— Прекрати, — сказала я. — Пытки запрещены, как и воздействие на жителей Арканума без их на то согласия.
— Не могу и не хочу. Его попустит, но позже, а пока пусть поймёт, для чего ему голова и мозги, сколько бы их там не было. Это не пытка, Кай, это наказание за оскорбление и нападение на должностное лицо. Ты права, но мы при исполнении, и его согласие на вмешательство я растереть хотел. Лучше я, чем плеть палача на лобном месте, этот хвост гоблина ещё и в ноги мне должен упасть, что я не даю делу официальный ход. Он, выкидыш орка, посмел на тебя напасть, на тебя, мою невесту, я имел полное право его остановить! Ко всему, теперь он не сможет нам помешать. Пойми, Кай, мы не должны дать выплыть наружу даже намёку на обстоятельства смерти Анарьетт, надо блюсти её честь, честь семьи, а за этого гоблина я бы не поручился. Теперь до него, уверен, дошло. Надо спешить, Кай, любимая, Вэлмор ждёт отчёта как можно скорее, дело слишком щекотливое, да и семья знатная, хоть и с отречением.
Я пожала плечами. Как будто у нас другие семьи бывают... Всегда "быстро", всегда "сейчас" и "немедленно", всегда "щекотливо". Мэллан взял меня под локоть и повёл по ступеням в дом, мимо Гленна. Несчастный был погружен в мир боли и ничего и никого не замечал. Кто знает, может, Мэлл ему невольно помог? Бедолага сейчас забыл об Анн, утрата не выворачивает ему душу... выворачивает мозг. Я ещё не знала Мэлла таким, наверное, это я виновата, всё из-за меня. Оттолкнула распалённого мужика в самый разгар токования, он же скучал, да и с Гленном мне связываться не надо было, пусть бы вопил, явно же не в себе, я вот тоже не могу до сих пор сосредоточиться. Хотя, эти мерзкие вопли и оскорбления, как говорится, что у трезвого на уме... может, кузнец и не любил Анн? Или убил из ревности? Темперамента у него на пятерых хватит. Да нет, на него не похоже, Гленн бы, скорее, прибил кувалдой, и рыдал бы рядом с телом до нашего приезда, а не устраивал бы смертельные оргии. Дело, Кайра, думай о деле, сосредоточься, тем более что мы с Мэллом шли по месту преступления.
Дому, который был и моим.
Дом был прост, уютен и светл. Никакой лепнины, пафосных портретов родни в лентах и орденах, только бежевое, сливочно-розовое, натуральное, тёмные балки старого дерева подпирают неровные потолки из белой глины, зелень, цветы — главное украшение дома, где мне был знаком каждый уголок. Аромат горького лимона и смол, которыми натирали полы, кресла из дикой ивы и каммусиса казались лёгкими, воздушными. Мне почудилось, что на стенах, мебели висит странная дымка, размывая очертания, затемняя и заглушая цвета.
Мы прошли по коридору, по похрустывающим под ногами циновкам, поднялись на второй этаж, по витой лестнице прошли мимо высоченных витражных дверей на террасу, что опоясывала дом. Вот она, дверь в спальню Анарьетт. В коридоре порядок, ни одной циновки не сдвинуто, никаких пятен крови, никакого мерзкого сладковатого запаха, который всегда есть на местах преступления. Сейчас будет и он, и это будет запах смерти Анарьетт. Я взялась за деревянную ручку в виде забавной фигурки белки с орехом, замерла. Рука дрожала. Меня трясло, а я и не заметила.
— Кай, это слишком для тебя, — Мэллан обернулся ко мне, обнял. — Бедная моя девочка, давай я пока сам проведу осмотр, а ты посиди здесь, в коридоре, пока не придёшь в себя.
Я всхлипнула. Раз, второй. И зарыдала навзрыд. Мэллан шептал мне что-то, тепло дышал в макушку, я залила ему воротник рубашки слезами и все никак не могла успокоиться.
Кто-то деликатно покашлял рядом.
— Я думаю, Кайра должна остаться, да, остаться, а мы войдём, — ровным голосом сказал Виктор.
