В начале пути

— Будет налёт, — хмуро сообщила Энн, глядя в мутное небо.

— Будет, — согласилась Ребекка. — Пошли, времени в обрез...

— Будет налёт, — объявил Джейсон, собрав всю эскадрилью. — Разведка сообщает о подготовке бошей к вылету, в запасе у нас около четырёх часов.

— Какие силы? — тут же спросил Морган.

— Четыре эскадры.

— Твою мать!.. Простите, сэр!

— Вольно, Алекс. Я и сам сказал то же самое... Сопровождение, естественно, будет, так что бомбардировщики оставим французам, а сами займёмся им. Наше командование сейчас собирает всё, что можно, кое-кто даже успеет вовремя, но всё равно драться придётся насмерть.

— Сэр, а что будет на земле? — поднял руку Фред Дикинсон, заместитель комэска.

— Резня, — коротко ответил майор.

Что ж, подумала Ребекка, за осадой должен был последовать штурм — и не только воздушный... Почти половина всего бомбардировочного флота Германии вполне способна если и не сравнять Париж с землёй, то жестоко изувечить город, открыв дорогу армии. Без тыла, без дорог, без снабжения северный фронт рухнет за день-два...

— Мы их перебьём, — толкнула Энн подругу локтем в бок. — Спорим, я тебя обставлю?

— На что? — поинтересовалась Ребекка.

— На ящик виски, -ответила Энн. — Шотландского.

— Десятилетней выдержки, — уточнила Ребекка.

— Идёт, — девушки пожали друг другу руки.

Четыре часа спустя над Парижем повис вой сирен. Одна за другой эскадрильи поднимались в воздух, готовые сцепиться с надвигающейся армадой. Ребекка выдохнула, потянула ручку управления, отрывая самолёт от полосы, и расслабилась. Все заботы и проблемы остались на земле, освобождая её для битвы...

Враг появился неожиданно — как всегда в воздушном бою. Только что чужие машины были тёмными крестиками на голубом небе, а сейчас — обманчиво-массивные туши прямо перед глазами. В прицеле. Пальцы нажали на гашетку, пулемёты выплюнули две струйки свинца, а Ребекка, тут же забыв о бомбардировщике, помчалась навстречу красному триплану, столь хорошо знакомому по прежним схваткам.

— Прости, Манфред, но это твой последний бой, — шепнула она.

Газ до отказа. Правую педаль до упора в пол, пять секунд спустя — левую. Очередь. Штопор. Кабрирование. Очередь. "Альбатрос" сорвался в пике, едва не задев колёсами землю, рванулся вверх — и едва не столкнулся с "Хоуком".

Ребекка нажала гашетку.

Триплан пронёсся в считанных дюймах от неё, так что она успела разглядеть безвольно обвисшее на ремнях тело, и исчез.

Чтобы забыть о нём, девушке понадобилось меньше пяти секунд — ровно столько, сколько ушло на поиски новой мишени. Рывок вперёд, короткая очередь, боевой разворот — схватка полностью поглотила Ребекку, сжав мир до врага впереди и товарищей рядом. Вот промелькнул самолёт Энн, за которым гнался серо-голубой истребитель с двойкой на борту — Ребекка несколькими выстрелами заставила его отвернуть и набросилась на следующего германца. Вот проскочил мимо Фред, походя отогнав от неё незнакомый истребитель-биплан. Вот в прицел ворвалась туша бомбардировщика, и девушка нажала на гашетку...

Грандиозная воздушная битва распалась на множество поединков и отчаянных собачьих свалок, с исчерченного дымом неба то и дело срывалась очередная машина, на земле вспыхивали дымные султаны взрывов, безобидные с высоты... Время тянулось, словно густая патока — казалось, что безумная круговерть тянется многие часы, но когда пулемёты злобно лязгнули затворами, а стрелка топливомера на три четверти прошла красный сектор шкалы, едва минуло полчаса.

Сражение заканчивалось — расстрелявшие боезапас и истратившие топливо истребители один за другим выходили из боя и шли к аэродромам, уцелевшие бомбардировщики сбрасывали груз где попало и спешно набирали высоту...

