Авроры, занимавшиеся установкой купольных щитовых чар, замкнули их и разошлись по местам.
— Добро пожаловать, уважаемые зрители, на финальное испытание Турнира Трех Волшебников, — начал он, усилив магией голос. — Сегодня, после полных опасностей предыдущих этапов турнира и долгого ожидания, мы наконец-то узнаем имя школы-победительницы и Чемпиона, который приведет ее к победе!
— Началось, — бесцветным голосом произнес Драко Малфой. — Теперь точно — началось.
Его слова потонули в поднявшемся после приветственной речи Бэгмена гвалте.
* * *
В пол уха слушая болтовню Людо Бэегмена, Гарри неторопливо шел к одному из входов в лабиринт.
Виктор Крам не должен открыто демонстрировать свое волнение. Виктор Крам с виду должен как всегда напоминать кирпич, погруженный в глубины самопознания, чтобы восторженные дурмстрангцы и часть студентов Хогвартса, поддерживавшая его, случайно не заподозрили, что с их героем что-то не так.
А толпа уже начинала раздражать. Вопли "Победи, Виктор! Сделай этих сопляков!" и "Принеси славу Дурмстрангу!" и хлопающие на ветру огромные транспаранты в поддержку своих Чемпионов откровенно действовали на нервы. Все дружное зрительское стадо сидит себе на трибунах под нагромождениями защитных чар, распивает сок из термосов и вселюбимых "согревашек", жует оставшиеся с обеда булочки и ожидает действа.
Толпе что надо? Хлеба и зрелищ. Вот и готовятся получить и то, и другое.
— Удачи в последнем туре, до`гогой `годственник, — холодно бросила Флер, проходя мимо и чуть задевая Гарри плечом.
Ему в ладонь лег тоненький ободок кольца.
— Твои друзья передали, — шепнула она и, гордо вздернув подбородок, прошествовала к своему входу в лабиринт.
Поттер сунул руку в карман, даже не собираясь рассматривать на переданное кольцо — он и так знал, что это Малфоевский портал. Слишком уж резьба наощупь знакомая. И, к тому же, что еще ему мог передать Драко, который наверняка в преддверие самого последнего — и уж точно самого опасного утра — ударился в свою фирменную всепоглощающую паранойю?
У входа в лабиринт — третьего с конца, что соответствовало третьему месту по очкам — Гарольда уже ждал Игорь Каркаров. Скрестив руки на груди и вперившись мрачным взглядом в судейскую трибуну, он что-то неразборчиво бормотал себе под нос — то ли организаторов ругал на все лады, то ли молился умертванским божествам.
— Будь осторожен в лабиринте, — предупредил он. — Ловушки расставляли авроры Грюма. Напороться можно будет на что угодно.
— А как же просвещенный двадцатый век и обязательное отсутствие жертв среди Чемпионов? — переспросил Гарри, останавливаясь перед входом в лабиринт и поворачиваясь к судьям, ожидая сигнала к началу тура.
В его голосе — голосе Крама — никакого удивления не прозвучало.
— У этих придурков все сикось-накось выходит, из самой простой ловушки гхака знает что натворят, — Каркаров пренебрежительно передернул плечами.
— А где Аластор Грюм? — поинтересовался Поттер, выглядывая на трибунах своих друзей, чем вслушиваясь в то, что вещает стоявший рядом директор Дурмстранга. — Он же должен с Джереми стоять.
— Не знаю, — мотнул головой тот. — Небось где-то застрял с Поттером-старшим и Уилсон своей.
Гарольд невнятно что-то промычал в ответ — куда больше Грозного Глаза его интересовала Гермиона Грэйнджер, пробиравшаяся к лестницам с зрительских трибун. Похоже, Драко с Роном хватило ума отправить ее подальше от эпицентра возможной опасности. И за это им тоже спасибо.
— Не отвлекайся, — одернул его Каркаров. — Сейчас Бэгмен объявит начало турнира.
