В начале пути

В отличие от большинства солдат Окадзима любил пешие марши — за возможность не думать. Сосредоточиться на ложащейся под ноги дороге, считать шаги, движением плеч поправлять мешок, поудобнее подтягивать ремень винтовки... Даже петь — но не думать. Не вспоминать. Слишком многое он хотел бы раз и навсегда вычеркнуть из памяти, а лучше — из жизни. Последние пять лет целиком, если уж на то пошло...

Пока он шагает, он может не думать.

На фронте всё ещё продолжалось затишье. Редкие перестрелки, огонь снайперов, вылазки пластунов с одной стороны и шиноби с другой — и постоянное мучительное ожидание. В любой миг затишье могло обернуться битвой, воздух будет разочарован воем снарядов, в окопы хлынет волна газа...

— Сэмпай, у меня тут сётю есть, — сообщил Такэда, пристроив винтовку на бруствере. — Будете?

— Буду, — кивнул Окадзима, принял протянутую фляжку и сделал солидный глоток.

— Неплохо. Где украл?

— Зачем вы так, сэмпай? Мне его одна старая жрица налила... — возмутился Такэда, схватился за винтовку и выстрелил. — Есть один!

— Уверен? — Окадзима взобрался на стрелковую ступень, поудобнее перехватил винтовку и прицелился. Кто-то высунулся над бруствером, но слишком быстро спрятался. Окадзима вздохнул, поправил прицел и принялся высматривать неосторожного солдата.

Передышка продержалась три дня — а на четвёртый, ближе к полудню, началась артподготовка. Выругавшись, Окадзима передвинул сумку противогаза вперёд и метнулся в щель. Всё равно в ближайшие несколько часов больше ему ничего не сделать...

Он ошибся — не прошло и получаса, как волна орущей и матерящейся русской пехоты хлынула в окопы. Артиллерия при этом почему-то продолжала огонь, и Окадзима не сразу понял, что снаряды рвутся за его спиной.

Примкнуть штык. Вскинуть винтовку. Нажать на спуск. Рвануть затвор — гильза обжигает щёку — снова нажать на спуск... И всадить штык в живот спрыгнувшего в окоп русского. Снова выстрелить. Ударить штыком. Шаг назад. Выстрел. Удар. Удар. Выстрел. Нет времени перезаряжать — снова удар...

Когда безумное мельтешение обрывков все же прекратилось, Окадзима осмотрелся по сторонам — и скривился. Они были на окраине какого-то городишки, названия которого он не помнил — и значить это могло только одно.

— Нас поимели, — констатировал Окадзима, приложившись к фляжке со спиртным. — Ты цел, кохай?

— Да, я цел, и да, нас поимели, — негромко ответил Такэда, осторожно гладя волосы пристроившей голову на его коленях девушки из ополчения. — А сотё убили...

— Вот тебе и раз... — новость отказывалась укладываться в голове. Немолодой унтер был на редкость везуч. И до сих пор отделывался лишь царапинами, так что его смерть оказалась совершенно неожиданной. — Ему ж всегда везло!

— Ну вот. А сегодня его везение кончилось, — вздохнул Такэда. — И про ополченцев вы были правы, семпай. Полегли почти все — только Сакура и осталась...

— Мы здесь давно?

— Только что остановились. Враг в трёх-четырёх дзё от нас, резерв их вроде бы остановил.... — Такэда пожал плечами. — Но я как-то не думаю, что это надолго. Нам сейчас приказали пять минут отдыхать и идти дальше. Обратно в Ганьчжоу. А что дальше будет — никто не сказал.

Окадзима не ответил. Он завалился на спину, разглядывая затянутое тонкими облаками небо и всё отчетливее понимая, что ему абсолютно наплевать на будущее. Отступление, которое вот-вот превратится в бегство, метание с фронта на фронт, Япония... Всё это уже ничего не значит. Война проиграна, пусть даже командование никак этого не признает, а значит — ничто уже не имеет значения...

