Найти и уничтожить — единственное, что хоть немного должно облегчить боль. Я не верю, когда говорят, что казнь убийцы не лечит раны тех, кто остался оплакивать его жертвы. Тогда, когда я в первый и последний раз выпустила свою тёмную силу, мне стало немного легче, кто бы что ни говорил, кровь за кровь, глаз за глаз, не казнят только животные, и всё же и среди звериного мира есть особи, что гибнут мучительной смертью, потеряв свою половинку. Разбитое сердце не склеить, приговор Матери-Природы не отменить... Я тряхнула головой. Хватит соплей. В любом случае, если бы я тогда не уничтожила убийцу, новых смертей было не избежать.
Братцы вымелись из хранилища, я с трудом закрыла врата. Закрывались они, в отличие от открывания, без всяких ключей. Руны тихо засветились, каждая своим светом, в хранилище послышался тихий, едва слышный гул — сработали свитки очистки воздуха. А мне пора в кладовую, проверю инциндатор, отпущу малышей и на доклад, к Виктору. Пока он у Лорны прохлаждался, мы тут едва не. Одному Иннокентию, можно сказать, повезло — ему ещё предстоит увидеть и осознать масштаб разрушений. А вот нечего коней отводить всяким Крононсам! Впрочем, ущерб имуществу не так уж и велик, если подумать, Сильфа разгромила, кажется, больше. Анн и Мэллан — настоящая беда, горе, а остальное не стоит и слезы. Цела лаборатория с Веллакезом, мир праху его, икабоды, мне же ещё его клеить, этот веллакезов прах, в хранилище урона как такового нет, защита сработала, сохранив экспонаты, но она не смогла защитить Мэлла... Как мне виделась картинка, он был в комнате с вещами из дома Эллои, что-то почувствовал, бросился к выходу, но не успел выставить щит, заклинанию нужно пару милисекунд, чтобы сработало на полную мощь, вот эти ничтожные пару милисекунд и решили дело. Половину тела обожгло каким-то жутким, демоническим огнём, просто чудо, что он успел спрятать, закрыть лицо, да, может, ещё зачарованный плащ защитил немного, смешная защита от дождя и холода не могла уберечь от огненной взрывной волны. Мэлла выбросило из комнаты, двери закрылись, сработала тревога, те десять шагов к комнате — сейфу шёл уже труп. Что-то царапало меня, не давало покоя, но сейчас в моем состоянии рассуждать здраво и пытаться не стоит, мало ли померещится после такого бурного дня. Уже, кажется, полдень. Всего-то полдень! И, всё-таки, несмотря на ужасные обстоятельства, у нас теперь есть кое-что полезное — появился пусть призрачный, туманный, но всё равно след — Брокенмор. А где Брокенмор, там и его властитель — Амадей, пугало Арканума, так называемый Тёмный Властелин, а на самом деле обычный тёмный маг, некромант, просто сил и знаний у Амадея хватит на десятерых архимагов. Может, все узелки и странности этого дела сокрыты в замке Тенет, где этот баловень тьмы обитает вместе со своей давней и верной спутницей жизни, суккубом Роной, хотя сказать такое про суккуба — ляпнуть чистой воды бред. Рона, как ни странно, что-то нашла в этом тёмном, чем-то он её зацепил, прелестница-демоница и по сей день с ним. Говорили, он красавец, но суккубу не нужна красота, ферно нужен Эйрос, а уж чего-чего, сил у Амадея через край, может и поделиться. Надо же, и в этой мешанине взрывов, кобыл, пожаров, феев, их секретов, оказывается, был толк.
Враг, ты сделал ошибку. И, значит, мы тебя найдём.
Я медленно пошла к леднику, ноги ещё дрожали, феи жужжали следом, из-за чего-то тихо ругаясь. Мисти бежала впереди, изучая тьму за углами и поворотами, то и дело оглядываясь на меня. Подъем на пролёт, спуск на три, и я на месте. С опаской глядя на крепкую дубовую дверь, я прислушалась — вроде бы всё чисто, нет ни пожаров, ни войны. Задержав дыхание, сняла засов, толкнула дверь и вошла внутрь.