С появлением на помосте бессменного комментатора Турнира, Людо Бэгмена, зрительская трибуна взорвалась овациями. Поттер только поморщился.
Раздражение нарастало.
Конечно, они там все радуются, что четверо неудачников — а как их всех, вляпавшихся в такую передрягу, еще назвать? — отправятся бродить по напичканному Мерлин знает чем лабиринту. А потом кто-нибудь один вернется и, неимоверно крутым жестом смахнув со лба истинно геройский пот, продемонстрирует завоеванный Кубок Турнира.
И тогда можно будет радостно вопить до сорванной глотки, гордясь за себя и свою школу. Можно будет ощущать собственную причастность. Можно будет доставать круглые сутки и набиваться в друзья к получившему известность и признание студенту из своей школы. И получив от ворот поворот — грязью поливать за его спиной.
Это все Гарри уже проходил на примере своего брата — настоящих друзей, как таковых, у него не было. Или сам рассорился — как с Терри Робертсом, или судьба развела — как с Дэви Марксом. И остался он в результате — гол как сокол — с одними только Джинни, которая еще может подрастет, поумнеет и тоже уйдет, и Гермионой, которая и помогает-то только из жалости.
Хуже девчачьей жалости только жалость сверстников-ребят, но и от первой толку мало.
— ...Итак, первым на покорение лабиринта отправляется мистер Седрик Диггори. Напомню, уважаемые зрители, — вдохновлено вещал Бэгмен, — благодаря высоким баллам, выставленным ему судьями в прошлом туре за участие в спасательной операции на дне Большого Озера, он вырвался в лидеры турнира. Удачи вам, мистер Диггори!
Седрик с улыбкой оглядел неистовствующие зрительские трибуны, махнул на прощание друзьям рукой, кивнул кому-то из знакомых — Гарольд только презрительно фыркнул и глаза закатил на всю эту показуху — и вошел в лабиринт.
Профессор Спраут умиленно промокнула уголки глаз безразмерным зеленым в коричневых разводах платком и помахала им вслед своему студенту.
— Напоминаем вам, уважаемые зрители, что в целях безопасности периметр патрулируют отряды авроров и часть преподавательского состава школы Хогвартс, поэтому если вы заметили опасность, достаточно будет выпустить красные искры из волшебной палочки. То же самое относится и к Чемпионам: если вы окажетесь в беде...
— Уже в который раз повторяет, — пренебрежительно хмыкнул приближавшийся со стороны Флер Аластор Грюм. — Они там все совсем от страха с ума посходили, что ли?.. — он неодобрительно покачал головой.
Флер, скривившись, отступила назад, пропуская вальяжно прошествовавшего мимо Грозного Глаза.
— А ты, Поттер, — он ткнул пальцем в сторону Гарри, — помни, зачем в турнире участвуешь.
— Грюм, да это ты тут с ума сошел! Сам же все планы сорвешь! — вспыхнул Каркаров. — Какой гхаки...
— Цыц, умертванец! — гаркнул на него Грозный Глаз, подходя к ним.
И Гарольд отчетливо понял, почему так морщилась Флер — от Грозного Глаза ощутимо разило Огденским виски.
С вполне уверенной походкой и серьезным, собранным взглядом это не вязалось никак. Ну разве что это только перед ними Грюм делал вид, что он пребывает в относительно трезвом уме, а гипотетическим шпионам-Пожирателям достанется исключительного качества актерская игра в аврорскую высокопоставленную пьянь.
— Не забудь, парень, ты тут ради своего брата, — дохнув в сторону Поттера перегаром, наставительно произнес Глава Аврориата, — а не чтобы эти умертванские крысы потом кубком Турнира Трех Волшебников у себя дома хвалились.
— Между прочим, сейчас это мой ученик, который обязан принести победу своей школе! — директор Дурмстранга полез за своей волшебной палочкой. — Думай что несешь, Грюм!
— Окстись, говорю, — презрительно фыркнул тот. И напряженно-ясным взглядом — как будто от него не разило, как от магического спиртзавода — смерил с ног до головы Гарри. — На первых шести развилках иди на запад, — четко произнес он.
