Икабод только знает, что это был за крыс, ведь нормальные крысы серого или почти чёрного цвета, бывают белые, бывают и пятнистые, рыжие, но это нормальные крысиные расцветки, а наш пират радовал глаз оранжевой полоской на фиолетовом фоне. Глаз у него было восемь, на тоненьких высоких ножках, и подобраться к нему с тыла было нереально. Мы подозревали, что это "подарок" одного из разоблачённых нами, скорее всего мага, или же маг работал по заказу, но желающих сделать нам пакость была тьма, магов, что делают таких монстров, на сей день во всем Аркануме не было, вот мы и почти смирились с присутствием и продуктами жизнедеятельности разноцветного разбойника, но, оказалось, и на старуху бывает проруха. То есть Мисти. Где Мисти, там двум пиратам не бывать.
Кошачьи, пока не исследуют всю им принадлежащую территорию, не успокоятся, а их территория — там, где они, то есть везде. Быстро обежав-проверив комнату, это я ещё успела увидеть перед тем, как забылась тяжёлым сном, Мисти ринулась изучать закоулки-переулки Ордена. Остановить её могли только магические замки и решётки в подвале Порфирия, вот встреча Мисти, Пасюка и Марты и произошла на самой вкусной и интересной территории, которую каждая из сторон считала своей. То есть на кухне.
Их встреча впоследствии стала легендой Ордена. Позже мне её рассказал Овод, соизволив улыбнуться, поведала за ужином, заливаясь смехом, Зулла, Виктор только вздохнул, но в глазах забегали бесы, а сама Марта никогда и никому ничего не рассказала, только влила в себя бутыль забористой "Крови Бутланских гор", о составе меня даже и не спрашивайте, если хотите иметь здоровый аппетит, и вспомнила все бутланские ругательства, а их, ругательств, хватило на целый том, что хранился в бестиарии Венгерберга. Эта книга считала, что все должны знать основной костяк бутланского, от которого краснели даже уши кентавров, главных Арканумских охальников и нахальников, вот и пришлось перевести красноречивый неугомонный том из залы книгохранилища с нормальными воспитанными томами в подвал к монстрам и ужасам, среди которых "Антология ненормативной лексики гномов Бутланских гор" сразу же стала весьма уважаемой персоной.
Мисти, вылизав бок до блеска, урча, снова заволокла оранжево-фиолетовую тушу на кровать, сдавленно повышая голос, если кто-то из свиты пытался сделать к нам шаг. Не зря хлеб ест. То есть крыса. Я хотела было возразить, что это негигиенично, скорее всего, даже ядовито, но... Мисти посмотрела мне в глаза, крепче сжав Пасюковое горло. Я хмыкнула и милостиво разрешила милой кошечке делать с крысом все, что захочет и как захочет. Кошечка даже ухом не повела, довольно урча и завтракая, ей мои разрешения были нужны, как корове всадник. Да что это я ... перемкнуло на коровах.
— Твой кошка, девочка-тьма, герой, — басовито вступила Мортира. — Но правил тут мой, чтоб твой молот стал мягким, как хлоп бездетного курра. Кот будет получать двойной еда, но стирать и чистить за ним будет твой счёт, — лицо Марты расплылось в улыбке. Я содрогнулась. — Горшок для морры на улиц за стеной где демоны кони, чтоб им гнилушки жрать, буду наказать, если кот гадить дом. Если твой тварь испортит сожрёт или сгрызёт мой имуществ, имуществ Орден, он будет иметь дело со мной, чтоб вас бросить в шахта с хлютами.
Мисти оторвалась от крыса и принялась изучать Марту. Порфирий хрюкнул и выскочил прочь, Овод исчез с глаз, будто и не было, и только Зулла, уперев руки в боки, выдала:
— Ты, горный жирный мышь, должно поставить статуй кошки и вешать на него венок цветов свежий день каждый! Ты её давать есть сколько хочет! Ты не дашь — я дам! Тронешь пальцем кису — тебя трогать я! Копьем! Посмотрим на твой ржавый топор против мой копье! Ты проиграл — сбрить бороду, вот так, если станешь жива, бочка на ножке!