Воздушное наступление на Париж было сорвано — из всей армады по целям отбомбилось меньше десятка машин, да и те не нанесли большого вреда. Северные и восточные пригороды Парижа пострадали куда больше — именно там падали сбитые самолёты и сбрасывали бомбы отступающие бомбардировщики... Мельком взглянув на разрушенные и горящие кварталы, Ребекка направила самолёт к лётному полю, откуда чуть больше часа назад поднялась в воздух.

Она вернулась третьей — первыми были Джейсон, потерявший половину левого стабилизатора, и Алекс, отделавшийся царапинами. Ответив на приветствие командира неуставным, но искренним воздушным поцелуем, Ребекка принялась осматривать самолёт, бурча себе под нос ругательства. Обшивка верхнего крыла слезает лохмотьями, половина расчалок перебита, правая тяга руля держится на честном слове, фюзеляж пробит в десятке мест, кое-где даже перебит набор...

— Досталось тебе... — шепнула Ребекка, положив ладонь на обшивку рядом с кабиной. — А всё-таки мы их сделали!..

"Летающие тигры" возвращались. Один за другим истребители касались земли и замирали после короткого пробега — избитые, дымящиеся, изрешеченные пулями... У машины Фреда при посадке разломился фюзеляж и пилот едва успел выбраться до того, как загорелся бензин, спешно перевязывала раненых Джина...

Истребитель с номером "пять" коснулся травы, неуверенно рыскнул, выкатился с полосы и остановился. Ребекка рванулась к машине, вскочила на крыло и заглянула в кабину.

— Энн?

Страшно бледная девушка подняла голову, взглянула на подругу.

— Восемь... — почти шёпотом произнесла она. — Устала... Я ведь... сделала тебя?.. И спать хочется...

Энн закрыла глаза, голова опустилась на грудь, рот бессильно приоткрылся...

— Энн?.. — Ребекка коснулась шеи подруги. — Энн!!

Пульса не было.

— Энн!!

— Правая почка, две пули, ещё одна — в подвздошной кости... Впрочем, вряд ли тебя это интересует, — Джина поправила простыню, укрывавшую тело. — Попади она на стол хотя бы на четверть часа раньше — я бы, наверно, смогла помочь... Если бы только она вышла из боя сразу!..

— "Тигры" не сдаются, ты же знаешь, — горько вздохнула Ребекка, положив голову на руки. — Будь я на её месте... Да чёрт возьми, я бы тоже не вышла из боя! Мы же элитная эскадрилья, будь всё проклято, мы идём до конца! "Летающие тигры" — сделай и сдохни!

— Мы не умираем, мы отступаем в ад на перегруппировку, — глухо отозвалась Джина. — Да, Бекки? Мы все такие, ты права... Мы знали, на что идём и чем рискуем, силой сюда никого не тянули — кстати, уже двадцать человек претендуют на освободившееся место, ты знаешь?

— Наплевать, — глухо отозвалась девушка. — Она мне как сестра была, понимаешь? И всё — нет её! Совсем! Проклятье, я даже глаза закрыть не могу — снова вижу, как она умирает у меня на руках!.. И она действительно меня обошла — на две победы... Я ей ящик виски должна была...

— Опять спиртное... — вздохнула Джина. — Ты его купила? Нет? Ну так потрать эти деньги на памятник ребятам, или раздай, или купи новичку нормальные пулемёты... Сделай что-нибудь в память о ней, чтобы Энн запомнили не только мы... Она уже на небесах, Ребекка, мы можем только помнить — и должны помнить — и продолжать наше дело. Её дело! Тогда её смерть не будет напрасной... Ты извини, Бекки, что я тут всякую чепуху плету, ладно? Не умею я утешать, да и никогда не умела, а Энн уж очень на дочку мою похожа была...

— Да ладно... тётушка Джина... — Ребекка подняла голову, шмыгнула носом и неловко вытерла слёзы. — Ты права — летаем и будем летать... Спасибо. Знаешь, я, пожалуй, пойду — надо всё-таки новую пятёрку принять...

Она поднялась, коротко обняла Джину и вышла из госпиталя, стараясь выбросить из головы посторонние мысли.

