— Такой вот он у нас, с гонором, — хмыкнул Добб. — А вообще, парень надежный. Он в прошлый раз, того, этого, мне жизнь спас. Пошли мы с ним в разведку, и на караул парганцев наткнулись. Тех — шестеро, нас — двое. Ну, двоих-то мы сразу уложили, а третий меня — в спину мечом! Под лопаткой насквозь пробил, Мраков сын! Чуть бы выше — и здравствуйте, Счастливые долины!
— Не, — заметил весельчак Флиннел, — тебя туда не возьмут. Только во Мрак...
— Ну вот, — не смутившись высказыванием товарища, Добб подкрепился изрядным глотком старки и продолжил, — Лютый его из арбалета, почти в упор. А потом, того, этого, с двумя оставшимися схлестнулся. Меч у него и выбили. Так он в одного стилет метнул, точнехонько в сердце, он у нас мастер на это дело, без промаха кидает, что ни попадя. Как циркач, ей-Луг! А на другого с голыми руками попер. Под меч поднырнул и глотку ему перегрыз.
— Как... перегрыз? — икнул я.
— Понятно как, зубами. А потом еще меня на себе четыре майла к своим тащил. Одно слово: Лютый, — довольно заключил воин и приложился к фляге.
— Слышь, лейтенант, я спросить хочу, — впервые заговорил Давин Хрол, капрал девятого десятка, молчаливый мужик простоватого вида. — Ты сам-то откуда будешь? Правду говорят, что баронство и чин тебе от императора достались?
Рассказывать о себе не хотелось. Хвастаться особо нечем. Понятно, конечно, что мое происхождение не должно шокировать воинов, это вам не придворные щеголи — люди, привыкшие рисковать жизнью, прежде всего меряют честь по поступкам, а не по имени. С другой стороны... предубеждение против бастардов у галатонцев в крови. Я решил открыть капралам всю правду о себе как-нибудь потом, при случае. Казармы Ястребов находятся за пределами городских стен, поэтому воины мало что знали о нашумевшей истории спасения императора. Я отделался общими фразами. Мол, живу у дяди в Портовом квартале, а титул и чин получил за заслуги... Напустил туману, в общем. Но спасибо другому туману, царившему у нас в головах после обильных возлияний — никто не стал выспрашивать подробности.
В свою каюту я вернулся под утро. Как ни странно, Дрианн, который должен был видеть десятый сон, не спал — он лежал в своей койке, поставив на палубу лампу, и остановившимся взглядом всматривался в круглую штуку из полированного черного дерева, от которой к шее тянулся широкий кожаный шнурок. Дорогой амулет! Интересно, каким действием он обладает? Я никогда такого не видел, поэтому подошел поближе. Губы мага беззвучно шевелились, лоб был нахмурен, словно парень пытался что-то услышать. Почувствовав наконец, что он в каюте не один, Дрианн вздрогнул, оглянулся и суетливым жестом спрятал амулет под рубаху. Ну, не хочет показывать — и не надо! Я дружески хлопнул мага по затылку и завалился в койку.
Пробуждение было суровым. Свежий и отдохнувший Бил тряс меня как садовник — грушу, и решительно отказывался понимать, что у меня болит голова, ломит кости, а к горлу подкатывает тягучий ком тошноты.
— Добрый бой — лучшее лекарство! — торжественно провозгласил он, вываливая меня из койки.
И начались прелести обучения! Сначала разминка под руководством Йока, который безжалостно валял меня по палубе, при этом дотошно объясняя, как и зачем он это делает. Теперь-то я узнал, что такое "вдовий захват"! Это когда противник стискивает тебя до треска в ребрах, одновременно сцепляя руки в замок на твоей спине. Если вдовы так обнимают, то не надо мне Мельды! Впрочем, может, название намекает, что после этого захвата твоя жена останется вдовой. "Монастырская подножка" тоже была хороша в своем роде — благодаря ей я бесчисленное количество раз мешком хряпался на палубу. Потом настало время изучения стратегии и тактики ближнего боя, а также теории выживания на Южном континенте — да-да, мои мучители и это предусмотрели! Преподавал мне сию премудрость капрал восьмого десятка Зарайя Миттус — обстоятельный немолодой бородач.
