Танго с призраком - 5. Танго Верано

* * *

Некроманты могут работать на выезде. Но предпочитают они свой уютный морг, интимную рабочую обстановку, комфортное окружение...

У Хавьера Карраско все это и было.

Трупы из дома Веласкесов все доставили ему. И мужчина расставлял свечи.

Тереса внимательно наблюдала за процессом.

Хавьер уже успел обнаружить, что трупов его помощница не боится, крови тоже... прелесть, что за девушка! Бесценная подруга для некроманта.

— Свечей маловато. Я дам денег, сходи, купи. Ладно?

Тереса кивнула.

В работе тан Карраско начал обращаться к ней вполне непринужденно, но она не поправляла и не возмущалась. Это видно!

Человек работает, человеку не до того, человек увлечен... он бы и королеве реал сунул.

— Свечи так дорого стоят?

— Из черного воска? Да... возьми две коробки. Если останется сдача — сладостей. Лавка Мендеса, это на калле Тарло, там найдешь.

Все же присутствовать при некромантских ритуалах девушке не стоило. Пока — точно.

Вот позднее, когда Тереса ко всему привыкнет, когда он будет точно уверен, что некромагия не оказывает на нее разрушающего воздействия, тогда... тогда — как сама пожелает! Захочет, пусть сидит в уголочке. Да, вот еще, если в обморок падать не станет, визжать и хватать его за руки. Работа же! Понимать надо!

А пока ей и остаточных эманаций от ритуала хватит.

— Да, и каменной соли купи. Килограмм. Лучше — два.

Тереса кивнула.

Ну, каменная соль не редкость. Правда, частенько морскую продают, выпаренную, и кто победнее ее берет...

— Каменную? Не морскую?

— Каменную. Она лучше действует.

— Хорошо, — коротко ответила Тереса, взяла деньги и удалилась.

Хавьер проводил ее взглядом, прикрыл дверь за девичьей фигуркой, а потом размял пальцы жестом вдохновенного музыканта.

— Приступим, синьоры!

И потащил в пентаграмму первый труп.

* * *

Эллора заполняла документы.

Рутинная работа ее ничуточки не напрягала. Даже наоборот...

Было в ней что-то такое, размеренное, успокаивающее, спокойное, даже уютное.

Когда идеальные буковки ложатся на бумагу, когда все скучно, разумно, так обыденно, что поневоле расслабляешься. И не думаешь ни о чем.

Ни о Дарее... ох, сестренка, вляпалась же ты...

Ни о маминой тревоге — и кто бы не волновался на ее месте?

Ни о Кармело...

Ах, милый, милый Кармело... и букетик из хризантем, который он ей подарил. Осенние, тревожные, пахнущие дымом цветы... получится ли у них что-то? Будут ли они счастливы?

Эллора настолько была в своих мечтах, что даже не увидела, как открылась дверь, и на пороге вырос решительный темноволосый тан.

— Синьорита Эллора?

— Да... — с удивлением откликнулась девушка. — Простите, тан...

— Мы не знакомы. Мое имя Амадо Риалон. — И уже ее начальнику. — Синьор Лопес, оставьте нас. Наедине.

Эллора с удивлением увидела, как синьор Лопес поднялся с кресла. И он, и все остальные...

Но почему?

Что такого в этом мужчине?

Эллора подняла брови, но спросить не успела, мужчина представился первым. Достал из-за воротника жетон на цепочке, взмахнул им и убрал.

— Полиция. Следователь Риалон.

— Эммм, — пробормотала Эллора, соображая, что ей надо сделать.

Соображать получалось плохо.

Чем она могла заинтересовать следователя?

Что она могла сделать?

Садизмом Амадо не страдал, а потому и вступать в дискуссии не стал. Просто достал трещотку и взмахнул ей. Один раз.

Эллора осела, словно подкошенная, а Амадо развел руками, убирая опасную игрушку.

— Простите, синьорита. Моя знакомая сказала, что вы из мединцев, а потому... сейчас мы проедем в Управление. Если я неправ — извинюсь. Честь по чести. А если прав... будем беседовать.

