— Мы же перешли на ты. Спасибо, Треси, — поблагодарил ее некромант. И даже руку девушке поцеловал, галантно забрав у нее чашку с кофе. Специально для него готовила, старалась. Для всех — кофейник, а для него отдельно.

Треси покраснела от удовольствия, и отправилась наводить справки. Феола промолчала. Только искра в глазах сверкнула.

Кажется, одну из подруг она выдаст замуж? А почему бы и нет? Хорошая девушка, хорошая партия, да и совместимость у них хорошая... Феола потихоньку сместилась поближе к некроманту.

— Если решите жениться на Треси — не больше четырех детей. И не сразу, лет за пятнадцать, а то она их выносить не сможет.

У Хавьера даже глаза загорелись.

— Четырех детей?!

— Я вижу, у нее хватит сил. Ну и я восстановить помогу, но это не за год делается.

Хавьер молча поцеловал руку и Феоле. Амадо покосился на них с явным неудовольствием, и вернулся к допросу.

— Он страшный... нет, не внешне, хотя и внешность там ужасная, — Сальвадору тоже налили кофе. А что ж не побаловать, если человек старается, сотрудничает и не врет ни в чем. — Он тоже не прошел до конца слияние, но там дело в чем-то другом. Он просто душой весь ЕЁ. Понимаете?! И это чувствуется, это отзывается...

Именно Рамон начал собирать мединцев.

Именно он понял, как можно приспособить к делу подающего надежды художника и ювелира.

Коронелю доставляли серебро и золото, кораллы и жемчуг, приносили найденные на морском дне драгоценности — за века туда столько всего высыпалось! Он не мог опускаться на большие глубины, но среди мединцев было достаточно тех, кто легко плавал у самого дна.

И что получается?

Затрат нет, а вот прибыль есть. И ее можно пустить куда-то в оборот — с этим Сальвадор не заморачивался. У него было достаточно материалов для работы, у него был дом и галерея — и что еще надо художнику?

Да ничего!

Он знал, что Рамон ведет дела с какими-то купцами, но... с какими? О чем?

Ему это было попросту неинтересно.

Взрывчатка? Гекатомба? Жертвоприношения?

Сальвадор задрожал всем телом, но сознался, что да. Он знает. Слышал. Рамон не делился с ним подробностями, считал не то, что ненадежным, но творческая личность, знаете ли! Нервы, тонкая душевная организация, избыточная впечатлительность...

Кое-что Сальвадор знал.

— Рамон просто помешался на Хозяйке. Он мечтал ее вернуть, мечтал о единении, мечтал открыть ей дорогу обратно...

— Она мертва, — Хавьер даже посочувствовал мединцу. Кое-что общее у них есть, будем честны. Сальвадора не спрашивали, но и самому Хавьеру выбора не досталось. Мединцем жить тяжко, но и некромантом — поди, поживи! Кстати...

— Почему у вас нет семьи?

— Вы же видите мои... особенности, — развел руками художник. — Найти ту, которая станет со мной жить, просто нереально. Экзальтированные идиотки? Обойдусь, благодарю покорно.

— А из ваших?

Сальвадора так выразительно перекосило, что дальше Хавьер и уточнять не стал. Ясно же! Не нравятся ему полурыбины. Имеет право.

— Я знаю женщину, которая любила мединца. Искренне.

— Мне такого не выпало, — сухо ответил Сальвадор. — А размениваться на всякое разное я не хочу. Хозяйка действительно мертва?

— Ла Муэрте не лжет, — Хавьер был полностью уверен в своих словах.

— Даже если вы это скажете Рамону, он вам не поверит. Никогда.

— И попробует вызвать это чудовище, — вздохнул Амадо.

Феола поежилась.

— У него это не получится. Но последствия могут быть плохими.

— Феола? Ты знаешь что-то, что нужно знать нам? — такие вещи Амадо чувствовал печенкой. За столько-то лет...

Феола потерла лицо руками.

— Мы можем отойти? Это не самая приятная тема.

