В начале пути

Солнце бьёт в спину, бросая длинные тени на брусчатку площади, играет на трубах музыкантов, острыми искрами рассыпается на штыках и саблях кавалерии. Воздух заполнен музыкой и слитными шагами сотен ног — союзная армия марширует мимо наспех сколоченной трибуны, задрапированной флагами.

"Летающие Тигры" возглавляют сводный отряд американских лётчиков — единственные, кто здесь в полном составе, по какой-то неведомой прихоти командования.

Ребекке наплевать — по какой. Сейчас важно только одно — держать строй, чувствуя мостовую под ногами и плечо товарища рядом. Мысли и чувства, разговоры и молчание — всё это будет потом. А сейчас есть лишь чеканный шаг и совершенное, незамутнённое ничем торжество.

Они победили. Они прошли шесть лет ада, теряя товарищей и балансируя на лезвии бритвы, но они выжили — и победили. Война окончена, и не будет больше гонки со с смертью, не будет кашляющего лая пулемётов и треска рвущегося перкаля, не будет бесконечных часов ожидания на земле и в воздухе и безумных секунд воздушного боя...

Война окончена, и победители наслаждаются победой.

Скоро неверная солдатская судьба рассеет демобилизованных по всему миру, и многие из них никогда больше не увидят друг друга, но всё это будет потом — а пока что они вместе, плечом к плечу, шагают по пыльной брусчатке Сайгона. Отдают честь стоящим на трибуне командирам и просто радуются.

Ведь они победили...

Прямо с парада "Тигры" отправились в лучший ресторан Сайгона, где закатили грандиозное пиршество, процентов на восемьдесят состоящее из алкоголя. Поздравляли вернувшихся, поминали не вернувшихся, пили за техников и оружейников, за конструкторов... И закончили поздно ночью, когда ресторан всё-таки закрыли, не без труда выставив разгулявшихся военных.

Ребекка смутно помнила, как вернулась к себе, однако этого было вполне достаточно, чтобы быть уверенной в том, что она ничего не начудила.

— И не подцепила никого... — проворчала она, придирчиво изучая своё отражение. — Теряешь хватку, подруга...

Приведя себя в порядок, Ребекка вытащила из сумки документы, заправила в машинку бумагу и принялась печатать. Печатала она небыстро, но и работы было немного, так что вскоре, прихватив бумаги самолёта и два заявления, она отправилась к комэску.

Стинг — уставший и мрачный — заявления принял.

— Ты очень вовремя, — сказал он, выписывая чек. — Завтра нас официально распустят, и тогда уже продать свою долю не получится... Так что сегодня мы сами нашу эскадрилью распускаем — кстати, подпиши.

— Декларация о роспуске? — Ребекка пробежала глазами текст, поставила свою подпись и забрала чек. — Держи. Фреда не видел?

— У себя должен быть, а что?

— Да так, пара вопросов. Личных...

— Только не забудь, что церемония в пять, — кивнул Стинг.

Дикинсон действительно был у себя — собирал вещи и тщательно уничтожал все следы своего пребывания.

— Надумала? — только и спросил он.

Ребекка молча кивнула, и Фред, вырвав из блокнота листок, быстро написал несколько строк.

— Держи, — протянул он ей записку, — здесь всё, что нужно.

Ребекка не глядя убрала записку в карман и ушла. Не оглядываясь...

И снова ожидание — но теперь уже совсем другое. Завершилась эпоха, новый мир восстал из кровавой купели... И она сейчас — одна из небрежно стряхнутых капель, всего лишь.

Было ли место для неё в этом новом мире? Неизвестно — но если и нет, она вырвет его своими руками. Точно так же, как пришлось бы и в старом мире — только шансов было бы меньше...

Попытки представить будущее никак не мешали Ребекке собираться — она не собиралась задерживаться ни на миг дольше, чем это необходимо. Ей больше нечего делать здесь — и в крохотном бунгало, ни в Сайгоне, ни во всём Индокитае... Если, конечно, адрес в записке не здешний.