— Значит, это были вы... — молодой немец с Железным Крестом на мундире склонился над открытым гробом. — Пуля в сердце... Что ж, если Манфред чего-то и боялся, то только долгой и мучительной агонии. Знаете, он однажды сказал: "Я хочу, чтобы в час моей смерти со мной были двое — бескрайнее небо и прекрасная женщина"...

— На самом деле мне даже жаль, что всё сложилось так — я с удовольствием встретилась бы с ним в мирное время, — Ребекка коснулась пальцами лакированного дерева. — Увы... Мы стали бы друзьями, не будь мы врагами, но мир редко идёт навстречу нашим желаниям.

— Всё готово, мистер Рихтгофен, — заглянул в комнату солдат из охраны.

— Хорошо, — Ребекка кивнула вошедшим — Алексу и немецкому лётчику — и набросила на плечо кусок ткани. — Пойдёмте, джентльмены.

Лёгкий снег ложился погребальным покрывалом на гроб, на лафет, прятал разбитую прифронтовую дорогу...

— Прощайте, Лотар, — Ребекка протянула руку младшему Рихтгофену над гробом его брата. — Надеюсь, мы встретимся после войны...

— Прощайте, Ребекка, — Лотар поцеловал руку девушки. — Я тоже надеюсь на нашу новую встречу — на земле или в воздухе.

К вечеру случилась оттепель, и комья мокрой земли с чавканьем разбивались о крышку гроба. Ребекка, стоя рядом с могилой, хмуро смотрела в землю и молчала. Слёз уже не было, слов ещё не было, а Энн... Энн просто больше не было. Её лучшая подруга, обожаемая всей эскадрильей, безудержно любившая жизнь и никогда ничего не боявшаяся, погибла. Разум смирился с этим, чувства заглохли ещё три дня назад — и сейчас не осталось ничего. Потом она устроит тризну по названной сестре, потом будут снова пролиты слёзы, но сейчас Ребекка молча стояла и не чувствовала ничего... Так же молча она вместе со всеми подняла пистолет, провожая подругу салютом, развернулась и пошла прочь. Энн больше нет, и однажды она смирится с этим, а жизнь продолжается жизни наплевать на всё, и сейчас предстоит разговор с новичками...

Стараниями ребят из двадцати семи человек осталось трое, и теперь выбор был за ней. Ребекка зашла к каждому, перекинулась парой слов, спросила: "Зачем?" — и сделала выбор. Неожиданный даже для неё самой...

Фред Даркин, полноватый лысеющий мужичок из Нью-Йорка оказался единственным, чей ответ устроил Ребекку — он ответил: "Просто так". Он пришёл в авиацию ради того, чтобы летать — и оказался именно тем, кого Ребекка хотела видеть за своей спиной в бою.

— Собирай вещи, пятый — ты принят, — она не удержалась и поцеловала Фреда в щёку.

Ричард. IV

Стоя на корме, Ричард курил, смотрел на море и размышлял.

Дежа вю. Год назад он точно так же стоял на корме, курил и смотрел на океан — правда, другой... И сам он тогда был совсем другим. Всего-то год — и от чернокожего бродяги-философа мало что осталось. Ему казалось, что он знаком с войной — но та война была совсем другой... Испания была совсем другим противником, слишком слабым в сравнении с Осью...

— Мистер Дугал, вы свободны?

— Свободен, Джек, — Ричард затянулся. — Чего тебе?

— Да я только спросить хотел — вы давно на флоте?

— С испанской войны, — Ричард в последний раз затянулся и выбил трубку. — Только тебе-то что? Не та война, совсем не та... Ты слышал, что случилось с "Техасом"?

— Так все слышали!

— А я там был. И скажу тебе, парень, что это было до чёртиков страшно. Двадцать лет назад то ли я был понаглее, то ли пушки поменьше — но тогда мне так страшно не было... А знаешь, что самое гадкое? Самое гадкое — когда по тебе стреляют, а ты ничего сделать не можешь...

— Могу представить, — поёжился Джек.

— Не можешь, — отрезал Ричард. — И молись, чтобы этого так и не узнать... А теперь — быстро вниз, будешь затвор крутить, пока руки не отсохнут!

