В начале пути

До отбоя больше не случилось ничего, достойного внимания. Конечно, удалось перехватить несколько немецких и австрийских радиограмм, но все они были зашифрованы, и ключ к этому шифру отсутствовал. Правда, шифровальщик — лысый индиец — утверждал, что дня за два-три он с ним справится, но это особого значения не имело...

Сдав вахту, Джанет выбралась на палубу и принялась рисовать. На сей раз моделью служил Смайли, ненадолго оторвавшийся от своих обожаемых дизелей и проверяющий баллоны. Рыжий йоркширец насколько ушёл в работу, что не замечал ничего вокруг — и Джанет его понимала. Водород невнимательности не прощал — гибель "Цеппелина VI" была тому прекрасным доказательством... А до предела сосредоточенный офицер был отличной моделью.

— Всё рисуешь?.. — Кэт уселась на палубу рядом с подругой. — Слушай, можно твои рисунки посмотреть, а то я давно ничего нового не видела?

— Угу... — Джанет, не отвлекаясь, продолжила рисовать. — Тихо?

— Ничего интересного, — подтвердила Кэт. — Так-то болтовни много, но почти вся — наша или американская, пару раз русский крейсер слышали, причём он, похоже, на Балтике...

— Записала? — спросила блондинка, не отрываясь от рисунка.

— А как же! — Кэт привалилась спиной к рубке. — Знаешь, Джей, я устала... Ни конца, ни края этой войне, люди гибнут, а фронт стоит... Может, плюнуть на всё, да попросить перевода в Азию? Как думаешь?..

— Дело твоё, но мне будет жаль терять подругу — я никуда не поеду, по крайней мере, сама. Ты же знаешь...

— Знаю... — вздохнула Кэт. — Поэтому и не прошу о переводе. Отец так и не пишет?

— Нет, — Джанет отложила рисунок и теперь отрешённо смотрела на закат. — Глухое пуританское упорство, с которым он следует замшелым догмам... Знаешь, я, конечно, тоже не очень хорошо поступила, но в тот раз он перешёл все границы. Заявил, что если я ему не подчинюсь, он запретит мне рисовать! И я не выдержала, хлопнула дверью и ушла... И всё надеюсь, что он одумается и мы хоть поговорить сможем. Если бы только я могла спокойно всё изложить...

— Может, ещё получится... — Кэт вздохнула. — Тебе хоть есть, с кем мириться...

Кэтрин Райс, в отличие от лучшей подруги была круглой сиротой... Почему, собственно, и оказалась на Скале. Обычная история — по крайней мере, для второго десятилетия двадцатого века, когда новая война вспыхивала раньше, чем заканчивалась предыдущая.

Девушки молчали — говорить было не чем, да и не хотелось. Праздную болтовню война убила ещё в самом начале...

— Интересно мне, мы что-нибудь ещё услышим?

— Даже если и нет, мы уже своё жалование отработали, — Джанет затянулась. — Конвой в любом случае разгромили, так что... Я вообще предлагаю жрать и спать, пока вахта не наша.

— Матрос спит, а служба идёт, да? Пошли...

Джанет тяжело вздохнула, сняла с вешалки бушлат и набросила поверх одеяла. Опять кошмары... Она не помнила, что именно ей снилось — и была только рада этому, но мерзкое ощущение никуда не девалось...

— Кошмары? — тихо спросил с нижней койки Слай.

— Ага... — девушка отвернулась к переборке. — Твоя вахта, между прочим, всего через полчаса.

Поворочавшись несколько минут, Джанет снова заснула — и спокойно проспала до побудки. Кошмары не повторялись, но неприятное чувство никуда не делось, и Джанет, наспех проглотив завтрак, снова устроилась за радиостанцией.

Вахта закончилась в полдень, и за это время не удалось поймать ничего полезного. Джанет уже собралась снять наушники, когда её внимание привлекла едва слышная морзянка. Хорошо знакомый код... Которого здесь быть не могло.

— Азимут сто восемьдесят, австрийский шифр!

— Азимут сто восемьдесят, приём! — повторила Кэт в микрофон. — Сто восемьдесят точка три!

