят или будят, когда я могла ещё понежится в пуховых облаках сладкого сна, я становлюсь не я.
Я сама себя тогда пугаюсь.
Побудка в неурочный час, когда ты сутки не спала и вдобавок три дня умирала от мигрени, самую святую из святых превратит в маньяка-убийцу в период острого обострения. Живенько представилась девица с бешеными глазами, причёской "падение с крыши", длинной хламиде и с топором, с которого капает кровь. Ну, может, топор заменим чьей-то головой, без разницы. Брр... Я иногда думала, что мой ненаглядный Мэллан не будил меня нежным поцелуем по утрам (по крайней мере в эльфийских слезу выжимающих любовных романчиках всегда так будят, даже девушек, не подающих признаков жизни), так как опасался, что мой браслет от такого накала эмоций просто лопнет. Наверное, при побудке любимый предпочёл бы потыкать в меня палкой, ну, или шваброй, главное, чтобы издалека. Пока же он ограничивался зазывными воплями из обеденной залы: "Любимая, солнце взошло! Свежие вафли от Монтерсинно вот-вот остынут, это просто кощунство так с ними поступать, а на икре Алмасса тают слезинки льда, они тают так же, как тает моё сердце, когда рядом нет тебя!". И как на такую побудку ответишь?! Особенно так, как хотелось?! Эльфа обидеть легко. А я могла. Особенно утром. Особенно спросонок. Если же Мэллу было не до политесов, он просто-напросто активировал мой тревожный артефакт, в просторечии между нами, ловчими, "беса", на который мы должны моментально реагировать в любое время дня и совсем не дня. Тогда все мои проклятия сыпались на голову Виктора, который обычно находился далеко и мог только почувствовать мои эмоции маньяка-убийцы. Вампир только ухмылялся, на то он и вампир.
"Бес" никакими дизайнерскими изысками не отличался, и, если его вывесить на всеобщее обозрение, портил любой тщательно подобранный вечерний туалет. Какое платье украсит уродливый гагатовый череп с красными рубиновыми глазками? Нечто чёрное, кожаное, в стиле вампира-кошмара-летящего в ночи, с перьями чёрного петуха и с кровавыми губами, когтями, глазами — это да, может быть, и добавит пикантности туалету, но я обожала чёрное, может быть, с тоненькой окантовкой золота, строгое, элегантное, без рюшечек и, тем более, перьев, и этот красноглазый негабар на моей шее был как на корове эльфийское седло. Нет, не то... как на эльфийке коровье седло... а, Икабод и с сёдлами, и с эльфийками! "Бес", это издержки профессии, что ж. Ко всему, эти самые глазки куда только не пялились, казалось, на себе носишь похотливого крохотного бесёнка, мой так чуть не окосел, заглядывая в вырез моих платьев. Когда я намотала на череп тонкую цепочку, закрыв ему обзор, и превратив в нечто арт-кошмарное, он тонко, противно и беспрерывно ныл, пришлось развязать мерзавца. Единственная работа "беса" — если Виктор желает всех нас немедленно лицезреть, эта похотливая черепушка начинала голосить, что "Вас сей же час желают видеть Йоговысокоповажнисть", "Жопы в руки и ко мне, лентяи, дармоеды, развратники, забулдыги!", "Время — деньги, при опоздании больше чем на одну секунду с вашего жалованья будет удержано пожертвование в пользу голодающих сусликов пустыни Карагард!", и ещё много-много всего разного, и эта поносно-словесная окрошка могла литься до бесконечности, причём на разных языках. Иногда черепушку переклинивало и это исчадие зла начинало вопить "Я знаю, с кем ты спишь!", "Твой член меньше абсолютного нуля!", "Чтоб тебе кайенского перца в мочеточник и анус набило!", наверное, в моей персональной "бесе" жила ещё и частичка энергии какой-то медички — брошенки, кроме частички похотливой сущности мужеского рода. Я пробовала топить гадину, кидала в горнило, даже капала на неё дорогущей слезой ледяного дракона, без толку. Вот так и придумываются легенды, как несчастную безделушку целое войско героев, едва ли не полубогов, не может изничтожить, кроме как только в жерле горы Ордодруинн. И это второй случай, когда я была рада, что на мне браслет, иначе бы тому, кто купил это безобразие пришёл бы окончательный и бесповоротный конец. Новый быстрый и простой способ уничтожения архивампира — на профессорскую диссертацию тянет. И лет на тысячу тюрьмы. Кто бы сомневался, что Виктор купит подержанные цацки, и всё ради своего Божества Экономии. Я хранила его в сумочке, Мэлл таскал на ремне, Овод намотал вместо браслета на запястье, "бес" отличался крепостью и неубиваемостью, и в драке был просто незаменим. Штучка Овода ещё и отличалась пронзительным, противным громким голосом, во время стычек её истошные вопли повергали врага в панику и бегство. Овод единственный из нас был своим "бесом" доволен, и на его вопли ему было плевать с башни Магов.
Сейчас, в данную минуту, мой персональный череп молчал, как мышь под веником, а те, кто рискнул меня разбудить, вот они, отважные, с суровыми лицами, готовые к неизбежной смерти. По крайней мере, порче. Может быть, самой обычной порче лица ногтями.
Я смотрела на распахнутую дверь и не верила глазам. В узком проходе топтались почти все наши — впереди мялся Порфирий, здоровенный белобородый крепкий дед-оборотень, наш волк-розыскник и сторож подземелья; облокотился о косяк Овод, из-за его плеч сверкала глазищами и белоснежной улыбкой Зулла, и, главное, впереди всей этой скромной делегации выступала Марта, то есть Мортира, со своей обожаемой поварёшкой за поясом.
Вот она то и повергла меня в ступор.