Киса с интересом выслушала тираду, и, урча, продолжила завтрак. Мортира, чье круглое лицо стало похоже на раскалённую сковороду, повернулась к Зулле, не спеша, медленно потянулась за поварешкой, не сводя тяжелого взгляда крохотных глаз с наглой амазонки. Та только ухмыльнулась.
— Благодарю, Зулла, я уже взрослая, могу постоять за себя сама. Прошу всех вон, — тихо сказала я.
Марта и не шелохнулась, буравя Зуллу глазками. Зулла, помедлив, кивнула, подмигнула мне и отступила, скрывшись из глаз. "Разговор потом идёт!", — звонко донеслось с лестницы.
— Марта, благодарю за завтрак, ценю твои усилия. Я попросила — вежливо попросила — оставить меня одну.
Мортира сунула поварёшку за пояс, буркнула:
— Я знай и понимай, что твой друг мертва, ещё ведь очень, очень мелкий гном был, — она горестно покачала головой, закрыв глаза. — Но мой оскорбитель, пусть лопнет его жила, не должен быть безнаказан, мой топор на тропе забоя, его острие остро как никогде.
— Убери топор. Мне дороги вы обе. И Зулла, и ты. Я не хочу больше потерь.
Мортира засопела так, что занавески заколыхались. Поковыряла носком сапога, оббитого сталью, доски пола, почесала, подёргала бороду-косицу и открыла рот для ответа.
От взрыва вышибло стекла, мне засыпало крошевом волосы, постель, оглушило, подбросило, Мисти взлетела до потолка, приземлилась рядом со мной, и, став дыбом, зашипела как разъярённый дракон, заглушив звуки разгрома. Марта с матами помчалась прочь из комнаты, я за ней, тоже не молча.
Во дворе Ордена на камни двора художественными облачками оседала солома, или то, что от неё осталось. Черно-огненный дождь — прекрасное зрелище, но, если этот дождь — всё, что осталось от стены и кровли конюшни, понимаешь, что не так уж и хотелось его увидать.
Утро было во всей красе — чирикали воробьи, мягкие лучи солнца ласково касались лица, грели щеки, воздух был напоен запахом роз, моря и ароматом нашего рва и гари. Не забыть сказать Кенту, чтобы подлил "противовонючки".
Курт и Морт отсутствовали, ещё бы, во дворе разгулялась магия, магия разрушения в чистом виде. То есть моя кобыла. Какие к псам претензии? Сильфу проверили при входе, определили, как свою, работа сделана честно и на полную собачью совесть. Называется, сами лошадку привели, сами и выкручивайтесь. Все свои, кусать-загрызать никого нельзя, а то, что во дворе небольшая война с применением неконвекционной магии, так мало ли, как и чем ловчие занимаются в свободное от тяжких трудов время?
Виктор, Мэллан, Мортира, Зулла, Овод, Порфирий, плечом к плечу, разглядывали следы вражеского нападения. А я и не удивилась. Нечего аргановую сетку было трогать. Хотя...
— Зулла, зачем ты сняла ножны с рога? — прошептала я пересохшим горлом. — Это же оберег, защита!
— Прелесть слушалась меня, я думала, нестрашно, а чехол, он был нечист, — надула губы наша краса.
— Теперь чист? — скучным голосом поинтересовался Виктор.
— Чист, — расплылась в улыбке до ушей воительница.
Виктор позеленел, что ему очень шло в лучах утреннего солнца. Прямо высший светлый эльф, а не архивампир с клыками.
Виновница торжества гарцевала на месте, как бы приглашая полюбоваться такой красотой. Я и залюбовалась. Тут уж действительно, не соврёшь, она у меня красавица, хоть сейчас на королевский выезд.
Если король идиот. Или самоубивец, или просто дурак, в конце-то концов.