Бросив взгляд на часы, Ребекка достала записку и развернула её. Сиам, Бангкок. Короткий адрес и фамилия, приписка: "Прозвище за пароль идёт". Ничего лишнего... И ничего личного — вот уж следы Фред Дикинсон заметать умел всегда.

Ещё один взгляд на часы — и Ребекка, поправив юбку, снова завязала галстук и надела китель. Пора.

Двенадцать человек застыли в строю, преданно поедая глазами молодого, но уже поседевшего пехотного майора с плоской шкатулкой в руках.

— Леди и джентльмены! — заговорил майор. — За проявленные отвагу и доблесть личный состав добровольческой эскадрильи "Летающие Тигры" награждается Крестом лётных заслуг.

Голос у майора был тихий и хриплый — такой бывает у людей, которым не повезло обжечь горло. Отдав честь, он открыл шкатулку и двинулся вдоль строя, прикалывая награду, пожимая руку, коротко поздравляя и получая в ответ банально-уставное "служу Соединенным Штатам!" Коротко, без лишних церемоний — какие церемонии между своими? А майор, кем бы он ни бы, для "Тигров" был именно своим... Точно так же он провёл все шесть лет на фронте, и точно так же его ждало скорое увольнение — и точно так же ему будет нечего делать в мирной жизни — всё это Ребекка увидела в его глазах.

Вручив последний крест, майор отошёл к автомобилю, а Стинг, выйдя вперёд, заговорил:

— Война окончена — и вместе с ней окончена история нашей эскадрильи. Шесть лет назад мы объединились, чтобы помочь европейским нациям отстоять свою свободу. Мы пришли по зову сердца, не по приказу, еще не зная, что наша страна сама окажется втянута в войну спустя считанные дни после её начала. Мы сражались, теряли товарищей, радовались каждой прожитой минуте... Но война окончена, и мы снова можем вернуться к мирному труду. Леди и джентльмены, мне искренне жаль произносить эти слова, но мы приняли это решение сообща, и теперь мне остаётся лишь озвучить его: добровольческая эскадрилья "Летающие Тигры" распущена. Я не прощаюсь — я более чем уверен, что наши пути еще не раз пересекутся в мирной жизни, и , вспоминая эти славные и страшные дни, мы сможем сказать: нет уз крепче боевого братства!

Обычное парадное суесловие — но здесь гость из Вашингтона, не скажешь же: "Молодцы ребята, пошли, закатим отвальную, да так, чтобы в аду жарко стало!" Именно это и должен был сказать Стинг, и именно это он и сказал — вот только услышали его лишь свои... И даже пехотный майор прекрасно его понял, но стенограмму увидят те, кто не поймёт, да и не должен понимать...

— Вольно!

Стоя на палубе, Ребекка курила, вспоминая прощание с эскадрильей. Грандиозного гуляния не получилось — весь запал был истрачен вчера, после парада. Собрались, выпили, потрепались, вспоминая разные забавные случаи, помянули погибших и разошлись. Не оглядываясь...

И не было смысла о чём-то говорить и что-то обещать — всё давно было сказано и обещано. Может быть, их пути ещё пересекутся, может быть — нет, но это неважно. Нет больше "Летающих Тигров" — и нет больше в мире ничего, что было бы важно...

Докуренная сигарета полетела за борт, и Ребекка отвернулась от моря. Через два дня она будет в Бангкоке, а дальше... А дальше — снова неизвестность. Снова, как на войне, нет смысла загадывать дольше, чем на день-другой вперёд. Нет смысла и нет нужды — всё равно случится то, что должно случиться. А раз так — нет нужды беспокоится о будущем... Тем более, что ближайшее будущее обещает только два дня корабельной скуки. Несколько секунд размышления, не выкурить ли еще одну сигарету — и Ребекка, решив, что не стоит, спустилась в каюту — в багаже имелось несколько книг, купленных по дороге в порт.

Захлопнув книгу — исключительно бредовый детектив про гениального преступника со столь же бредовым именем Фантомас — Ребекка оставила её на столике в каюте, подхватила чемодан и поднялась на палубу. Швартовка завершена, вот-вот спустят трап — и она снова уйдёт, не оглядываясь.

