Я кивнула. Что тут возразить? Это же Лорна. При нашей работе здоровый цинизм и капельку чёрного юмора могут удержать на краю, не дать уйти за грань.
Дверь распахнулась, на пороге возникла Марта. Коричневое платье до колен, кожаные коричневые штаны, сапоги для работы в забое, всё это великолепие украшал фартук из дерюги с карманами — кладовками. Мортира сегодня была при параде — на голове сиял шлем с крыльями, начищенный до зеркального блеска, что ещё больше подчёркивало красноту полного лица. Крохотные глазки уставились на нарушение порядка, красное лицо побагровело, борода-косица встала торчком. Я потихоньку подтащила к себе "нарушение порядка" и, не глядя, запихнула несчастного Патрика в сумку, что стояла у моих ног. Бесценное доказательство я теперь опасалась оставлять даже в Ордене, паранойя — паранойей, но лучше перебдеть. Интересно, бедолага когда-нибудь обретёт покой?
Багровость с лица Марты не сошла, только усилилась.
— Он! — поварёшка указала на Главу эльфийской службы безопасности. — Он — вон!
— Мортира, — вздохнул Виктор.
— Эльф гадить всегда, когда не гадить, гадить тоже! Мудрость гор вся моим словам, века отбоев скажут правду, пустота тебе в жилу! Язык эльфов как гоблин член в язвах, речь эльфа как ядовитый моча подземной гниды! Я потом месяц кабинет мыть! С мылом! И каменным порошком! Он...
Коркоран с интересом слушал тираду, ухмылка цвела всё больше и больше, эльф как будто наслаждался одой в свою честь, затем он встал, обошёл стол и приложился к пухлой ручке Марты. Поцелуй был длительным, глубоким, эльф зажмурил глаза с таким счастливым выражением лица, словно дегустировал элитный нектар. Я бы уже давно пыталась выдернуть руку из цепких лапок ловеласа, но Мортира замерла, изучая чёрную макушку эльфа таким взглядом, будто бы это был ценный редкий негабар. Поварёшка выпала из ослабевших пальцев, загремев по камням, багровость лица сменилась румянцем смущения.
— Моё искреннее восхищение прекрасной представительнице уважаемого древнего Рода Бутланских Гор, я наслаждался каждым вашим бесценным словом, каждое дороже, чем алмаз. Повеяло, знаете ли, старыми временами, помните те деньки, когда Ваш папенька, незабвенный Рубака-Торент, вызывал меня на бой, мы славно с ним проводили время, — Коркоран приобнял её за мощную талию, намеченную поясом фартука, нежно развернул собеседницу к выходу и повёл прочь. — А Ваши известные на всю столицу плюшки, ах, эти плюшки из муки с помётом редчайших четырехкрылых мышей, мне их так и не довелось отведать, знаете...
Дверь, скрипнув, закрылась. Отворилась вновь, в дверной проем заглянула голова эльфа, лицо серьёзно, как на похоронах, но в серо-зелёных глазах играло, жило нечто, я, кажется, поняла, что же такого в нем нашли первые красотки Венгерберга:
— Моё почтение уважаемому собранию. Виктор, свяжусь по менталу, скоординируемся, а, пока, — эльф исчез из виду, до нас донеслось его затихающее мурлыкание:
— Моя Прелестница, Свет души моей, позвольте нижайше поведать, как мы с Вашим героем-батюшкой в тридцать седьмом, — дверь снова закрылась, сдвинув поварёшку, так безжалостно забытую, брошенную хозяйкой, отрезав нас от окончания, без сомнения, захватывающей истории.
Виктор прикрыл лицо рукой, будто бы задумался о судьбах мира, только плечи вздрагивали, Овод нервно покашлял, что у друга в некотором роде заменяло смех. Виктор, успокоившись, проговорил:
— Ну вот, сейчас этот... прохиндей всё и узнает, начиная с крыса, твоей дурной кобылы, Кай, и, заканчивая... — он посмурнел, лицо потемнело. — Я буду на связи с дриадами, ты не переживай, о здоровье Мэллана будешь всё узнавать первой. Да, первой, девочка. Прежнее дело Веллакеза оставь, Юлиуш завтра-послезавтра вернётся и закончит исследования. Всех дриад уже перещупал, Рииста мне плешь проела жалобами, слёзно просила забрать кобеля, пообещав усиленное бесплатное лечение нашему дорогому лаборанту на дому. Ничего, пока с тростью побегает, это даже придаст ему флёр раненного героя в глазах восхищённых дам. Удача, что травму он получил не в Ордене, пришлось бы платить, да, платить.