И, глядя на выражение глаз Эллоры, уже понимал, что прав.

Он действительно прав...

Феола, ты не девушка! Ты настоящее сокровище! Скорее, в участок!

Глава 3

Море...

Оно вечно, бесконечно, оно о чем-то шепчет, бормочет, смеется...

Оно перебирает песчинки на берегу, оно перебрасывает гальку с ладони на ладонь, оно улыбается.

Лазурные губы, пенные зубы...

А еще — черные клыки скал.

Острые, жадные...

Дарея смотрела на море. Смотрела с тоской и печалью.

Здесь она могла не притворяться. Здесь могла быть собой.

Мединец...

Каково это — с рождения лгать, прятаться, не сметь показаться людям при свете дня? Помилуйте, она даже на земле жить не сможет! Ей нужна вода!

Она — амфибия! В том самом смысле. Не лягушка, которых стали понимать под этим названием. Она двоякодышащая.

Она может жить на земле, но должна возвращаться под воду. Иначе потом она сможет жить только под водой.

Она... да, она никогда не появилась бы на свет без Владычицы Синэри. Но разве от этого легче?

Она живая, ей хочется всего того, что есть у сестры... и никогда не будет у нее.

Эллора радуется, купив новые туфли.

Дарея... а куда ей надевать туфли? На щупальца?

Как же она тосковала! Бросалась в море, приносила маме и сестре добытый жемчуг — так, от тоски, пыталась спускаться все ниже и ниже... умереть! Рано или поздно, она понимала, она заплывет или на такую глубину, откуда не сможет вовремя выбраться, или... да, бывает и так, что вода становится ядовитой. Всякое бывает.*

*— к примеру, выделяется сероводород. Да, под водой. Прим. авт.

Семья не бедствовала. А вот Дарея... она тосковала. Она едва не выла от боли и горечи. Она...

Одна.

Навсегда одна.

Она же не знала, что на свете есть и другие! Такие, как она! Мединцы!

Оказалось — есть! Она думала, все погибли! Надеялась, что кто-то выжил, но встретить их... нет, невероятно! И все же, все же...

Когда она впервые увидела живого мединца...

Этот день она помнила всегда. Он был с ней, как кусочек сердца.

Дарея сидела на камне. Она частенько так встречала рассвет. Сидела, смотрела на море, пела... ей нравилось представлять, что ее голос помогает солнцу. Словно где-то там, оно за невидимой преградой, бьется — и не может попасть к людям. И лучи свои отправляет, и мечется, и...

Нет, никак оно не сможет перейти некую границу.

А голос Дареи словно надламывает ее, как скорлупу. И солнце медленно, осторожно, чтобы не оцарапать округлые бока, выбирается наружу.

Странная фантазия?

И что? Девушка уже не имеет права пофантазировать?

Дарея пела и ждала. Пела на самых высоких нотах, которые только могла взять. Ждала, пока розовая полоса не побагровеет, пока по волнам не побежит солнечная дорожкам на долю секунды наполняя море кровью...

И по кровавой дорожке из моря появился ОН!

Самый красивый!

Самый невероятный.

Просто — ОН!

Рамон рассказывал, что плавал неподалеку. Ловил для удовольствия рыбу, и услышал Дарею. И помчался на зов своей сирены...

Да, своей...

Его сирены.

Его...

Дарея произносила эти слова не просто так. Они с Рамоном... да, у них уже все было. Его не смущали щупальца, при его-то шипах. Его не смущала чешуя — он был сам закован в броню.

Ему нравилось в Дарее все. Ее гибкость, ее изящество, то, как она обхватывает его тело щупальцами, даже ее магия... ее голос, ее проклятье, от которого мама иногда валилась в кровать с жестокими мигренями. И рыба могла погибнуть от ее голоса. *

*— от ультразвука — запросто. Человек, кстати, тоже, просто это нерентабельно, пистолеты дешевле, прим. авт.

Но Рамон был счастлив.

Так казалось Дарее. Или правда — был?