Бангкок трудно было назвать впечатляющим городом — до Сайгона ему было далеко, и невольно возникал вопрос — если такова столица, то как же выглядит всё остальное? Точно так же застыло во времени, как провинциальный Индокитай? Или, подобно столице, стало невнятным смешением всех возможных стилей? А впрочем, какая разница?

Нужный адрес нашелся быстро, И обитавший в искомом доме невысокий пухлый китаец, услышав, по чьей рекомендации пришла гостья, сделался необыкновенно предупредителен (и кобура, выглядывающая из-под куртки, отношения к этому не имела).

Он провёл ее в комнату, распорядился подать чай, и дождавшись, пока Ребекка сделает первый глоток, отпил сам и заговорил:

— Относительно вашего первого вопроса я имею удовольствие предложить вам недавно списанную американской армией машину "Боинг модель шесть".

— И в каком состоянии эта машина?

— Смею вас заверить — в превосходном, — ответил китаец. — Конечно, было бы преувеличением утверждать, что он ещё в заводской смазке, но его налёт немногим больше пятидесяти часов и он не участвовал в боях...

— Звучит заманчиво, -согласилась Ребекка. — И что же еще вы имеете удовольствие предложить?

— Если говорить о самолётах, то больше ничего, — китаец развёл руками. — Но если мы о вашем втором вопросе... Я могу дать вам только один ответ — Роанапур.

— Как я слышала, это весьма... своеобразное место, — заметила Ребекка.

— Да, весьма, — согласился китаец. — Но именно это своеобразие и позволяет деловым людям заниматься там серьёзным бизнесом. Сиам — независимое государство с достаточно разумными законами, но правительство контролирует Роанапур лишь на бумаге. Законы там не действуют, и для таких людей, как мы с вами, это идеальное место. Вы же не хотите сказать, что собираетесь заняться легальным бизнесом?..

— Ну, прикрытие мне не помешает, но в целом вы правы, — возможности для легального бизнеса были исчерпаны, их Ребекка проверила ещё до отставки. — И полагаю, стоит взглянуть на самолёт.

— Конечно, — поклонился китаец. — Прошу за мной, это недалеко.

Это действительно оказалось недалеко — десять минут пешком, два квартала и спуск к речной пристани. И там, странно и неуместно смотрящийся среди лодок и нескольких катеров, стоял, едва заметно покачиваясь, биплан...

Он действительно выглядел хорошо — ровная, хотя и успевшая слегка поблёкнуть под тропическим солнцем краска, блестящий металл, натянутые туже рояльных струн расчалки...

Разумеется, внешний осмотр Ребекку не удовлетворил. Забравшись в кабину, она проверила приборы, пошевелила рычаги, а затем поинтересовалась:

— полагаю, вы не станете возражать против небольшой проверки в воздухе?

— Разумеется, но только если вы согласитесь на мою компанию, — ответил китаец.

— Раскрутите винт и садитесь, — Ребекка рывком развязала узел, выбросила швартовы на причал и вернулась в кабину.

Мотор чихнул и ровно зарычал, Ребекка, бросив взгляд через плечо, плавно двинула рычаг газа вперёд, и гидроплан, набирая скорость, скользнул по реке и легко поднялся в воздух.

Набрав высоту и сделав два круга над городом, Ребекка вернулась, легко посадив самолёт и подведя его к самому причалу. Этого было вполне достаточно, чтобы убедиться — продавец не обманывал. Машина действительно была в отличном состоянии и вполне стоила тех денег, которые требовал продавец.

— Беру, — Ребекка протянула китайцу туго перевязанный бечевкой пакет. — И комплект карт.

— Разумеется, — китаец протянул ей паку. — Здесь всё, что вам может понадобиться.

— Что ж, благодарю, — Ребекка забросила вещи в заднюю кабину, устроилась на месте пилота и крикнула:

— От винта!