— Да, конечно.

Двое мужчин и женщина вышли за дверь допросной. Феола вдохнула, выдохнула — и решилась.

— Это рассказал мне Адэхи. Поймите, я сама точно не знаю подробностей, но вот так. Когда индейцы уходили из этого мира...

— Они ушли навсегда? — перебил ее Амадо.

— Да. Они заплатили цену кровью и смертью — и ушли, — резко ответила Феола. — Если что, наши миры чем-то похожи на шарики. Они соприкасаются между собой, но не плотно, между ними есть пространство. Индейцы платили дорого. Им нужно было не просто уйти из этого мира, им нужно было попасть туда, где будет спокойно и безопасно. Они искали дорогу, они нашли ее, они ушли. Но при этом... что случается с шариком, если его надломить изнутри?

— Он становится хрупким, — осознал, холодея, Хавьер. Как маг, он мог оценить риски.

— Правильно. Ему нужно определенное время на то, чтобы залечить раны. После ухода индейцев прошло достаточное время, но потом Ла Муэрте избавилась от демонессы. Другого пути не было, если бы эту тварь давили здесь, они бы весь мир разнесли в пыль, она была сильной гадиной. Единственным выходом было ударить исподтишка, выкинуть ее отсюда, но... скорлупа опять надломилась.

— И теперь? — практика Амадо была недоступна, но в теории он разбирался.

— Если бы просто гибли люди, это не так страшно. Люди гибнут регулярно. Но Рамон собирается снова надломить скорлупу, и если я правильно понимаю, у него есть маги. Составлен ритуал.

Мужчины переглянулись. А потом осознали себя идиотами.

Действительно. Ритуал, какие-то направляющие... маги! Наверняка!

— Это слишком большой риск, — Феола смотрела холодно и спокойно. — Мой учитель знает об этом и собирается принести себя в жертву, только бы их планы не осуществились. Я не хочу его терять.

— Люди не погибнут? — поднял брови Амадо.

— Люди погибнут. Поменяются направляющие. Адэхи отдаст свою жизнь, чтобы эта сила не причинила вреда нашему миру, вот и все. Шаманы это могут, но он уйдет. Навсегда. Я не хочу его терять, — вырвалось у Феолы. — Я его люблю! Он мой учитель!

Это было понятно мужчинам.

— Продолжаем допрос, — подвел итог Амадо. — Это серьезно.

И первым вернулся в камеру.

Сальвадор уже более-менее пришел в себя. И трясти его начали с новой силой, только вот пользы почти не было.

Адреса? Сальвадор практически никого не знал. Да, они встречались с мединцами, но не в городе. В море. Кое-кто был в масках, имен своих они не называли. Рамон знал всех, но то Рамон!

Сальвадор же...

Он просто зарабатывал деньги.

Казалось бы, что стоит мединцам просто натаскать со дна моря золота и серебра? Но — нет. Надо было зачем-то их легализовать.

Зачем?

Сальвадор вспоминал и одно, и другое, они крутили слова и так, и этак...

— Допустим, вернется демонесса. Где он планировал ее держать?

— Здесь, в Астилии.

— А как к этому отнесется власть? — спросила Феола. — Вот мне бы демон в моей стране не понравился.

И поняла, что опять попала в точку.

Амадо смотрел на нее так, словно она высказала нечто невероятное, в его разуме сейчас стыковались детали сложной головоломки.

— Гекатомба. Коронация. Смена власти...

Хавьер понял первым.

— Вы полагаете, кто-то из правящей семьи договорился с этими... тварями?

— Ради власти?

Хавьер придавил скепсис каблуком. Ради власти люди и с тварями, и с кем угодно договорятся. Кто бы спорил.

А Амадо складывал кусочки.

Отсюда и прикрытие.

Отсюда и похищение Мерседес. Вполне возможно, кто-то из высокородных... да что там! Из принцев! Кто-то в курсе дела. И собирается пользоваться всем в своих интересах!

Но кто?