Сначала они были только вдвоем. Их медовые дни, их любовь, их разговоры обо всем...

А потом... потом оказалось, что он не один. Что мединцы не погибли. Что они живы... хотя бы их часть. И они хотят вернуть Владычицу.

Дарея поежилась. Посмотрела на горизонт, на котором уже пробивалась розовая полоска. Взяла низкую ноту. Почти угрожающую...

Хочет ли она вернуть Владычицу?

Она не знала.

Она обязана Ей жизнью, если бы не Синэри, Дареи не было бы на свете, но... дальше-то как?

Хотя... чего тут думать?

Любимый мужчина говорит, что Владычицу надо вернуть!

Любимый объясняет, что потом они смогут быть вместе всегда. Вообще всегда... всю жизнь... вместе, жить, детей родить... могут ведь у нее быть дети?

Правда же?

Дарея сомневалась, что может родить от человека, но почему не должен получиться ребенок от мединца? От такого же, как она?

Лидия не знала, что мединцы стерильны. Большая их часть создавалась Синэри, как обслуга, питание, воины... да и просто — не хватало вначале умения. Потом уже Синэри приноровилась, а первые мединцы... да, их было очень легко и просто сделать. Но дальше они размножаться не могли.

Никак.

Дарея... она не успела пройти полное посвящение, но она тоже была стерильна. Увы, убедиться в этом можно было только одним способом — на практике.

Или — двумя. Только где найти такого мага, который согласится осмотреть мединца? И не выдаст, и никому не расскажет?

Так рисковать никто не станет. Поэтому Дарея могла мечтать о семье, о детях...

Синэри? Ее возвращение может принести вред людям?

А когда это влюбленные девушки задумывались о политике, или пользе для общества? Для Дареи был один-единственный критерий оценки ситуации. Одобрит Рамон — или нет?

Если Рамон хочет возвращения владычицы, значит, и Дарея его хочет. Вот и все философские размышления.

Сколько там должно погибнуть людей, что именно для этого надо сделать, как потом жить? Через труп легко переступят не только хладнокровные убийцы. Влюбленные дурочки тоже... вполне себе переступят. И не заметят. У них же розовые очки. Красивые такие, приятные... через них и десяток трупов не заметишь, не то, что один!

И Дарея подняла голову навстречу солнцу.

Только почему-то в этот раз пелось плохо. Вдохновения, наверное, не было...

* * *

— Ты б не ходила, а, Ришка?

Тереса подняла брови, поглядела на Пабло.

— Ты мне указывать будешь?

Это еще умолчать про остодемоневшее 'Ришка'. Когда ж ты, недоумок, запомнишь, что я — Треси!!!

— А ты не слышишь, что ли? Щас еще колданет! Будешь потом на четырех костях ползать!

Тереса прислушалась.

В морге что-то пролетело, упало, разбилось. Потом еще раз.

Потом послышался отчетливый мужской мат-перемат. И снова.

Тереса сделала шаг вперед.

— Не пущу! — преградил путь храбрый Пабло. За что и поплатился.

Никогда не загораживайте путь девушке с тяжелыми сумками в руках. А то ведь девушки... они и отмахнуться могут! Тереса и махнула ручкой.

Пабло прилетело тремя килограммами соли. Хорошей, каменной, с комками. Не убило, а жаль. Но отодвинуть — отодвинуло. Свечами Тереса драться не решилась, вдруг еще помнутся, да и жалко, стоят, как заразы! Считай, две трети денег за них отдала. Но остатка хватило и на травяной сбор, и на варенье... Тереса уже поняла, что некроманту очень нужна забота. Может, он и повелевает мертвыми, но это не делает мертвым его. Ему и помощь нужна, и варенье, и горячий кофе, и просто, чтобы кто-то выслушал...

Ну, нравится он ей! И что!? Это еще не повод думать о тане Карраско, как о мужчине. Конечно, у них ничего быть не может. Но чтобы на работу не пускать?

Убью!!!

Бедолага Пабло так и остался стоять, привалившись к стеночке морга. Пережидал. И правильно, Треси сейчас бы и еще ему добавила, чтобы костей не собрал! Дурак!