Сильфида танцевала на месте, и глядя на этот танец можно было только умолкнуть и благоговейно, молча смотреть. Вороные ноги в белоснежных чулках выделывали грациозные па, как на параде короля эльфов, да что там, кобыла короля эльфов просто... чтоб тебя — опять корова... по сравнению с моей единорожкой. Голова со звездой во лбу изящно склонена на бок, неподвижна, белоснежный хвост дирижирует неслышимой нам музыкой, голубые раскосые глаза скромно смотрят вниз и вбок, ну просто сама невинность, чудесная волшебная лошадка, хоть сейчас детей катай. Если бы не рог, до сих пор багровеющий алым, как след от выстрела. И если бы не забившийся в угол стены, что уцелела чудом, Ворон, агатовые глаза которого до сих пор так не приняли свой нормальный размер. Морда коня была такая, будто он столкнулся лоб в лоб с драконом. Но он, как конь, как, в конце-то концов, мужчина, самец в расцвете лет и сил, тоже смотрел. Любовался, как и мы.
И, наверное, понимал, что этот танец для него.
Мы тоже смотрели, зачарованно молчали. Пока не вмешался случай. Случай явился в виде нашего приходящего уборщика и подручного Марты кентавра.
— Твою же ж мать, — проговорил Кент, развеяв чары универсальной формулой развеивания чар.
Сильфа замерла, нацелила рог на Кента, я с ужасом увидела, что багрянец меняется на серый, затем будет белый, затем радуга, потом смертельно-синий, и затем уже не будет ни Кента, ни, может, кого-то ещё. Может, и меня. Мисти материализовалась у моих ног, выгнулась дугой, прижала уши, зашипела на единорога как клубок гадюк, из кончика хвоста показалось жуткое жало, блеснуло ядовитой зеленью. Спасибо, девочка, но ты тут мне не поможешь, только погибнешь зря.
Я не хочу больше никого терять!
— Зулла, Икабод тебе в гузку, ножны! Быстро! — рявкнула я, кидаясь к амазонке, но Зулла уже кинула мне наше спасение.
На лету поймав ножны, я в два прыжка повисла на шее Сильфы, тёплой, сильной, шелковистой, и, главное, скользкой, попыталась нахлобучить аргановый чехол на рог.
Попытка не удалась.
Что может быть с утра лучше, чем беготня по двору под заботливые комментарии и советы друзей? Что заменит и зарядку, и горячий кофе, развеет остатки сна? Кобыле забава нравилось, палить из рога она пока передумала, судя по его цвету, из серого он стал нежно-розово-голубым. А я была в ярости. Ещё миг, и я бы послала бы всех к Икабоду и ушла в лабораторию, пусть Сильфа делает из них блюдо дня, не жалко нисколечко, но вмешался Мэллан.
На кобылу, замершую в предвкушении нового забега, который начнётся, если мне удастся подкрасться к мерзавке на расстояние руки, прямо с небес свалилась железная клеть. Поплясала с грохотом, расколов булыжники двора, и замерла. Настоящая клетка, только без дверей и без пола. Сильфе в ловушке было не развернуться, но это не помешает ей выстрелить ещё раз, и ещё. Если останется в кого. Два выстрела у неё есть до следующей подзарядки, но и этого хватит, чтобы в Венгербергском "Вестнике" вышла статья в траурной рамке.
Мэллан тряхнул кистями, окинул странным взглядом клеть и заторопился внутрь здания Ордена. Трус! Я тебе ещё вспомню! Хотя, на него не похоже, такого просто не может быть...
Сильфа заржала, и в этом ржании было и то, что она думает о маге и его клетке, и вообще о всех нас.
— И что теперь? — отдышавшись, спросила я сразу всех. — Она опасна, к ней не подойти.
Виктор хотел было что-то сказать, но его оборвал кентавр. Кент славился вежливостью и манерами.
— Пошли вон, жопорукие. Как вы ещё убийц-то ловите, толку с вашей магии, как онанисту от журнала огородника! Дай цацку, — Кент протянул мне лапищу, в которую я и вложила ножны Сильфы дрожащей рукой.
Виктор прищурился, насторожился, но не двинулся с места. Я видела, что он напряжён, как струна, но это и ясно-понятно, мы все тут сейчас не на отдыхе у ручейка с костерком и печёным на углях мясом. Кент, чьё вообще-то полное имя Иннокентий, вынул из кармана серой рабочей попоны деревянную палочку, обвитую лентами разноцветных металлов и с набалдашником из чего-то синего и сверкающего, побурчал, чего-то на ней нажимая и передвигая, и выставил её на клетку. Сильфа заинтересованно наблюдала, роя копытом землю. Кончик рога опять начал менять цвет. У меня закололо виски, браслет раскалился.