И что планируется?

К примеру, королевская семья погибает, а кто-то остается в живых. И женится на Мерседес, все же, она внучка короля. Хотя и незаконная, но кровь-то та же?

А проверка?

Но квартерон...

— Феола, может ли квартерон пройти проверку королевскими регалиями?

— На что именно?

— Что не нечисть?

— А Мерче и не нечисть, — пожала плечами Фи. — Там той крови — капли, она и детей нормальных иметь может, и признаков у нее нет, и любить она умеет. Проверку она пройдет. Вот он, — кивок на Коронеля, — не пройдет. Его лично коснулась сила демона. Ему и в храме наверняка неуютно.

— Отвратительно, — сознался Сальвадор даже с облегчением. — Хожу раз в месяц, но лучше б мне углей в штаны сыпали.

— Демонесса меняла вас. Такое даром не проходит. А Мерче ту Синэри и в глаза не видела. Она пройдет любую проверку. Сможет. И в храме стоять, и на службу ходить, и детей родить. От человека. Я-то вижу.

Амадо схватился за голову.

И самое ужасное, что Сальвадор Коронель просто нет знал ничего! Толком с него и получить нечего было! Он просто помогал зарабатывать, устраивал вечера в своем доме, приемы, помогал налаживать связи, но в детали Рамон его не посвящал. Отлично понимал, что на Сальвадора даже давить не надо — только цыкнуть.

Что ж.

Среди мединцев есть и такие. Как несчастный мастер, изготовивший чашки. Как Сальвадор. Как та же Вирджиния — она ведь жила спокойно себе и ни во что не вникала...

Сальвадора отвели в камеру, и внимание мужчин переключилось на Эву.

* * *

— Неужели у вашей матери не было подруг? Она ни с кем не дружила, не делилась девичьими тайнами, не сплетничала о мужчинах? Так не бывает!

Мальдонадо точно это знал. Стопроцентно!

Небо может упасть на землю, солнце может взойти на западе, но чтобы бабы не сплетничали?

Вот это уже из разряда невероятного! А остальное — природные катаклизмы.

Мерседес честно задумалась. После визита к Коронелю, она была в таком состоянии, что Херардо пришлось отпаивать ее горячим вином. А оно опьяняет.

К концу третьей чашки Херардо был в курсе истории. Той ее части, которую знала Мерседес. И был уверен, что в версии девушки есть прорехи.

Протрезвела Мерседес достаточно быстро, но отнекиваться и брать свои слова назад, было поздно. Так что она развела руками.

— Мне мама ничего не говорила. Я знаю, она уходила из дома, но она ведь мне не докладывалась.

— Мерче, ты умная девушка. Подумай, пожалуйста. Наверняка, какие-то разговоры, что-то было. Может, детские воспоминания. Может, сувениры...

— Пояс! — припомнила Мерседес.

Алкоголь чуточку снял тормоза, и девушка вспомнила, как примеряла мамин пояс. Яркий, расшитые серебром, такой, синий...

— Мама говорила, Марина ей сама расшила.

— Марина?

— Марина Леонсия Вальдес.

— Не родственница ли она Серхио Вальдесу? Сейчас, минуту, я телефонирую....

Мария осталась в спальне одна, сидеть и думать, не наговорила ли она лишнего. Но Херардо вернулся буквально через пять минут.

— Я связался с Серхио Вальдесом. Он подтвердил, что Марина Леонсия — его дочь. И попросил нас съездить к ней и поговорить. Особенно тебя, Мерче, как женщину с женщиной.

Мерседес кивнула.

Да, некоторые вещи женщина никогда не расскажет мужчине. К примеру, объем талии.

Ни-ког-да!

А вот другой женщине можно. Под большим секретом, так, чтобы не больше половины города было в курсе дела. Так что Мерседес отправилась приводить себя в порядок — и надо ехать.

Херардо проводил ее задумчивым взглядом.

Не сильно ему верилось в какие-то новые данные. О некоторых вещах женщины и на исповеди не расскажут. Но вдруг?