— Далеко на юге... — оценил штурман, проведя на карте линии пеленгов. — Подводная лодка?

— Похоже, но как она туда забралась? — Кэт прикрыла рукой микрофон. — А главное — с кем она связывалась? С немецкими станциями в Африке?

— Да не важно, — Кэт заработала ключом. — Главное — предупредить штаб, что на юге неучтённая подлодка есть.

— Или нас хотят заставить в это поверить, — озвучила Джанет неожиданную мысль. — Мне что-то не нравится в этой передаче... Лодка? Может быть, но мне кажется, передача шла с немецкого торгаша, который уйдёт в Виндхук или ещё куда, а мы будем ловить фальшивку.

— Хочешь сказать, докладывать не стоит? — в рубку заглянул Гейл.

— Да нет, надо, конечно, только добавить, что это может быть фальшивка, и пусть Адмиралтейство думает, — блондинка пожала плечами. — Им за это деньги платят, не нам...

Ещё вахту спустя Смайли выбрался из машинного отделения и доложил, что топлива осталось только на возвращение в Гибралтар.

— Мисс Джонс, запросите ноль третий, — распорядился Гейл.

— Так точно! — Кэт затрещала ключом и через несколько секунд доложила:

— Начато развёртывание, готовность десять минут.

— Превосходно. Через десять минут приступить к свёртыванию.

Десять минут спустя Джанет лежала на палубе, смотрела, как неторопливо опускается аэростат с антенной и перебирала в памяти события недолгого, но насыщенного плавания. В общем, она была довольна результатом — всё работало, и работало правильно. Идея с аэростатом себя оправдала полностью, правда, трос стоило бы сделать подлиннее. С другой стороны, одного аэростата явно мало — нужен хотя бы один запасной, причём вместе с антенной... Но самое главное — топливо. Дизель не слишком прожорлив, но два дизель-генератора для питания радиоаппаратуры плюс три собственных бензиновых мотора — не самое удачное сочетание для семидесятитонного кораблика. Надо ставить дизели... И строить специальные корабли для разведки.

— Стэнли, — Джейн резко встала. — Я могу поработать на твоей машинке? Надо составить отчёт...

— Пожалуйста, — кивнул лейтенант. — Только ленту поменяй, как закончишь — мне ещё самому печатать, а она бледная, как Смайли с похмелья.

— Эй, я бы попросил!.. — возмутился механик, не отрываясь от лебёдки.

Джанет улыбнулась — поход не был лёгким, но он закончился, и можно немного расслабиться — пусть и только немного, ведь им ещё предстоит вернуться в гавань...

— Ну разве мы не молодцы? — шёпотом спросила девушка, бросив последний взгляд на почти спустившийся аэростат. Тот дёрнулся — как будто кивнул, и Джанет, улыбаясь, ушла с палубы...

Рокуро. IV

Осенняя Манчжурия была довольно неприятным местом. Тихо выругавшись, Рокуро подбросил дрова в печку и протянул к ней руки.

— Что на улице? — вяло осведомился Ичиго, собирая винтовку.

— Пыльно и холодно, — ответил Окадзима, расстёгивая шинель. — И пусто. И ещё день пути до Харбина...

— Там мы встанем надолго, — Куросаки клацнул затвором и принялся снаряжать магазин. — Что с ходу Харбин не взять — даже в штабе понимают... Так что встанем мы там очень надолго, как бы не до весны. А манчжурская зима... Вот что я тебе скажу, кохай: зимой ты в этой шинели насмерть замёрзнешь быстрее, чем "ксо" сказать успеешь. Тут даже русской шинели мало будет...

— Могу представить, сэмпай, — Рокуро поёжился, снял с печки котелок с чаем и щедро плеснул в него дешёвого авамори. — В Токио зима такая, как тут осень... Как думаешь, дойдём завтра до Харбина?

— Да может, и дойдём, кто знает?

Линия фронта развалилась, взломанная самоубийственной атакой императорской гвардии, но Окадзиму не оставляло подозрение, что русские ждали этой атаки и просто пропустили, позволив элитным войскам сложить головы в откровенно бесполезных боях... Так ли, или атака действительно была неожиданной — но Великое Манчжурское наступление началось.