И, чуть покачиваясь, прошел дальше — к посеревшему от волнения Джереми, который, похоже, уже меньше всего хотел лезть в лабиринт и защищать честь школы.
— Совсем старый пень с катушек слетел, — презрительно сплюнул ему вслед Игорь Каркаров. — Странно только, что Джеймса Поттера и этой Уилсон нет. Где их носит?
— Наверняка целостность чар решили еще раз проверить, — безразлично пожал плечами Гарольд.
На самом деле он догадывался, по какой причине эти двое могли задержаться — уж как раз в этом-то никакой странности и не было.
Собственно, он лет эдак с восьми знал — много куда совал свою любопытный нос, и успел убедиться, что откровенно жутковатая внешность Пэтти Уилсон (тогда еще Маркс) если ей в жизни и мешала, то только в школьные времена.
А его отцу иногда так и вообще ничто не могло помешать.
— Следующим в лабиринт отправляется мистер Джереми Поттер. Удачи и вам, мистер Поттер, Хогвартс болеет за вас! — напутствовал Бэгмен Джереми.
Трубины взорвались криками и аплодисментами.
Хогвартс болеет и еще как. Целый Мальчик-Который-Выжил, ну как же...
Только Гарри в непосредственной близости было видно, как откровенно трусит братец, нехотя шагая по направлению к входу в лабиринт.
В принципе, он ничуть не осуждал Джереми за это. Даже больше того — страх свидетельствовал о том, что у брата голова на плечах все-таки есть, и наследственный кретинизм Джеймса Поттера не так ярко выражен.
— Готов идти? — тихо спросил Каркаров.
Он вообще себя по отношению к Гарри вел на удивление сдержанно и даже как-то более дружелюбно. На это, конечно же, была вполне себе весомая причина в виде валяющегося в Больничном крыле под Оборотным зельем Крама, но было и кое-что иное.
То, что Поттер ненавидел с самого детства, еще до Хогвартса и до всего, что случилось.
Когда они еще жили всей семьей, и маленький Гарри никак не мог из дома никуда деться, как бы он этого ни хотел, приходилось терпеть множество вещей. Начиная с хвостом ходившего за ним со своими дружками братца и вечно раздраженного отца с отстраненной, пребывающей глубоко в своих собственных мечтаниях матерью и заканчивая гостями из Аврориата, вечер через два непременно заглядывающих к отцу в гости.
Пока они собирались дружной толпой в гостиной или у Джеймса в кабинете, чтобы наболтаться за весь день о том, как им все надоело, как мало платят честным аврорами и как зажралась вся верхушка Магического правительства, доля пристального внимания перепадала не только Джереми, но и Гарри. И внутрисемейным отношениям Поттеров вообще.
Гарри все это время удивлялся, как при абсолютной невозможности в аврорской среде утаить хоть что-то из своего прошлого и удержать при себе какие-либо сугубо личные моменты из жизни, почти никто не знал о том, что его мать Грозный Глаз на высокий пост в Аврориате пропихнул исключительно из-за серьезной протекции со стороны Дамблдора.
В первую очередь в шоковое состояние приходили те, кто близко с Джеймсом и Лили знаком не был, либо же соприкасался исключительно в рабочих условиях. Для них картина "идеального семейства" двух самых известных грюмовых ставленников разлеталась вдребезги в течение первых же пяти-десяти минут.
Помимо вышеперечисленных, среди друзей и знакомых Джеймса Поттера, как ни странно, совсем редко попадалась и люди более или менее адекватные. Ну или просто их не успевали еще на тот момент настолько испортить служба и коллектив. Вот этих-то Гарольд ненавидел еще сильнее — за то, что они понимали, что в дружной и распрекрасной семье Поттеров все не так ладно, и пытались вмешаться, а не игнорировали происходящее с постной миной на лице и вздохом в стиле "Какие ж нынче неблагодарные дети пошли!". За то, что видели в еще-одном-Поттере не маленькое чудовище-змееуста, а брошенного и забытого ребенка.