Вампир, а тем более архивампир, ощущает эмоции других как свои, его не обманешь, если ты без мощной защиты. Представляю, каково ему сейчас от меня. Я всхлипнула, отодвинулась от Мэлла.
— Нед. Збазибо, я зама, — я зарылась в своей сумке в поисках платка. Платок Мэллана, помнится, промок ещё в фаэтоне. Найдя стопку простых дешёвых платков, высморкалась, вытерла глаза, сложила в отдельный карман сумки для мусора, достала тканевые специальные сапоги, натянула на свои дриадские, дала по паре Мэллану с Виктором и решительно толкнула дверь.
5
О том, что здесь жила девушка, говорили только букет кремовых роз да ажурная полочка с фигурками зверей. Анн их собирала, ей дарили, свою коллекцию она держала в отдельной комнате, а здесь были только самые любимые. Волчонок в шляпе гнома, глазастый совёнок в красном шарфе, маленькая лягушка в алмазной короне на листе из прозрачного берилла, глина, дерево, камни, металл, все блестело и переливалось в лучах закатного солнца, что проникали через высокое узкое окно, выходящее на террасу, увитую зеленью. Что вы видели, звери? О чём могли рассказать?
В комнате чистота, простор. Идеальный порядок на овальном столе белого дерева, шкаф в пару столу, скамья у окна, где Анн любила сидеть, забравшись с ногами, грызть сухарики, орешки и гранит науки, на шерстяном ковре цвета травы ни пылинки, ни соринки. Ничто не говорило о том, что здесь произошло убийство. Ничто, кроме того самого запаха, который не мог заглушить даже запах огромного букета роз. Анн вывела свой сорт, нежного светло-бежевого-розового цвета, но не для продажи, для Эллои, для себя, для меня, для души. Кто посмел оборвать эту невинную жизнь, что только начала расцветать?
Света было достаточно, густая зелень за окном почти полностью закрывала свет закатного солнца, но в комнате Анн горели мягкого золотистого света шары, прогоняя мрак. Мой взгляд как магнитом притягивал альков, скрытый полупрозрачной ширмой из золотистой соломки и нежнейшего курдарского шелка.
— Кай? — спросил Мэлл.
Я, не отвечая, пошла по ковру, утопая в пружинистом ворсе, заглянула за ширму.
Икабод дери, точно инкуб.
Обнажённая Анарьетт лежала, расставив ноги, одна рука на груди, вторая вдоль тела, распахнутые мёртвые глаза незряче смотрят в потолок. Изваяние из бело-серого мрамора в черных прожилках, как эпилог смертельной страсти, оборвавшей невинную жизнь.
Убийца не скрывался, у меня даже сложилось ощущение, что он бравировал собой и тем, как он расправился с Анарьетт. "Смотрите, вот он я, я хорош, я силен." Анн... жертва не обезображена, признаков ненависти, злобы, ярости, когда уродуют глаза, лицо, когда увечат чем под руку попадётся до каши из мозгов и костей, слава Икабоду, нет. Понятно, что орудие убийства сам убийца и есть, искать нечего и незачем, я буду искать способ и средство. Надо искать следы заклинаний, зелий и одурманивающих снадобий, хотя бы для того, чтобы исключить их наличие, если это был истинный инкуб. Я достала инцидантор, выставила значения на "'эльф" и "дроу", подвела время, влажность, проверила температуру воздуха и только тогда осторожно всунула кончик в уголок рта Анн. Мне казалось, что её кожа может рассыпаться даже от дуновения ветра. Надо спешить, тело может превратиться в прах, такое бывает, но не всегда... Прибор пискнул, шкала опустилась до четырёх двадцати одного утра. Время смерти есть.
Теперь проба стихий и энергий. Эсператор погудел, потрясся, изменил цвет с красно-серого на серо-зеленый. В Ордене я вытащу дюжину запечатанных проб, которые сейчас забрал прибор, и, может, мне удастся определить, что или кто разгулялось в комнате в четыре утра.
Прощай, подруга. Я поморгала, смахнув предательскую слезу, продолжила первичный осмотр.