— Ты, лейтенант, знаешь, чем Ястребы отличаются от других имперских войск?
Пришлось покаяться: точно не знаю.
— А тем, что мы — быстрые да легкие. Нас отправляют туда, где надо прибежать, скоренько зачистить, и назад. В осаде стоять, к примеру — это к Секачам, они народ медленный, но упорный. Если крепость защищать, то Имперские шершни сгодятся, без них в этом деле никуда. Вот, кстати, ты мне ответь: почему среди Ястребов лучников нет?
— М-м...
— Да потому, лейтенант, что в нашем деле от них никакого проку, суета одна. Лучнику, ему что надо? Время, чтобы лук поудобнее перехватить, к ветру примериться, прицелиться. А где у нас время? Нет его. По этой вот причине у Ястребов на вооружении арбалеты. Арбалет — он меньше, удобнее, из него можно и в упор бить. Конечно, у Ястребов и мечи имеются, а обращаться с этими игрушками они обучены, будь спокоен. Опять же, дага быть должна обязательно. В бою иной раз щит выбьют, так с дагой в левой руке сражаться сподручнее. Понятно объясняю?
— Понятно.
— Вот и ладно. Покажи свой меч.
Я протянул Зарайе императорский подарок.
— Знатная вещица! Сразу видно, гномья работа. С волшбинкой?
— Наверное, да.
— С ней, вон как поет! — воин ласково провел кончиками пальцев по матовой стали клинка. — Хороший меч, годится. Ну, о мечах тебе лучше Добб расскажет, он у нас по этой части дока. Я только одно спрошу: видел ты Ястреба с двуручником? Нет? А почему, как думаешь?
— Наверное, потому что для ближнего боя неудобно, — догадался я.
— Верно мыслишь, — одобрил дядька. — Двуручники Секачи любят, ими ряды копейщиков хорошо разбивать, ежели они ниже стоят. Копье таким мечом перерубается на раз. Или, опять же, против конного в полном вооружении: двуручником сплошной доспех пробить можно, тяжелый он — ого-го, чтобы такое оружие таскать, да еще и биться им, надо силу иметь. А Ястребам нужны мечи короткие, чтобы двигаться не мешали. И вот еще что: видел я намедни на тебе кольчужку, добрую такую. Где она?
Вспомнив, какие насмешливые взгляды провожали меня вчера, я слегка покраснел и признался, что оставил кольчугу в каюте.
— Ну, в каюте так в каюте, — легко согласился Зарайя. — У нас доспех только перед высадкой надевать принято. Как мыслишь, какой доспех у Ястребов должен быть?
— Чтобы не мешал движению, легкий... Тонкая кольчуга, наверное, вроде моей. И шлем, так?
— Быстро схватываешь, лейтенант. Еще наручни и поножи. А шлемы у нас не такие как у Быков, к примеру. Те при полной выкладке шагу ступить не могут, такую тяжесть только коню и тащить. А наши шлемы — вот.
Бородач жестом фокусника вытащил из-за спины нечто напоминающее маленькую гладкую шапку, только изготовленную из стали. Впереди располагалась узкая полоса, видимо, для того чтобы защищать нос, сзади болталась кольчужная сетка.
— Примерь-ка.
Внутри шлем был подбит мягкой холстиной, каким образом она держалась на стальных боках, я так и не понял. С помощью клея, наверное. Надев его, я вызвал у Зарайи добродушный хохоток:
— Великоват маленько. У меня голова-то поболе твоей будет. Удивляешься, как материя держится? Полковые мастера колдуют. Шлемы-то все одинаковые по размеру, не будешь же каждому солдату голову измерять. Вот и подгоняют: кому велик — побольше холстины налепят, и готово. Потому-то мы волосы и сбриваем, жарко очень.
— А Ом? — я вспомнил Лютого, шевелюра которого не уступала эльфийской.
— Это — особый случай, он вообще шлем с кольчугой не признает.