Я невольно улыбнулась. Виктора не переделать, да и зачем? Он за нас горой, а то, что ворчит — у всех есть свои слабости. Я тоже не подарок. Лорна подошла к мне, склонив голову, осмотрела, как лекарь смотрит на редкую болячку.
— Виктор, я забираю её, пара часов дома, и Кайра снова будет полна сил, — Виктор кивнул. — В таком состоянии она тебе не помощник. Это... животное забираю тоже. Сборы, планы, расследования — потом, всё потом. Кайра, бери сумку, иди вперёд, к выходу, я открою портал там, и подожди меня немного. Я задержусь на пару минут.
Я... у меня не было сил возражать. Я правда устала, измучилась. Смерти, тревога за жизнь Мэлла, что пожирала меня изнутри, сумасшедший день, я не вампир и не эльф, я человек, а это звучит гордо, кажется... хватит стонать, впереди ждёт не меньше. Животное, то есть Мисти, так и сидело у меня на руках, оглушительно мурча. Я потёрлась щекой о тёплое, тарахтящее мурлыканием тельце, кошачья шерсть успокаивала, снимала боль. Мигрень уползла в своё чистилище, огрызаясь, скаля зубы, против Мисти шансов у неё не было, но она вернётся, обязательно вернётся. Пока на мне браслет, моя палач и мучитель, моя сестра, моя сила всегда со мной. И, я шкурой чуяла, она ещё даст о себе знать, мало не покажется.
Я взяла сумку и, придерживая так и висящую на мне Мисти, поплелась прочь. Овод вышел следом, замялся.
— Я вернусь, и мы с тобой прогуляемся по побережью. Я не доверяю эльфам, хочу сама пройтись по местам гибели тех девушек, ты пока возьми сведения у Виктора, как, что и куда идти, поспрашивай своих полуночников, вдруг кто что слышал. И, надеюсь, ты не станешь...
Он кивнул, отводя глаза.
— Всё будет в порядке. Обещаю, Кай.
Я хотела сказать, что надеюсь на него, что ему надо держаться, что он нужен мне, да много чего, но — зачем? Должен и сам понимать...
Я спустилась по лестнице, села на скамью и принялась ждать Лорну в едва освещённом коридоре. После взрывов половина магических факелов погасли, или Иннокентий специально отключил... Где же Лорна? Пару минут, как же. Когда она явилась, лишь блеск в глазах да алые, припухшие от поцелуев губы выдали, что с Виктором объявлено перемирие. Видимо, в качестве извинения передо мной, Лорна изволила буркнуть, что нет ничего утомительней, чем встреча с любовником после долгой разлуки, что столетние, матерые ревнивые самцы хуже ревнивцев-малолеток, и что в целибате, в общем-то, что-то есть. И добавила ещё что-то на древнеоркском, подытожив тираду.
Она взмахнула рукой, воздух заструился, оформился в полупрозрачный овал, из которого потянуло грозой.
Я встала, поправила ремень сумки, крепче прижала с себе Мисти, и шагнула в призрачное окно.
18
Дом есть дом.
Едва я ступила на светлый паркет в гостиной, натёртый мастикой с едва ощутимым запахом сандалового дерева, как последние силы покинули меня, я расслабилась, наслаждаясь покоем и безопасностью, показалось, меня выпили до дна, высушили. Выронив Мисти, я скинула сумку с плеча и шлёпнулась на диван, едва не утонув в мягкой белой коже, раскинула руки, закрыла глаза, расслабилась и мысленно пожелала, чтобы меня хотя бы на пять минут оставили в покое.
Особняк Лорны на Дворцовой напоминал мне преданного старого, сухого и чопорного камердинера, что как бесконечно вежлив и заботлив с домочадцами, так отстранён и замкнут для чужих. Вообще готический стиль с его неизменными мордами чудовищ, крылатыми монстрами как-то не манил теплом, небольшой замок из чёрного глянцевого камня был с виду холоден, неуютен, но я его любила не меньше, чем двухэтажный коттедж "Сон Чародейки", в котором Лорна проводила жаркие летние деньки. Кэсси рассказала мне по страшному-престрашному секрету, что замок Лорне продул в карты бывший хозяин-некромант, уже тогда дела у некромагов не клеились, и каждый зарабатывал, как мог. Нашему не повезло, впрочем, Лорна предлагала ему место дворецкого, но маг гордо отказался и удалился из Венгерберга прочь. Переделкой приобретения чародейка утруждать себя не стала, лишь жилой этаж, с моей комнатой и комнатой Кэсси, подвергся ремонту, да её личная угловая башня, а так почти всё осталось, как при старом хозяине.