Марта тихо, застенчиво улыбалась, протягивая мне поднос с завтраком. Из-под глиняного блюдца с пшённой кашей выглядывала белоснежная кружевная салфетка, ещё я разглядела кувшинчик молока, чайник, из носика которого шёл пар, и нарезанный на деревянной тарелке тончайшими кусочками сыр, который даже ни разу не засох. Невиданное дело. Желание убивать сменилось размышлениями, в своём ли я уме и, вообще, проснулась ли я?
— Они сошлись, ак-мор и демон гномов, и мир взорвался, ужасный общий враг повержен был, — продекламировал Порфирий, умильно глядя на поцарапанную, багровую от смущения физиономию Марты, на Мисти у моих ног, кошка нервно вылизывала шерсть, пытаясь избавиться от чего-то клейкого и алого, и на труп здоровенного, весь Орден допёкшего Пасюка, незряче смотрящего в потолок, которого я так небрежно спихнула на пол.
Нет, Кайра, ты не спишь. Оказывается, пока я выпала из жизни, буквально на полчаса, рухнув на постель даже не сняв сапог, вернее, на правый меня всё же хватило, произошло множество событий, потрясших наш маленький мир почти до основания.
Мисти повстречала Марту. Марта повстречала Мисти.
И они вдвоём встретили Пасюка.
Как потом оказалось, крыс шествовал по своим делам, то есть дегустировать новую бочку вишнёвого варенья, и неуважительно, можно даже сказать, пренебрежительно глянул на Мисти. Можно сказать, свысока.
Я села на кровати, потёрла виски, мочки ушей. Немного очухавшись, глянула на пол.
Крыс грустно свернул лапки с коготками-ножичками, хвостик в чешуйчатой мелкой броне, что царапала камень, скорбно свернут колечком. Крыс как бы молча напоминал о несправедливости и жестокости этого мира, и был, конечно, прав. Со своей животной стороны. А вот Порфирий, Марта, Виктор и Овод, который забодался менять древки оружия, наконечники стрел, копий, даже мечи были твари по зубам, правда, обычные, такие делало семейство Драунов, мечи их кузни зубки нашего крысиного короля брали на раз, все-все до одного ловчие почему-то ни слезинки ни проронили. Жестокосердные. Странно. Ведь Марте он помогал избавляться от старых запасов круп, нередко путая их с новыми, очень любил свежую, фирменную Орденскую бумагу, как бы намекая, что пока не закончили старые запасы, не след закупать новую, он сожрал — перекусил три семейных наследственных копья Зуллы; Виктор, потеряв только-только полученные мешочки из банка со злотыми, потом ещё долго разорялся по этому низкому, совершенно не стоящему таких душераздирающих воплей поводу, а ещё мы все вместе упражнялись в ловкости, пытаясь попасть кто чем по туше крысиного короля. А его помет?! Он был везде. В шкафах, еде, одежде, даже в бутылях, сундуки и лари ему были на зубок. Наверное, крыс умел проходить сквозь стены. Его восемь глазок и колдовская текучесть и вездесущесть громили Орден вчистую. Мы не распространялись о своём позоре, какие же мы ловчие, если крыса не можем обезвредить, но как нам справится с этим ... этой... непереводимой игрой слов?
Этого красавца, короля не только Орденских, но и, наверное, всех Арканумских крыс, не брали ни яды, ни заклинания, магия была бессильна, наши псы, завидев это чудовище, неторопливо шествующее по камням двора, предпочитали терять зрение. Им бы трость в лапы, черные очочки, и иди, зарабатывай на паперти. Виктор даже разорился на пару магов, но первый уметелился, покусанный и уделанный крысиными экскрементами, ещё и пытался натравить на нас юристов, пока с ним не переговорил Овод, убедив мага-истеричку отказаться от иска, потому что ему, магу, не нужна огласка его позорного проигрыша какому-то крысу, а то, что этого крыса не брали ни огненная магия, ни кобальтовая, ни сильнейшие редчайшие яды, от которых и выверны дохли, а этому разбойнику лишь прибавляли аппетит, это не в счёт. Я лично видела, как Пасюк живой и невредимый выбрался из кучи извести, только яркость раскраски и пушистость увеличились. Овод напомнил магу, что боевой маг, он и мечом должен уметь крыса проткнуть, а на робкие возражения страдальца, что тогда ему, магу, придётся всю жизнь убить на беготню за одним-единственным крысом, Овод только пожал плечами. Второй маг взял аванс, оглядел крыса, что волок в зубах, переваливаясь на коротких, но быстрых ножках, магову сумку с зельями, беспечно оставленную в привратницкой, пальнул шаровой молнией, выпустил стрелу копья леса, добавил молнию пятого класса, был оглушён не выдержавшей такой наглости нашей магической сетью, и убрался вон, тихий и задумчивый. Аванс он вернул, ещё и доплатил довольному Виктору, чтобы мы забыли его имя и не пытались вспоминать. С тех самых пор нам пришлось кое-как притерпеться к неприятному жильцу, но польза всё же была — Пасюк дисциплинировал. Нельзя было небрежно бросить дорогую вещицу — только в сейф, в банк, обед-ужин съедались сразу, до крошки, оружие чистилось и смазывалось, смазанным крыс брезговал, а съестные припасы не накапливались, к радости нашего жадины-начальника. Только в моих лабораториях он не хулиганил, даже не знаю почему, и мою комнатку под чердаком тоже избегал. Лорна не смогла объяснить сей феномен, и я удовлетворилась мыслью, что он, наверное, чует мою силу, скованную браслетом, или, может, я просто ему не нравлюсь настолько, что он видеть меня не может, на дух не переносит, испытывает неприязнь, так сказать, что меня совсем не огорчало.