Пятидюймовка обычно делала девять выстрелов в минуту, но могла и десять — если расчёт напрягался как следует. И Ричард был твёрдо намерен добиться от своего расчёта именно такого результата за оставшиеся до Пёрл-Харбора четыре дня.

Расчёт напрягался изо всех сил с самого выхода из Сан-Диего, но стабильного результата выдать не мог. Впрочем, прогресс был, а долго поддерживать такой темп всё равно не получится, так что шансы у Ричарда были неплохими...

В каземате царила странная напряжённая тишина. Все расчёты выстроились у своих орудий, не отрывая взглядов от первой пятидюймовки... Вернее, от лейтенанта Бэчелора, капитана и первого офицера, стоявших рядом с ней.

— А, вот и вы, — капитан расправил усы. — Мистер Дугал, продемонстрируйте достижения вашего расчёта.

— Так точно, сэр! — гаркнул Ричард. — По местам!

Джек открыл затвор, Тим О'Брайен забросил снаряд в казённик, Патрик Пирс — картуз, Джек закрыл затвор, наводчики закрутили маховики, Ричард дёрнул шнур...

Десять практических снарядов было расстреляно ровно за шестьдесят одну секунду, и шесть из них попали в цель. Один даже разбил поплавок, из-за чего щит наполовину ушёл под воду.

— Прекрасно, — капитан опустил секундомер. — Великолепный результат, мистер Дугал. Сразу виден боевой опыт...

— Благодарю, сэр, — Ричард отдал честь.

— Джентльмены, берите пример с этого расчёта, — обратился капитан к артиллеристам. — Мистер Фридман, ваш черёд продемонстрировать ваши навыки...

Капитан и его помощник прошлись по всему каземату, проверив каждый расчёт, но улучшить результат первого орудия не удалось никому.

— В целом неплохо, но всем вам, джентльмены, есть куда стремиться, — подвёл итог капитан. — Вскоре от вашего мастерства будет зависеть жизнь нашего корабля...

— Похоже, у нас проблемы, — констатировал Ричард, когда командование покинуло каземат. — Либо наш кэп — перестраховщик, либо японцы обнаглели...

Сам он придерживался второй версии — капитан до сих пор демонстрировал только здоровую паранойю, а с японцами Ричард пересекался и до войны. И ждать от них самой неадекватной реакции он привык ещё тогда...

— Джентльмены! — вторя его мыслям, заявил лейтенант. — Не расслабляйтесь! Несколько групп японских миноносцев обошли Гавайи и, возможно, всё ещё находятся в этих водах. Следите за морем, джентльмены! Первое орудие — вам дополнительная винная порция!

— Вот сразу бы так... — буркнул О'Брайен.

— Тим, — Ричард показал ирландцу кулак. — Я тебя, пьянь такую, знаю... Так что смотри у меня и не доводи до греха.

— Так точно, сэр!

— Банить и отдыхать! — распорядился Ричард, решив вопрос со спиртным. — Наводчики следят за морем.

— Так точно, сэр! — отозвались наводчики.

Ричард хмыкнул. Ник Лоуренс и Эдди Эшли были неплохими ребятами, но до близнецов Джонсонов им было далеко... Впрочем, ребята старались, и Ричард это видел. И поощрял...

Вообще, должность командира расчёта оказалась и проще, и сложнее, чем он думал. И дело было даже не в ответственности — с этим как раз проблем не было — а в людях. Во вполне конкретном человеке, если уж быть точным...

Лейтенант Роджер Бэчелор был южанином и негр-офицер, пусть даже и унтер-офицер, категорически не вписывался в его картину мира. Мешать ему напрямую лейтенант не мог, но использовал малейшую возможность придраться или подставить Ричарда, при этом всё же не выходя за рамки Устава... Лейтенанта на "Неваде" не любили все, но списать его на берег формально было не за что. К сожалению... К счастью, лейтенант был единственным в своём роде — южан на борту бывало немного, и были они в большинстве своём людьми вменяемыми... Пока, ибо Бэчелор весьма активно настраивал из против негров, коих в команде было почти полсотни, включая капитанского ординарца, и четырёх женщин (терапевта, двух медсестёр и офицера-дальнометриста). С этим надо было что-то делать, и Ричард догадывался, что...