Ребекка. VII

"Летающие Тигры" заходили на посадку. Новый аэродром к северу от Сайгона, новое наступление, новые вылеты... Линия фронта ушла далеко на север, но японские бомбардировщики всё ещё могли дотянуться до Сайгона, и рубеж перехвата сместился на север. Конечно, "Тигры" предпочли бы охоту на истребители, но и против бомбардировщиков в прицеле ничего не имели...

— Итак, леди и джентльмены, — начал Джейсон, — спешу вас обрадовать: каждый день будет выделяться две пары для свободной охоты. Не одновременно, само собой.

— Хорошая новость, — оценил Дикинсон. — А какая плохая?

— Пока что не предусмотрена, — снова обрадовал подчинённых комэск. — А потом видно будет. Все свободны, десять и девять — к вылету.

Делать было абсолютно нечего... до того момента, когда Джейсон решил, что восемь бездельничающих пилотов — это плохо. То есть, где-то минут пять, после чего весь свободный личный состав был усажен за изучение аэродинамики.

— Леди и джентльмены, я решительно настаиваю, что вам необходимо не только уметь управлять самолётом, но и понимать, как он летает... и почему падает. Пока вы это понимаете плохо, что приводит к регулярным случаям воздушного хулиганства. Поэтому, леди и джентльмены, учите теорию — нет ничего практичнее хорошей теории.

И пилоты, скрипя зубами, учили. Ребекка к этому отнеслась философски — переубедить майора Джейсона было невозможно, а делать всё равно нечего...

День прошёл впустую — обе пары никого не поймали, налётов тоже не было, и пилоты скучали над учебниками. Ночь тоже ожидалась пустой, но как раз это у Ребекки возражений не вызывало. Разобравшись с учебником, она вышла на веранду, уселась прямо на ступенях и закурила.

Вечер, жара наконец-то отступает, все вернулись на базу — и можно просто расслабиться. Привалиться спиной к столбу, потягивая горький табачный дым, закрыть глаза и не думать ни о чём...

Когда-то — жизнь назад — рядом с ней сидела бы Энн, курила, наматывала рыжую прядь на палец, рассказывая какую-нибудь похабную историю... Только всего этого уже не будет. Энн осталась в тысячах миль отсюда, в чужой земле, под крестом из пропеллеров. Одна из многих ран — но самая страшная.

Ребекка устала. Устала каждый день танцевать на лезвии бритвы. Устала хоронить друзей. Устала убивать. Устала даже летать...

Война шла к концу — но что будет потом? Что делать после войны, куда податься из армии? Каким вообще будет этот мир?

Ребекка не знала. И уже не могла представить мирной жизни — слишком глубокие раны оставила война в её душе. Такие, что к мирной жизни уже не вернуться... Да и куда возвращаться? На ферму, если пьяница-отец её еще не пропил? В их старую нью-йоркскую квартиру? Так её давно продали... На ферму к тётке? Там и без неё прекрасно обойдутся... Куда-то ещё? Но куда? Да, она отличный пилот, но она не одна... Остаться в армии? Вряд ли — сокращения начнутся едва ли не на следующий день после победы...

Будущее выглядело смутным.

Ночь прошла столь же спокойно — японцы так и не рискнули появиться в небе. А утром Ребекка поднялась в воздух. Свободная охота... Давно ей не удавалось ей заняться, и сегодня она намеревалась как следует развернуться. Просто летать. Остаться наедине с небом, забыть обо всём, кроме полёта, кроме проносящейся далеко внизу земли... И неважно даже, если она останется без добычи — сам полёт стоил всего.

Ребекка качнула крыльями, дав знать напарнику, что уходит, развернулась и прибавила газ. Свободная охота, о которой она уже и не мечтала... Свободная по-настоящему...

Ей повезло — японская патрульная двойка держалась слишком низко, чтобы заметить её. Крутое пике, злобный треск пулемётов — один истребитель не успел даже дёрнуться, мгновенно вспыхнул, второй крутым разворотом попытался уйти — безуспешно. Зайдя боевым разворотом в хвост японцу, Ребекка снова нажала на гашетку, полоснув длинной очередью. Лопнули расчалки, сломались подкосы — и оба правых крыла сложились, словно захлопнутая книга. Истребитель судорожно дёрнулся и сорвался в штопор, секунду спустя из кабины вывалилась крохотная с такого расстояния фигурка...