Ричард. VIII

Солнце ослепительно полыхало на надраенной меди труб оркестра, рассыпалось искрами на ряби, сверкало в окнах города, подчёркивая величественно приближающиеся серо-стальные громады — Флот Соединённых Штатов возвращался в Перл-Харбор.

Война окончена.

Ричард стоял на палубе, вглядываясь в приближающийся берег и мысленно составляя рапорт. Флот ждут сокращения — это ни для кого не секрет, и ждать, пока они доберутся до него, нет смысла. Так он получит более-менее приличные деньги и несколько лишних дней, а время, деньги и снаряды — это те вещи, которых не хватает никогда...

Два часа спустя, избавившись от парадной формы, Ричард сидел за пишущей машинкой и печатал рапорт об увольнении. Шесть лет назад он не мог представить, что всё закончится вот так... Но шесть лет назад он не рискнул бы представить, что будет хотя бы завтра, не то что годы спустя — ведь недаром древние говорили, что люди могут быть живыми, мёртвыми и плывущими по морю... Но теперь его плавание окончено — по крайней мере, это. Никуда ему не деться от моря, как ни старайся... Вытянув лист из машинки, Ричард аккуратно сложил его и отправился к капитану.

— К сожалению, не вижу никаких оснований вас удерживать, мистер Дугал, — вздохнул капитан. — Мне не хотелось бы терять столь ценного специалиста, но... Как я полагаю, переубеждать вас бесполезно?

— Так точно, сэр. Бесполезно. Возраст уже не тот, пора бы и осесть где-нибудь... Да и не жалуют чёрных на флоте — ладно бы война, а вот в мирное время, боюсь, будут мне проблемы создавать, да и вам заодно, сэр...

— Да... Что ж, мистер Дугал, приказ получите дня через два-три, а пока найдите кого-нибудь на ваше место и сообщите Шепарду.

— Так точно, сэр!

А на следующий день пришёл приказ о постановке "Невады" на капитальный ремонт. Большая часть экипажа — в том числе и все артиллеристы — увольнялась, оставшиеся переводились с повышением на другие корабли...

— Вовремя ты решил свалить, ниггер, — заметил Шепард, услышав новость. — Хитрый ты...

— Да я вообще хитрый, — усмехнулся в ответ Ричард. — А знаешь, забавно вот так, без чинов разговаривать... Кстати, как там твой племянник?

— Ушёл на "Лэнгли", причём пилотом, — ответил Шепард. — Ты куда теперь?

— Да так, есть одна идея... — неопределённо пожал плечами Ричард. — Ну что, лей, счастливой службы на новом корабле. Прощайте, ребята, может, когда-нибудь ещё пересечемся...

— И тебе не хворать! — выкрикнул кто-то. Ричард ухмыльнулся в ответ, подхватил рундучок и вышел из каземата.

Неторопливо пройдя по палубе, он остановился у трапа, разглядывая портовую суету. Да, это плавание закончилось, новое ещё не началось... Миг безвременья... Закончившийся, едва Ричард ступил на трап.

Покончив со всеми формальностями, Ричард приобрёл билет на отплывающий завтра вечером пароход и отправился в отель — ночевать на улице желания не было.

Разумеется, ближайший к порту отель классом не блистал — но и цены там были соответствующие, а большего от него и не требовалось. Расплатившись, Ричард получил ключи и поднялся в номер — крохотный, зато одноместный. Задвинув рундучок под кровать, Ричард спустился в бар — поизучать местные слухи.

Разумеется, говорили в баре только о сокращении флота — других тем в Перл-Харборе не было, да и не могло быть. Говорили много, и говорили зло — и с большинством ораторов Ричард был согласен. Действительно, отправить в резерв, а то и на слом откровенное старьё — это вполне нормально, но когда в резерв выводят чуть не половину флота разом, это уже явный перебор... И чем дольше Ричард слушал, тем сильнее убеждался в том, что был прав, уйдя сам. Наконец, когда разговоры скучающих моряков начали переключаться с командиров на соседей, он встал, бросил на стойку несколько купюр и ушёл к себе.