Крови нет, порезов, царапин нет, нет синяков, постель в том беспорядке, который может оставить пара страстных влюблённых, ни верёвок, ни кляпов, ни следов от них. Пах чист, я боялась увидеть, что она мучилась, но нет, тварь обошлась с подругой милосердно, если можно так сказать... У Анн расслабленная поза, блаженство на лице, она умерла счастливой. Можно было бы сказать, что насилия не было, если бы не свойственные инкубу признаки. Вены, артерии под белой хрустальной кожей потемнели, черными змеями и змейками, ручейками и реками исчертили изящное тело вдоль и поперёк. Насилие было, путы сознания всё равно путы. Так изувечить кровеносную систему, испепелить до праха, мог только инферно, или ферно, как их чаще называли. Или неизвестная мне пока отрава. Возможно всё, хотя и похоже на след инкуба, причём инкуба убойной силы. Обычно ферно откусывают — отпивают, нашим инкубам это разрешено при согласии жертвы и, конечно, Ковена, в Аркануме без бумажки есть не сядешь. Мне довелось видеть то, что может натворить инкуб, если даст себе волю, мы пару раз выезжали на подтверждение добровольной разрешённой Ковеном смерти по требованию родни жертвы, где я и видела похожие следы, но разводы черных вен-рек-ручьёв были в тех случаях едва различимы, и исчезали со временем, а то, что я вижу сейчас на теле Анн, это жуть жуткая.
Наши инкубы и суккубы получали разрешение на питание, то есть эвтаназию жертвы, редко, да и выдавал Ковен таковые разрешения на "voluntaria morte" только с согласия самого клиента и после обязательной проверки, что согласие искренне и сделано в здравом уме. Да, клиенты, пациенты, покупатели смерти, как ни назови, но находились же сумасшедшие, ручеёк желающих отведать смертельной любви не иссякал. Старые девы, дурищи, очумевшие от неразделённой любви, безнадёжно больные, увечные часто выбирали смерть в сладких муках, но удовольствие, если можно было так сказать, стоило недёшево, и было доступно далеко не всем. Инкуб тоже в некотором роде вампир, только обходится без рек крови, он напрямую питается силой. Самой древней и мощной силой, которую только может породить живое существо — силой продолжения рода, силой Жизни. Силой Эйроса. Так, как эта тварь убила Анарьетт (если принять версию инкуба) — выпить Жизнь до дна, мог только какой-то монстр, архиинкуб, Икабод его раздери. Даже я, со своей связанной силой, чувствовала, что силы Жизни в теле Анн не осталось совсем, ни одна клеточка не могла даже разложиться, ведь разложение — это тоже в некотором роде жизнь.
— Кайра, ты как? — спросил Виктор. — Держишься?
Он стоял посреди комнаты, заложив руки за спину, не торопясь изучая обстановку.
— Благодарю, Виктор. В себе.
Когда-то на уроке анатомии Эллоя сказала мне: "Рано или поздно придёт день, когда на твоём столе окажется кто-то, кого ты знаешь и любишь". Вот только ни она, ни я тогда не могли себе и представить, что это будет Анарьетт. Помнится, я тогда браво ответила, что смогу, что выдержу. Как же я ошибалась! Надо постараться не думать о подруге. Слишком больно. Надо думать о деле, об уликах, о сборе доказательств, Анн должна стать для меня абстрактной жертвой, если я хочу быть справедливой и беспристрастной, если я хочу найти настоящего убийцу. Я должна собраться, собрать всю силу воли в кулак, но как это сделать, ведь мне предстоит слиться с жертвой, слиться с Анн...
Я вздохнула, помедлила. То, что я сейчас собиралась сделать, я терпеть не могла, но это один из двух моих магических талантов, главная причина того, что я в Ордене.
Я вижу смерть.