Когда внизу вспух ярко-красный купол парашюта, Ребекка развернулась прочь. Топливо кончалось — осталось в обрез на обратный путь, так что стоило поторопиться...

Посадка, короткий доклад — и отдых. Можно уйти в свою комнатушку и завалиться на койку с сигаретой в зубах, стаканом в одной руке и книгой в другой. И можно до вечера наслаждаться приключениями Филеаса Фогга — такими простыми и неопасными — а вечером выбраться в гостиную, где до ночи просидеть за разговорами, картами и спиртным, а потом снова завалиться в постель — и лучше бы чью-то — а наутро...

А наутро всё начнётся по новой. Дежурство на земле, полёты охотников, зубрёжка... А может, японцы всё-таки явятся, и тогда в воздух поднимется вся эскадрилья, наконец-то получив настоящий бой...

Закурив, Ребекка выдохнула дым, проводила его взглядом и неспешно пошла к дому. План хорош, осталось только реализовать его да надеяться, что комэска не посетит новая идея. Ну или не случится драка, что гораздо лучше...

Утро не принесло никаких сюрпризов — завтрак, вылет первой двойки, второй, учебник — всё как вчера. Снова ни первая, ни вторая никого не встретили и теперь с тихой завистью провожали смену...

День тянулся и тянулся, вернулись обе машины четвёртой двойки, одна из третьей — но Джейсон задерживался.

— Леди и джентльмены, нам стоит беспокоиться? — осведомился Дулиттл, высунувшись из окна.

— Пока нет, доктор, — ответил замещавший командира Стинг. — Но если он не появится в ближайшие двадцать минут, это будет не очень хорошо. Значит, он сел на запасном аэродроме и вернётся только завтра. Надо будет соседей запросить...

Такое изредка случалось, и никто не стал беспокоиться. Полчаса спустя, когда майор так и не появился, Стинг отбил телеграммы на все аэродромы, где мог приземлиться Джейсон и на этом успокоился... До тех пор, пока не получил ответ — их командир нигде не приземлялся.

Вот это уже было действительно плохо.

— Леди и джентльмены! — объявил Стинг с веранды. — Общий вылет, немедленно! Майор Джейсон, по-видимому, совершил аварийную посадку!

Пилоты мгновенно бросились к машинам, техники спешно заполняли баки и запускали моторы, связист торопливо передавал доклад в штаб фронта...

Оторвавшись от земли, Ребекка первым делом поднялась на двенадцать тысяч футов и заложила широкий круг. Бесполезно — нигде не поднимался над лесом дым сигнального костра — или горящей машины. Что ж, придётся повозиться немного дольше... Снизившись до шести тысяч, Ребекка направилась на север, вглядываясь в проносящиеся под крылом джунгли и стараясь представить ход мыслей командира. Зная его, можно было с уверенностью сказать, что он обошёл линию фронта над морем, не особо удаляясь от берега, некоторое время барражировал над японскими рядами, а возвращаясь, проскочил над фронтом на предельных двадцати трёх тысячах. Правда, с такой высоты он бы и без топлива, просто планируя, смог бы дотянуть до аэродрома...

— Значит, командира сбили, — тихо сказала сама себе Ребекка, до боли в глазах всматриваясь в зелёное море под крылом.

Пусто.

Не найдя никаких следов, она вернулась на последних каплях топлива и, не снимая комбинезона, бросилась к Стингу.

— Капитан Стинг, сэр! Поиск не дал результатов!

— Вольно, лейтенант, — капитан помассировал виски. — Отдыхайте, через три часа второй вылет...

Тяжело выдохнув, Ребекка расстегнула комбинезон, завязала рукава на поясе и вышла из кабинета, на ходу доставая сигареты. Три часа так три часа...