В крайнем случае, Мерче чуточку отвлечется. Ей полезно.

Пусть посплетничает, столько на девушку навалилось, руками не развести... бедная малышка. Ничего, Херардо будет рядом и поможет. Только так!

* * *

— ...!!! И ...!!!

Материться милая дама начала практически с первой минуты. Вот как на нее воду вылили, так и начала. Минут десять это терпели, даже основные обороты записывали, потом всем надоело, и слово взял Амадо.

— Синьора Вильялобос, поговорим?

— ...!!!

Ответом ему был новый залп матерщины. Уставать дама не собиралась, так что Хавьер подошел и аккуратно пережал ей губы двумя пальцами.

— Поговорим, рыбка? Или вскрывать будем?

— Ничего вы от меня не узнаете!

— Да неужели? — Хавьер покосился на жаровню и свои инструменты. Некромантские, но ими и пытать отлично можно. Есть и такое.

— Я ничего не скажу, — фыркнула женщина. — Вы не сможете мне сделать больно.

— Не врет, — припечатала Феола.

— Повышенный болевой порог? — задумался Амадо.

Хавьер и думать не стал. Просто взял из своего набора шило, и кивнул Треси.

— Выйди. Феола, ты тоже.

Феола подняла брови.

— Я?

— Это неприятное зрелище.

Феола только головой покачала.

— Меня вы такой мелочью не напугаете.

— Мне некогда тебя откачивать! — рыкнул Хавьер. Тереса уже вышла, к его большому облегчению. Феола напротив, подошла поближе.

— Мне интересно, чувствительность у нее одинаковая под полосами — и на обычной коже?

Хавьер сверкнул глазами.

— Будешь блевать — иди в угол. Мне с тобой возиться некогда.

— Феола, это будет грязно, — подключился Амадо. — Ты пойми, нам действительно надо все знать, а она будет молчать. Это видно. И магия на них не подействует, нет такой магии, чтобы все рассказывать...

Феола взмахнула рукой. Ей не хотелось говорить об этом, но Амадо...

Если они будут строить отношения, он должен знать о ней все. Даже это.

— Обучение у шамана включает и вскрытие трупов. И манипуляции с ними. И много чего неприятного, в том числе и умение терпеть боль. Вот это шило можно воткнуть и в меня, я ничего не почувствую.

— Зачем?

— Потому что я — хозяйка своего тела, разума и духа. И никак иначе. Обряды бывают грязными, кровавыми, страшными, болезненными, вплоть до ритуального самоубийства. Но их необходимо знать и выполнять. Если понадобится, я могу убить себя сама.

Амадо аж передернулся.

— Не дай Творец!

Феола спорить не стала. Ясно же, как будет, так и будет. В этой жизни ничего не угадаешь.

— Пытками меня не напугать. И я думала, их запретили?

— Людей — да. Мединцы не люди, — пояснил Амадо.

А если вспомнить, что они с ним делали... даже дважды — нелюди! Ему было за что мстить, он последний, кто будет отстаивать права мединцев!

Эва выплюнула еще один комок грязной брани.

Хавьер медленно погрузил иглу в ее руку.

Бесполезно. Разве что на острие, кроме крови, осталась еще и тягучая белесая слизь. И только. Ни боли, ни гримасы... человек много что может терпеть, но непроизвольную реакцию не скроешь. Пот на лбу, сокращение зрачков, бледность кожи...

Эва была абсолютно спокойна.

И то... пытать слизняка? Гиблое занятие. Им вообще можно все тело отрубить, если что — новое отрастет.*

*— не у всех слизней, но у некоторых морских есть такой механизм прим. авт.

Еще несколько попыток — и некромант ругнулся.

— Бесполезно!

Эва Мария наблюдала за его злостью с откровенной насмешкой.

— Что вы, — усмехнулась Феола. — Не бесполезно. Но это уже работа для шамана.

— Ты можешь с этим что-то сделать? — заинтересовался Амадо.