Мисти взвыла, до этого она лишь тихо, мерно подвывала, перебивая куплеты припевом шипения, стала подкрадываться к клетке.
Кент тряхнул рыжей башкой, откинул толстенную длинную косу на круп и что-то нажал на палке. От клети, поскрипев, отвалился клетчатый круг. Кобыла уставилась в окно, запрядала ушами.
— Вечно подчищай за вами, магами, как дети малые, честное конское слово, чтоб мой хвост отпал, — он просунул руку, цапнул дико заржавшую кобылу за рог, Сильфа попыталась стать на дыбы, но помешала клеть. Иннокентий резко притянул к себе голову кобылы, и, наконец-то, свободной рукой нахлобучил спасительный чехол на уже сияющий смертельно-синим рог. Кобыла взвизгнула, дёрнулась, уставилась на кентавра взглядом василиска, забила копытом по камням, высекая искры. Разглядев в подробностях конопатого, курносого, здоровенного рыжеволосого кентавра, коня-мужика, который на вид и дракона голыми руками мог в бараний рог скрутить, Сильфа вмиг приняла вид оскорблённой невинности, потупив глазки, прижав ушки, и застенчиво ковырнула камень копытцем.
Мисти сдула волосатый шерстяной шар, в который превратилась, приняла привычный облик большой чёрной кошки, жуткое жало исчезло, она уселась, обвила хвостом лапы и замерла, жили лишь огромные жёлтые глаза.
Раздался дружный выдох. Я, оказывается, всё это время не дышала. Я знала, что кентавры сильны, но чтобы настолько?! Хор голосов, ворчание Иннокентия и возмущённое, тонкое ржание кобылы сменили зловещую минутную тишину, когда мы смотрели, затаив дыхание, за смертельным номером Кента. Послышался цокот копыт, к узнице в клетке подошёл Ворон, недобро глядя на нас, стал рядом. Сильфа несчастно опустила глазки долу. Я умилилась. Девственница, агнец. Только нимба не хватает.
— Иннокентий. Ворона отведи к Крононсам, и рядом, и уход хороший. Немедленно. Эту, — вампир просверлил недобрым взглядом Сильфиду, та потупила глазки, махнула хвостиком, — эту к Лорне, пусть сама разбирается с подарками своей дочери. У меня на такие подарки ни конюшен, ни злотых не хватит, — тихо, сдавленным голосом проговорил Виктор. — Теперь ты, — он обернулся к Зулланне:
— Ты в ответе за то, что случилось. Мытье лестниц во всем здании, чистка двора и приведение его в вид, приличествующий двору Ордена, восстановление конюшни, да, восстановление, это на тебе и за твой счёт. Работать тебе ещё и работать, да.
Зулла округлила глаза, но вампирья тирада, видимо, её совсем не расстроила, судя по улыбке до ушей. Хотя я бы расстроилась — только двор отмывать-оттирать ремонтировать нужно было несколько дней. Огненный дождь прошёл, зачернив камни двора, увеличив возмущение и сочность выражений Иннокентия. Живописные кучки разбитых булыжников клетью Мэллана двора, дымящиеся развалины конюшни, наш мирный доселе двор напоминал замок после нападения дракона. Собственно, так и было, только дракон не умел летать и был с копытами, ноги бы ей поотрывать, мерзавке. Но нет, она уже запала мне в душу и сидела там крепко, уже не выдерешь. Я испугалась за всех, за наших, за Мисти, но и за Сильфу тоже.
Виктор мог её убить. Пожалел, за что ему моя вечная благодарность, но об этом я ему никогда не скажу.
— Тогда и меня добавь, это моя кобыла, я за неё в ответе, — буркнула я. Мисти боднула меня головой, потёрлась об ноги, затарахтела, успокаивая.
— Ты мой настоящий друг, — торжественно сказала Зулла, тряхнув головой. — Я ценю твой благородство, но моя делать так, как надо. Мама приезжать с девочками, все мне помогать, строить и чистить. Моя справится, да, — и расплылась в такой улыбке, что я невольно улыбнулась в ответ.