О, Великая Моргана, как же Гарри их ненавидел!
Потому что нечего было без спросу чужую правду на свет Мерлинов вытаскивать.
Они искренне жалели, они пытались наставить Джеймса на путь истинный... Что с практически стопроцентной вероятностью приводило к разрыву отношений, потому что рядом с постоянно капающими на мозги на тему неправильного подхода к воспитанию сыновей товарищами Поттеру-старшему было категорически неуютно.
А он комфорт любил. И хорошее, верное ему и его взглядам окружение.
Но перед тем как звучно, с руганью и упоминанием родственников друг друга и их отношений вплоть до десятого колена, разругаться с Джеймсом и объявить друг друга врагами на всю жизнь, слишком-умные-друзья успевали своим бесполезным сочувствием как следует испортить жизнь Гарольду.
Тем, что жалостливо смотрели и пытались втюхнуть в обход отца какой-нибудь мелкий подарочек. Детям же принято всякие финтифлюшки дарить, разве нет? А детям богатых авроров — богатые финтифлюшки. И конечно, никто не учитывал, к чему это приведет у Поттеров, если какой-нибудь навороченный подарочек попадал не в руки к Джереми.
Еще жизнь Гарри портили тем, что пытались до Джеймса достучаться и преподнести успехи второго (вообще-то — старшего и первого, если уж заходить с формальной стороны) сына с положительной стороны. Вон, мол, умник какой растет — несмотря на то, что вовсе не Мальчик-Который-Выжил и который же день-деньской рассекал на метле на заднем дворе. Гарри после таких задушевных бесед между взрослыми доставалось за то, что он ко всем лезет со своими темномагическими штучками.
Еще все сильно осложнялось тем, что потерпев неудачу с Поттером-старшим, друзья-авроры обязательно лезли к Лили. И она, снедаемая острым приступом жалости к себе и чувством вины за то, какая она отвратная мать, либо отправлялась плакаться на жизнь подругам со школы, успешным слизеринкам, у которых все в жизни шло, как по маслу, либо устраивала разборки Джеймсу. И все скатывалось в очередной скандал, от которого точно никому ничего хорошего не выходило.
А еще больше все эти умные, честные и благородные взрослые, которых лучше бы и не было вовсе, портили жизнь маленькому Гарри тем, что лезли к нему со своим дурацкими утешениями. И заверениями, что, мол, вот подрастет он немного (и родители поднатореют в воспитании слегка), и все у них наладится...
Ну как же. Наладилось.
Все это Гарри раздражало неимоверно — он и так знал, что надо держаться, надо терпеть и совершенствоваться. Что надо зубы стиснуть и лезть вперед. Это ему и без чужих подсказок давно было известно. А сующие свой нос не в свое дело взрослые только сбивали его с накатанной дорожки "Я вам не нужен? Вот и вы все мне не нужны!".
Это все было так давно, так противно и болезненно — по-детски обидно и неприятно — что столкновение с тем же самым уже определенное количество лет спустя, после того, как на него рукой махнули (и чему Гарольд был несказанно рад), выбивало из колеи.
Каркаров его, кажется, жалел.
Жалел, мантикора его задери!
Совершенно чужой человек, не Снейп-старый-друг-матери и не Люпин-крестный, не все те люди, с которым Гарри был худо-бедно знаком и кого он считал эталоном адекватности.
Жалел точно так же, как и те единичные нормальные взрослые, чудом попадавшие в компанию к Джеймсу Поттеру и со свистом из нее вылетавшие. Просто как ребенка жалел — как того самого ребенка, которым Гарольд себя никогда не считал и считать не хотел вообще.
Жалел несмотря на все те пакости, которые Поттер вытворял по отношению к всей Дурмстрангской общности в Хогвартсе.
Жалел — и все тут. Совершенно иррационально. Банально постояв пару минут на общем собрании у Дамблдора и понаблюдав за распределением ролей в грядущей пьесе "Третий Тур и Все-все-все".