Три часа спустя она снова поднялась в воздух, снова отправляясь на поиски. На сей раз ей предстояло работать с чужого аэродрома, да ещё и зайти за линию фронта... и скорее всего — зря. Если бы японцам удалось захватить Джейсона живым, они не замедлили бы об этом сообщить, а если бы он погиб — выдали бы тело. Был, конечно, шанс, что он сумел выжить и где-то прячется... Но шанс мизерный. Впрочем, как ни мал был шанс, Ребекка Флинт отступать не собиралась. "Летающие Тигры" не отступают...

С двенадцати тысяч футов трудно разглядеть хоть что-то, но Ребекка не рисковала спускаться ниже десяти — японцы неохотно забирались на такую высоту, так что здесь она была в относительной безопасности. Ну а выстрел из ракетницы она уж точно заметит.

Но выстрела не было, и Ребекка развернула машину, уходя на восток, к морю. Не стоит лишний раз дразнить судьбу...

На свой аэродром она вернулась уже ночью, молча покачала головой на взгляды товарищей и ушла к себе. Шансов найти командира почти не осталось, и хотя все ещё надеялись, надежда эта таяла с каждым часом. Вряд ли Джейсон выжил, но надо найти хотя бы тело... А это будет неизмеримо сложнее — мертвец ведь не подаст сигнал. Тогда только и остаётся, что прочёсывать джунгли... Или обратиться к японцам — возможно, майор всё-таки у них. Но всё это завтра.

Ребекка была уверена, что не сможет заснуть, несмотря на усталость — но отключилась, едва голова коснулась подушки.

Стинг, как оказалось, думал если и не так же, то очень похоже. На построении он объявил:

— Лейтенант Флинт, сразу после завтрака отправляетесь на фронт. Парламентёром. Спросите японцев, у них командир, или нет.

— Так точно, капитан.

— Вольно!

Наспех проглотив завтрак, Ребекка забралась в кабину и поднялась в воздух. Вряд ли спешка имела смысл — лететь было всего-то минут десять, а за это время вряд ли что-то изменится — но она просто не могла иначе. "Тигры" не отступают...

Четверть часа спустя Ребекка с белым флагом стояла на нейтральной полосе, обмениваясь приветствиями с пожилым седовласым полковником с двумя мечами за поясом.

— Я представляю добровольческую эскадрилью "Летающие Тигры", — заговорила она, покончив с формальностями. — Вчера днём командир нашей эскадрильи пропал без вести, и мы полагаем, что он совершил вынужденную посадку или упал на оккупированной территории и хотели бы получить информацию об этом. Если он находится в плену, мы можем рассмотреть различные варианты обмена военнопленными, если же погиб — получить тело для погребения. Также я уполномочена передать вам все необходимые для опознания сведения.

Ребекка передала флаг горнисту и протянула японцу тонкую папку. С поклоном приняв её, японец ответил:

— Я сожалею, госпожа Флинт, но, к несчастью, мне неизвестна судьба вашего командира. В моей зоне ответственности он не совершал посадку. Но я даю вам слово офицера перед ликом Аматерасу Омиками, что сообщу всё, что станет известно о судьбе майора Джейсона, буду ходатайствовать о его освобождении без всяких условий, если он жив, и способствовать передаче его тела, если он погиб. Это всё, что я могу обещать вам...

— Что всё же больше, чем мы могли бы рассчитывать, — Ребекка отдала честь. — Прощайте, полковник.

Вернувшись, Ребекка сразу же явилась в штаб и доложила:

— Сэр, у японцев нет никаких сведений о командире, но они обещали передать нам всё, что им станет известно.

— Благодарю, лейтенант, — Стинг сжал пальцами переносицу. — У нас тоже ничего...

— Как ты думаешь, он жив? — спросила Ребекка, отбросив формальности.

— Не хочу об этом думать и тебе не советую, — Стинг рваным движением разложил на столе бумаги. — Не то до такого додумаемся, что лучше уж пулю в лоб... Иди отдохни, я слетаю, а вечером, если ничего не случится, твоя очередь.