— Как же?.. — положим, в сражении с мечником можно надеяться на свою ловкость. Но ведь никогда не предугадаешь, в какую секунду и откуда в тебя выпустят стрелу, или, того хуже, арбалетный болт.
— Да так, — пожал плечами воин. — Лютый не такой как мы, он смерти не боится.
— А вы боитесь? — изумился я. Как-то в моем сознании лихие Ястребы не сочетались со страхом смерти.
— Ну, ты спросил, лейтенант! — усмехнулся Зарайя. — Кому ж помирать охота?
— Ому... — пробормотал я под нос.
Действительно, если человек не боится Слепой невесты, значит, ждет ее прихода. Лютый все больше занимал мое воображение.
— Ну, хватит пока, — подытожил капрал. — Вечерком еще поговорим, о том, как выбивать противника из деревень. Это тебе пригодится, все колонии — сплошь маленькие поселения, городов там почти нет.
Если вы думаете, что меня на этом оставили в покое, то глубоко заблуждаетесь. Спасибо, хоть дали пообедать и часок отдохнуть. Впрочем, отдыхом это можно было назвать с большой натяжкой, потому что все это время Добб посвятил теории боя на мечах. Обогатив свои познания такими замечательными вещами как стойки "собачий хвост" и "скорпион", и так и не уяснив, чем же отножный удар отличается от подплужного, я под руководством того же Добба приступил к практическим занятиям. Благодарение Лугу, капрал демонстрировал мне удары в замедленном темпе. Но этого тоже хватило. Потом он отошел в сторонку, сложил руки на груди и принялся гонять меня, заставляя сражаться с воображаемым противником.
— Засечный правый, засечный левый, вдоль! Стойка! Горизонт правый, горизонт левый, вдоль! Стойка! Не спи, лейтенант! Поземный левый, подплужный правый, горизонт левый! Локоть куда, локоть куда, я говорю?! Еще раз!
И еще, и еще, и еще! Когда наконец мечник сжалился, я ощущал себя столетним стариком. Хотелось лечь и больше не вставать, все тело ныло, правая рука, казалось, сейчас отвалится. Тем не менее, морская болезнь чудесным образом исчезла. Видимо, обиделась на отсутствие внимания. Добб остался мной доволен:
— Для первого раза неплохо! Завтра со щитом поработаем.
На сон грядущий я имел удовольствие беседовать с Зарайей об особенностях захвата колониальных деревень.
— Там, вроде, все то же самое, что и в галатонских селах, — делился со мной воин. — Только дома не деревянные, а из травы такой, навроде нашего камыша. Горит хорошо! Но ты не забывай, что, ежели из своей деревни врага выбиваешь, так жители тебе благодарны. Коли не помогут, так хоть не помешают. А в колониях все не так. Для них что мы, что парганцы — одинаково — двана. Захватчики, по-нашему. А значит, жди удара вдвойне. Парганец не заденет, так дикарь копьем проткнет. Или стрелкой плюнет.
— Как это... плюнет?
— А у них такие трубочки есть, на дудку похожи. Вот из них туземцы и плюются стрелочками. Сами-то они крохотные, серьезную рану нанести не могут. А только дикари их змеиным ядом смазывают. Если попадет в кровь — считай ты уже покойник. Но и это не самое плохое.
Ну, знаете! Что же может быть хуже? Зарайя огорошил:
— Страшнее, если ты им живым в руки попадешь. К примеру, перебили ребят, а тебя в плен взяли. Или украли, когда рота лагерем стояла. Очень даже просто! В кусты по нужде отошел — и нет тебя. Поэтому запомни: в кусты только с товарищем. А если все же в плен попадешь — мой тебе совет: постарайся сам к Тринадцатому богу отправиться. Душу спасешь.
— В каком смысле? — проблеял я, заранее ужасаясь ответу.
— Ну, если просто съедят, это хорошо. Но не все племена людоедские. Могут рабом сделать. Тоже ничего, если повезет, попробуешь сбежать. Но вот если гунгану отдадут — пропала твоя душа. Они же демонам Мрака молятся, дикари-то. А гунганы — колдуны их — умеют покойников поднимать. Говорят, они душу пленяют, и, пока не выпустят, покойник им служить обречен.