В гостевых комнатах, обеденных залах, в оружейной и бальной обстановка была пафосной, излишне нарядной, замок казался неуютным, нежилым, даже жутким, гости не задерживались у нас без уважительной причины, впрочем, Лорну это не трогало, она любила одиночество, могла часами, свернувшись клубочком в кресле, слушать прекрасную, грозную хоровую музыку из старинной ажурной шкатулки, держа в тонких пальцах так и не отпитый бокал красного вина, задумчиво любуясь кровавыми искрами, что играли в свете свечей. Бывало, такое её настроение затягивалось надолго, и мне с Кэсси приходилось выслушивать много "добрых" слов, прежде чем удавалось вновь пробудить у неё интерес к жизни. Обычно такие периоды по времени совпадали с периодами расставания с Виктором, но чародейка презрительно отрицала любые намёки на столь странные совпадения. "Еёмилсть в ипохондрии, Еёмилсть приказали никого не пускать, а будете настаивать, Еёмилсть могут и испепелить, не в духе они, документ от Ковена Магов на случай испепеления имеется" — твердила Кэсси непрошенным гостям. На самом деле, конечно, никаких бумаг не было, назойливым торгашам-коробейникам хватало и того, что в доме живёт маг, а тем, кто знал чардейку, достаточно было Кэссиной тирады, чтобы развернуться и уйти, уж кто-кто, а маги понимали друг друга без слов и назойливостью не отличались. Они, маги, вообще-то, сдержанные, дисциплинированные, обладая силой, её надо постоянно держать в узде, но и у чародеев бывают моменты, как и у всех, когда хочется все послать к ферно и сжечь всё к демоновой бабушке, хотя бы в мечтах. Маг всё-таки тоже живое существо, не каменная статуя. У Лорны есть знакомый колдун, так он после работы в поле, зачистив пару-тройку буйных кладбищ, зовёт друга-алхимика и начинает пить. И пьёт — сам, один, пьёт дней десять, заливает во всю глотку, но — под неусыпным контролем друга, его капельниц и зелий. Обходились его эскапады немеряно дорого, но он считал, что это того стоит, иначе бы свихнулся давно. Пружина, сжатая до невозможности, рано или поздно выстрелит. Счастье, если эта пружина вспыхнет фейерверком, от которого радостно запрыгает малышня, а не кровавой волной смерти, как случилось семьдесят шесть лет назад. Жители домов с защитой, как у нас в замке, как в Ордене, уцелели, а вот обычные мирные венгербергцы, на которые упала волна... Траур длился год, кварталы, которые накрыла Тенет, отстроили и заселили заново, а магам выделили небольшую закрытую долину за городом, меж грядой "Когтей Дракона" и побережьем "Поющих камней", где они официально могли дать волю своим демонам. Там же проходили и магические дуэли, если таковые получали Высочайшее Дозволение Ковена. Именно там Лорна убила моего обидчика, одного из гостей, что, нажравшись винища, решил по какому-то странному вывиху мозгов, что девочку в доме чародейки можно употребить как ему хочется, мол, всё для дорогих гостей и дети тоже входят в меню. К счастью, я не пострадала, на мой визг сбежался весь замок, но Лорна всё равно расстроилась. Дуэль была быстрой, кровавой, меня, естественно, не пригласили, а когда я пристала к "дяде Виктору", чтобы рассказал о борьбе добра со злом, "дядя" только буркнул, что "добро" могло быть и подобрее, зрители, чего только не видавшие, когда пришли в себя, умылись и почистили одежду, решили, что четвертование на невидимом колесе немного перебор. Ночью мне снилось стремительно вращавшееся огромное костяное колесо, с которого густым ливнем разлетались кровавые брызги, Лорна с клыками вампира, а улыбка беззубого Виктора и вовсе привела меня в ужас, Кэсси пришлось отпаивать "дите" горячим молоком с мёдом, её неизменным лекарством от всех детских горестей, болячек и бед.