— Куросаки, Окадзима! — сотё выскочил непонятно откуда. — Заступаете на пост в два часа!

И столь же непонятным образом исчез.

— Он ёкай, — убеждённо заявил Ичиго. — Точно тебе говорю — самый натуральный ёкай. Может, даже они...

— Ну да, только они может поставить ни в чём не провинившегося солдата в ночной караул... Ладно, раз уж нам позволили отдохнуть — я лично сплю. — Рокуро улёгся около печки, завернулся в шинель и мгновенно заснул.

Проснувшись, Рокуро вытянул из кармана часы — без четверти два, можно спокойно поесть... Если удастся разбудить рыжего сэмпая, разумеется.

— Вставай, пора в дозор! — он толкнул товарища прикладом, затем — ещё раз, сильнее. Куросаки выругался, открыл глаза и поставил на печку котелок.

— И чего тебя надирает? — Ичиго отхлебнул разгоревшегося чая и закурил. — Ещё бы десять минут можно было поспать...

— Зато спешить не придётся, — Рокуро отобрал у товарища котелок. — Пошли уже.

— Пошли, — согласился Ичиго, застёгивая шинель. — У тебя авамори ещё остался?

Пасмурная и холодная манчжурская осенняя ночь сомкнулась вокруг солдат. Разводящий ушёл, и Рокуро поудобнее перехватил винтовку. Два часа скуки — если, конечно, им повезёт. Если им повезёт, караул пройдёт без происшествий. Но если нет... Ну, тогда им не повезёт.

Выживание караульных всегда было делом сомнительным.

Рокуро свистнул, выслушал ответ и двинулся дальше. Что ж, пока всё спокойно. Пока им везёт...

В очередной раз вернувшись, Рокуро протянул руки к горевшему в яме тусклому костерку и сказал:

— Тебе не кажется, что что-то не так?

Ичиго не ответил. Он лёг, прижавшись ухом к земле, и зажмурился. Окадзима последовал его примеру... И тотчас же вскочил, пинком сбросил в костёр всё заготовленное топливо и выстрелил в воздух.

— Тревога!

Глухие удары сотен копыт не спутать ни с чем, и не японская кавалерия бешеным галопом приближалась к проснувшемуся лагерю...

— Тревога!

Кто-то успел схватить винтовку, кто-то выхватывал меч — между криком часовых и свистом монгольских сабель не прошло и полминуты.

Монголы. Азиатская дивизия. Две с половиной тысячи всадников, внушавших страх всему Востоку...

Всё это Рокуро знал, знал и то, что монголы не выдержат затяжного сражения — но всё это знание было абстрактным. А накатывающаяся на лагерь с криком "Махгал!" лавина — предельно конкретной, оскалившейся саблями реальностью.

Он успел выстрелить дважды — но третьего пришлось встречать штыком. Пропоров лошади бок, Окадзима шарахнулся в сторону и назад, выстрелил монголу в спину и бегом бросился к центру лагеря, где стояли повозки и грузовики обоза. Туда, где будет хоть какая-то защита... Последний выстрел, судорожный взвизг раненого коня, клацанье затвора, щелчок пружины магазина — он снова готов стрелять.

И успевает сделать только один выстрел.

Рокуро не понял, на кого он налетел — но пока он отбивал стволом саблю, из-за его плеча выскользнула катана, полоснувшая врага по горлу.

Это оказалось очень удобно — стоя спина к спине, отбивать монгольские сабли катаной и винтовкой. Рокуро понятия не имел, чью спину прикрывает, да это его и не волновало — свой, а всё остальное неважно. Вокруг кипел бой, лязг клинков, хлопки выстрелов и крики рвали ночь в клочья, что-то горело, болела левая рука — но всё это оставалось на краю сознания. Здесь и сейчас было только сражение...

А затем всё неожиданно кончилось.

Миг назад он отбивал чей-то клинок — а сейчас стоит, тяжело дыша, и пытается остановить кровь, хлещущую из обрубков пальцев.

— Дай сюда, — напарник отобрал у него бинт, и только в этот момент до Окадзимы дошло, кто был рядом с ним...