Ну, это не ново. Техникой создания зомби владеют не только гунганы. Обычная некромантия, в сущности, основанная на союзе с могущественным демоном. Вот насчет пленения души сомневаюсь. В дядюшкиной библиотеке есть такая забавная книжица — "Некромант. Путь презлейшего". Древняя, между прочим, в переплете из человеческой кожи. Так вот, в детстве я пару раз в нее заглядывал, картинки смотрел, отвратные, надо сказать. Там говорилось, что захват души — всего лишь страшная легенда, никто не властен над душами, кроме богов, и Абсолюта, конечно. Хотя кто его знает...
— Вот в Унгде, например, очень сильные гунганы. И людей они тоже едят, — как ни в чем не бывало, продолжал бородач. — Нет, конечно, они в открытую не нападают, боятся. Так, поодиночке отлавливают. Был у нас случай лет пять назад, в Кууме. Больно уж девки там хороши! Оттуда рабынь и везут. Парень у меня в десятке служил, ходок был тот еще — котяра просто. Мы его так и звали: Кот. Стояли мы лагерем у одной деревни, не помню уж, как называлась. И присмотрел наш Кот себе подружку. Красавица — ничего не скажешь. Глаза черные, жгучие, — Зарайя вытаращился, видимо, изображая взгляд туземки. — Гибкая, в поясе ладонями обхватить можно, а груди — вот такие! — капрал вытянул руки перед собой на пол-локтя. — Ну, парень с катушек и слетел. Вынь да положь ему эту девку. А она из богатой семьи была, дочка гунгана. С такими даже Хорьки не связываются, себе дороже. Наоборот, стараются задабривать — рамс привозят, старку, бусы там всякие, а колдуны за это дикарям говорят, что хорьки — посланники божка, которому племя молится. Туземцам лестно богу угодить, вот и идут в рабство добровольно.
Что-то жаль мне стало дикарей. Раньше не задумывался: колонии и колонии, рабы и рабы. А сейчас вдруг осознал: их жизнь на чужбине даже хуже судьбы бастарда. Ведь раб — это не человек даже. Вещь, собственность. Именно так трактует его статус закон Галатона: убийство чужого раба считается порчей имущества и обязывает виновного возместить стоимость утраченной вещи. И никак иначе. Собственно, чем дикари заслуживают такого отношения? Они нас не звали к себе, жили спокойно, никого не трогали. А мы захватили их земли ради того, что кроется в недрах, вывозим с континента алмазы, драгоценное черное дерево, а взамен широким жестом дарим горстку дешевых стеклянных бусинок...
— Эй, лейтенант, ты чего задумался? — толкнул меня в бок Зарайя, и с неожиданной для старого солдата чуткостью спросил. — Тебе что, туземцев жалко, что ли? Плюнь, парень, и забудь. Жалеть будешь, когда домой вернешься. А там — нельзя. Они тебя не пощадят, если что. Ну так вот, я и говорю: наладился наш Кот в деревню бегать. Сядет напротив хижины гунгана и сидит, девку высматривает. А она даром что молодая — вредная была, ух! Смеялась все над ним. Досмеялась...
Воин замолчал, вглядываясь в колыхание волн за бортом.
— И что? — поторопил я его.
— Да что... у Кота кровь — не водица. Украл он девчонку, и силой взял. А она этого не стерпела и руки на себя наложила, в Шарде утопилась. Это река там такая, слыхал? А перед тем отцу все рассказала. После этого пропал наш Кот. Мы его обыскались, все ближние селения обшарили, к дальним пошли. Нет нигде. Вернулись, конечно. Мы тогда парганцев ждали — опять несколько рот границу с Зингвадой перешли и все норовили деревню эту захватить. Там рядом шахта большая, волшбинку добывают. Стоял я в карауле, ночь теплая, тихая, светляки летают, здоровые такие, лохматые...— капрал продемонстрировал лопатообразную ладонь, указывая размер тварей.
Храни меня, Брижитта, от своих детей! Что ж на нем делается, на том Южном континенте, если там даже светляки — большие и лохматые?!