То есть вижу то, что в момент смерти видел будущий покойник. Почти бесполезное умение, наши элитные покойники обычно смотрят куда угодно, только не на убийцу. Личины, яды, несчастные случаи, рожа убийцы тут не поможет, обычно её просто нет, или это маска. Правда, рожи прекрасно видны при смерти в драках по пьяни, в кутежах, если, конечно, покойник не надрался до поросячьего визга, когда в глазах плывёт, но таких душегубов прекрасно ловит и городская стража. Некроманты так, как я, не могут, они работают или с уже отделившимся от тела эфиром, или духом, душой, или с физическим телом мертвеца. Они, некроманты, вообще несчастные люди — зомби неходовой товар, скоропортящийся и бесполезный в силу своей совершенной тупости, до сих пор немного пользуется спросом вызов умершего, но обычно поднятый покойник помнит только то, что мучило, грызло его при жизни, или какое-нибудь дело, не доведённое до ума. Духа может заклинить на одном и том же, и вместо ответа на вопрос "где моё наследство, старый дурак?" можно услышать заунывную песнь, что последняя заначка бутыли с марочным вином осталась не выпитой. В редких случаях поднятый, поняв, что мёртв, выдаёт родственничкам всё, что накипело. Некроманты когда-то пытались найти средство, чтобы жить вечно, изучая смерть, и в этом своём рвении дошли до того, что их едва не запретили. Моя магия не нуждается в призыве и общении с духами, я не нуждаюсь в костылях.
Вижу я не рисунок, не картинку, якобы запечатлённую навек на зрачке. Стоит мне пристально взглянуть в глаза мертвецу, растаять в них, возникает образ, становился чётче, ярче и наконец, кристаллизуется в последнее, что видел несчастный. Именно так я увидела тварь в человеческом облике, что выпотрошила моих родителей, пока я носилась по лесу с деревенскими ребятишками, и именно я покарала убийцу, невольно применив силу, что мирно дремала во мне вплоть до самого того страшного дня.
Я и сама смерть.
Ублюдок и пары шагов не прошёл, его прах подхватил летний ветерок, унеся чёрное облачко в небесную высь. Как потом выяснилось, это был оборотень, магический кадавр, вырвавшийся из плена, кровавый счёт шёл уже на десятки жертв. Маги шли по его следу, но не успели. Зато успели спасти меня от крестьян, решивших убить маленькую ведьму. А всего-то и было — сбрендивший маг, которому отказали в повышении, решил отомстить. Потом был Венгерберг, был суд, был браслет, была Лорна, которая взяла меня на поруки, это она поручилась за меня у Ковена Магов, что я не причиню никому недозволенную смерть. Она дала мне новое имя, вырастила, выучила, согнав реки потов, но я не жалела. Знания и умения дорогого стоят, правда, мне мало что было дано. Я до сих пор не могла понять, почему, зачем она приютила и взяла на себя заботы о дочери захудалых дворян, у которых и за душой-то была всего пара кобыл, корова, старый слуга да замок-развалюшка. Маги, они не искрятся добротой, предпочитают искриться золотом и бриллиантами. Лорну, хоть я и преклонялась перед ней, выброшенным на улицу котёнком разжалобить было невозможно.
Кстати, о котах.
— Где Мисти? — я обернулась к Виктору.
— Кто-кто?
— Мисти, у Анарьетт был ручной ак-мор, такая зверюга, похожая на большую чёрную кошку, только на кончике хвоста жало с ядом. Её привязали к Анн, это подарок Гленна. Мисти бы защищала Анарьетт до самого последнего вздоха, охрана хозяйки была целью и смыслом её жизни, и подозрительно, очень странно, что кошки здесь нет.
— Не видел, и не жалею, что не видел, — буркнул вампир. — Это не зверь, это клубок смертельной ярости, если он почует угрозу хозяину. Ак-мор мог убежать, замок на двери в комнату был открыт, со слов матери, хотя, ты права, Кайра, тело хозяина зверь добровольно оставить не мог.
— Жертва могла сама запереть где-то тварь, чтобы не мешала оргии. Другой вариант, ферно убил кошку, — отстранённо проговорил Мэлл. Он, не прикасаясь ни к чему, прощупывал энергии над ложем, над Анарьетт. Встряхнув кистями, быстро провёл по ширме, надо мной, изучая незримые следы остаточных стихий, и медленно, осторожно направился к шкафу. Прощай, интимность и приватность, теперь девичье белье будет изучать следователь-маг, маг-мужчина.