— Тайса-сан!..

— Молодец, очень тебе благодарен, но сейчас — бегом к Акаги! — приказал Хироэ. — Всё остальное — потом.

— Слушаюсь!

В расположении полкового лазарета царил управляемый хаос. Кто-то шёл, кого-то несли — а кого-то и уносили. Неподалёку послышалась знакомая брань, и Окадзиме сразу стало легче — друг и наставник жив и более-менее здоров...

Сама Акаги была занята, и Рокуро попал в руки одного из её помощников — хмурого здоровяка по прозвищу Мясник. Мясник только что не обнюхал руку и сообщил:

— Надо резать. Эфира нет, так что на, выпей залпом.

Взяв флакон, в котором было около полутора го спирта, Рокуро глубоко вдохнул и в пару глотков опорожнил его. В голове почти мгновенно зашумело, мир перед глазами подёрнулся туманом и поплыл, боль исчезла, на душе стало невероятно легко... Он почувствовал немедленную потребность поделиться с Мясником какой-то непристойной байкой, так и не вспомнил её и решил, что лучше будет вздремнуть — утром вспомнит...

Утро оказалось весьма болезненным. Болела левая рука, болела голова, во рту какая-то тварь устроила общественный клозет, безумно хотелось пить...

— Поздравляю, нито хэй, вы очнулись, — Акаги, как обычно, была чем-то недовольна. — Как вы себя чувствуете?

— Как будто Мясник меня дерьмом лечить пытался... Простите, Акаги тюи-доно! — Окадзима сел и тут же скривился.

— Чистый спирт уступает эфиру, как ни старайся, так что не стоит извиняться. Дайте руку, — медик сняла повязку и принялась осматривать раны. — Что ж, Гиноза в очередной раз подтвердил свою репутацию. Прекрасный шов... Болит?

— Болит, — согласился Окадзима. — Но голова болит сильнее...

— Это хорошо, — Акаги кивнула. — Пей и можешь идти.

Она протянула большую кружку кофе, в которую Рокуро моментально вцепился и в несколько глотков опустошил её. Головная боль отступила, зато сразу появились вопросы...

— Акаги тюи-доно, чем кончился бой?

— Триста убитых, почти четыреста раненых — при этом всякую мелочь я не считаю — и в Харбин мы не попадём.

— А...

— Твой приятель среди тех, кого я не считаю. Он попытался вытащить всадника из седла, когда выронил винтовку, и его укусила лошадь. За левую ягодицу. — Акаги, похоже, очень радовал такой оригинальный случай.

— Так мы отступаем?! — Окадзима вскочил, мимоходом порадовавшись, что на нём есть хотя бы фундоси.

— Фронт рассыпался, русские и китайцы повсюду, и единственное, почему мы ещё здесь — Бог Войны желает похоронить всех погибших в братской могиле.

— Бог Войны?

— Генерал барон Роман Унгерн фон Штернберг, командующий Азиатской дивизией, воплощённый хранитель Учения... А теперь одевайся и проваливай — завтра явишься на перевязку.

Первым, кого Рокуро встретил, выйдя из лазарета, оказался Куросаки — злой, как все демоны Преисподней. Как оказалось, кто-то попытался шутить на тему его раны, а избить шутника ему не позволили. Большое того — у него попытались отобрать трофейную саблю, но тут уж рыжий взбесился и пригрозил дойти до самого императора. Угроза сработала и его оставили в покое, но заставили собирать убитых...

— Нас поимели, как портовую шлюху, — сообщил Ичиго, едва увидев приятеля. — Фронт разорвали в клочья, нам ещё повезло — Второй Токийский вырезали почти полностью, генерал Хонго не покончил с собой только потому, что тэнно личным рескриптом запретил ему, русские у нас в тылу — короче говоря, мы в такой заднице, какой я раньше не видал.

— Я много пропустил?

— Только завтрак и порцию сакэ, но судя по твоему виду, тебя это не сильно огорчит.

— Не огорчит, — согласился Рокуро, потирая висок. Есть и впрямь не хотелось. Хотелось кого-нибудь убить, желательно — жестоко и кроваво. А потом поглумиться над трупом... А потом...