— Кэсси, ко мне, немедленно, — приказала Лорна.
Где-то на кухне сработал маячок, наша бессменная служанка, да что там, уже давно член семьи, сейчас примчится на зов обожаемой хозяйки, я услышу порцию причитаний, охов и ахов, меня будут баловать, холить и лелеять. Любимый дом, любимые, надёжные ласковые руки, привычные причитания... я скучала, Дом, хоть и ушла от тебя.
— Да что же это делается, люди добрые! — заголосила Кэсси. Это она о ком, кто у нас добрый — Лорна? Кэсси продолжила песню, которую я знала наизусть:
— Рази ж так можно дите довести, вампир клыкастый, будь он неладен, чтоб у него клыки заболели, чтоб ему кровь в горло не лезла, садюга белохвостый, хоть бы Вы, Вашмилсть, ему сказали, шоб дите не мучил, бледная вон вся, кожа да кости, да такую и голодный дракон жрать не станет, одна родинка и осталась! А это что ещё за пакость? Кыш! Брысь!
— Это не пакость, Кэсси, это охрана Кайры и, надо сказать, весьма полезное существо. Рекомендую не ссориться с ак-мором, не хотелось бы искать новую слугу, терпеть не могу пустые хлопоты. Будь так добра, найди со зверем общий язык.
Я приоткрыла глаз.
Кэсси смотрела на Мисти, помахивая полотенцем, как разбойник на дороге кистенём. Мисти, усевшись над моей головой на спинке дивана, изучала обстановку, словно королева на церемонии вручении послами верительных грамот, Кэсси она старательно не замечала, словно та была из воздуха или стекла.
— Она что, ядовитая? Знавала я такую, у моей свояченицы, что у их длинноушеств служит, чтоб им уши дверью прищемило, так у их такая же скотина! Моя Марта, бедная, может прибираться только тогда, когда эта тварюка уезжает вместе с хозяйкой, а та, лярва, шляется больше по ночным балам да маскарадам, а у Марты ноги больные, спина, этот... склероз, она не высыпается, по ночам-то в её возрасте и здоровье шаркать по дому с тряпкой и ...
— Кэсси.
— Я уже шестьдесят пять годков как Кэсси, Вашмилтсь, и если эта желтоглазая тварюка мне на старости лет устроит тут смуту и беспорядки, я, Вашмилсть, уйду к горгульям, в ихние "Еноты", молчать не стану, они давно меня зовут...
— Кэсси.
Кэсси развернулась, бурча под нос, и, топоча огромными туфлями с на квадратных каблуках, умелась вниз, в подвал, в свой заповедник, свою неприкосновенную территорию, то есть на кухню. Её длинная, тощая фигура в глухом чёрном платье с белым воротничком, белым фартучком и белым же чепчиком, приколотым к густому кренделю седых волос, скрылась из глаз. Она так и не менялась, я помнила её такой и тогда, когда попала в этот дом, и сейчас, она всё та же Кэсси, с вытянутым, длинным лицом, серыми, добрыми глазами. Это её натруженные, шершавые от работы руки лечили, мыли и кормили меня, это они гладили меня по голове, успокаивали, когда я просыпалась от собственных воплей, вся в поту, дрожа от кошмаров.
Мисти спрыгнула со спинки дивана, прошлась по моим ногам и в мягком прыжке приземлилась на ковёр из волчьих шкур. Неспешно, крадущимся шагом, добралась до лестницы и, вытянув шею, насторожив уши, заглянула вниз. Рукавица великана-печника цапнула Мисти, та только вякнула, меня смело с дивана, я в два прыжка оказалась у лестницы и увидела, как Кэсси, зажав спеленатую в толстенную дерюгу кошку между ног, густо мажет морду и грудь кошки на вид очень жирной и грязной тряпкой. Мисти фыркала, скалилась, кусалась, вертела мордой, шипела, как василиск, но прокусить варежку, которой вооружилась Кэсси, была не в силах. И вот, когда, казалось, кошачий вой достиг наивысшей точки, Кэсси отбросила Мисти как можно дальше и уставилась на плод рук своих. Плод пролетел мимо меня, приземлился на волчьей шкуре, подпрыгнул пару раз, перевернулся, выпал из дерюги-пеленки, кинулся на обидчика, но, явно учуяв что-то, передумал, сел, и принялся яростно вылизываться, зажмурив глаза от удовольствия, которое так и расплылось по кошачьей морде.