— Что надо?! — рыкнул Хавьер. И тут же был обезоружен выставленным вперед свертком, из которого так потрясающе пахло рыбой, что даже у некроманта слюна выделяться начала.

— Давайте я вас покормлю? Тан Карраско?

Долго тан ломаться не стал.

Все равно ничего не получается. Половина покойников не поднимается, вторая просто ничего не знает, кто бы там всякой мошкаре в чем отчитывался... вот и разозлился. Пострадали при этом два черепа.

Один — костяной, ну тому что будет? Врезался, откатился, да и лежит себе на полу. Хавьер им регулярно кидался, еще в детстве начал, когда стащил со стола у деда и на спор в футбол играл.

Второй, правда, погублен безвозвратно. Но какой идиот будет дарить некроманту пепельницу в виде хрустального черепа?

Металлическую надо!

Некромант — человек с тонкой психикой и бьющиеся предметы у него долго не живут.

Тереса даже и внимания на это все не обратила.

Очень быстро на столе возникла тарелка с одуряющее пахнущей жареной рыбкой, рядом с ней салат с какой-то приправой... вот кто бы мог подумать, что обычные водоросли можно так вкусно приготовить?*

*— имеются в виду вакаме. Кстати — правда вкусно, прим. авт.

В чайничке заваривалась какая-то трава, на стол были выставлены несколько баночек с вареньем, а от беспорядка и следа не осталось. И черепа вернулись на свои места. Хрустальный, правда, в мусорное ведро, но там ему и место!

Хавьер накинулся на еду, словно дикий зверь. Треси молчала. Заговорила она только, когда тарелки почти опустели, а движение челюстей некроманта замедлилось.

— Я могу чем-то помочь?

Хавьер качнул головой.

— Нет, Треси. Я просто разозлился. Ничего у меня с трупами не получилось... не встают, а кто встал, тот не говорит. Постаралась твоя подруга.

— Феола? — угадала Тереса.

— Ну да.

— Она говорила. Шаманская магия — это серьезно.

Хавьер фыркнул.

Шаманство он серьезным разделом магии не считал. Ну что, вот что они там могут делать, те шаманы? Грибочки жевать?

Вокруг костра плясать? Духов предков призывать?

Хавьеру налить, он чьих угодно духов увидит! Несерьезно это.

Но вот лежат ведь трупы, не поднимаются. Даже те, кого насекомые заели. И никакая некромагия, даже высшая, не может ему помочь! Да что там! Объяснений — и то нет!

— А подруга не говорила, почему так происходит?

— Нет, — качнула головой Тереса. — Но это можно у нее спросить.

— Спроси, пожалуйста, при случае, — попросил Хавьер. Ему было интересно, но он — некромант! Представитель одной из старейших семей некромагов! И интересоваться шаманством?

А вдруг чего будет интересного?

Ладно... сначала пусть Тереса, а потом и он, как положено.

В дверь морга постучали.

Сытый мужчина, как известно, добр и радушен, так что Хавьер даже на Амадо Риалона посмотрел благосклонно.

— Чего тебе, Риалон?

— Почти ничего. У меня тут живой мединец. Сможешь обеспечить ее такой до конца допроса?

— ГДЕ!? — подскочил Хавьер. — Смогу, конечно! Давай его сюда! Гм...

Мединцем оказалась девчонка лет двадцати. Амадо попросту втащил ее в морг, как куль.

— С ней что? — уточнил Хавьер.

Амадо посмотрел на часы.

— Ровно через шесть минут она придет в себя. А пока с ней шаманская магия, Феола помогла. То есть ритана Ксарес.

— Уже Феола? — съязвил Хавьер.

— Как у нее дела? — пискнула Тереса.

Амадо утащил с блюда пирожок с земляникой.

— Все нормально. Перенапряглась немного, голова болит, но жить будет. Она эту девицу и вспомнила.

— А-а...

— Если захочешь — съезди к ней вечером.

— Если будет время, — развела руками Тереса.