Вроде всё как всегда, кажется, опасаться нечего. Феи, сделав круг почёта, замерли у самого моего лица, жужжа крыльями.
— Систо, — деловито сказал Ройни. — Давай стуковину, буду смотреть.
— Сего это ты будес смотреть? У тебя насморк! Я буду смотреть! — заголосил Йонни, став цветом лица со свою когда-то бывшей красного цвета курточку.
— Мой насморк прошел, а у тебя сейсас будет! Я тебе нос расобью, фей-переросдок!
— Переросдок?!
Я не стала ждать, пока братья разберутся между собой, и, не обращая внимания на крикливый клубок крыльев в воздухе, достала из сумки инциндатор, вытащив его из-под тела крыса, вынула из костяного чехла. Вроде бы цел.
Грянула тишина. Два брата, вися в воздухе, зачарованно пялились на прибор. Прибор как прибор, стеклянная палочка с кнопками, как на флейте, алой шкалой и синим кончиком. Вот на кончик-то и уставились вмиг успокоившиеся драчуны. Ну, Кай, ты была права — зелье было. Вот только куда мне теперь это зелье в моей стройной версии про архидемона, вселившегося в Гленна, приткнуть? Только-только я решила, что вопросов больше нет, что версия стройна, верна, и тут на тебе по носу, оказывается, зелье похоти Анн всё-таки выпила! Нет, Кайра, рано ты успокоилась, вопросы только начались.
Со второй попытки мне всё-таки удалось стряхнуть вцепившихся в палочку братьев, те, отлетев на пару шагов назад, молча сопели, совсем как Курт и Морт, не сводя горящих глаз с измерителя времени смерти. Судя по зверским выражениям крохотных щекастых лиц, сжимая и разжимая кулачки, если бы они могли отобрать у меня измеритель, то, не задумываясь, это бы и сделали. Нет, феи, не судьба. Всё равно — благодарю, о чём я феям и сказала. Удача сейчас на моей стороне. Кончик прибора был во рту Анн, сохранив пусть крохотную, но всё равно самую настоящую пробу слюны.
— Дай селье! — Ройни был краток, но мне было уже не до него. Машинально нащупав крохотный флакончик в боковом внутреннем кармане сумки, я отдала его в цепкие ручки Ройни.
Братья вцепились в подарок и, жужжа, как тысяча пчёл, унеслись к себе в подземелье, в свой чудесный мир грёз и снов, пусть и не настоящий, но, всё равно, этот их сказочный мир лучше, чем реальный, где льётся кровь, гибнут любимые, а демоны пожирают подруг. Мисти проводила их заинтересованным взглядом, дёрнув кончиком хвоста. Нет, красавица, на сегодня тебе хватит добычи.
Я побрела к выходу, захватив сумку.
На вершине лестницы, посреди круглого каменного пятачка, заструился воздух. Я замерла, Мисти пригнулась к полу, прижав уши, шерсть стала дыбом. Открылся портал, из него шагнули Виктор, Лорна и Овод. В кабинете Виктора вход, должно быть, они с Лорной прямо оттуда, захватив Овода, переправились сюда. К чему спешка?
У меня упало сердце.
Овод не смотрел мне в глаза.
— Скажи мне, что это ложь, — попросила я Лорну.
— Это правда, девочка моя. Её больше нет, — она подошла ко мне, первый раз в жизни обняла меня, прижала к себе. — От дома и его обитателей ничего не осталось. Если это немного облегчит твою боль — они ничего не почувствовали.
Лжёт, наверное. И пусть. Я хотела верить ей, и поверила. Я уткнулась носом в вырез её платья, отороченный мехом ассурского соболя, обняла в ответ. Пальцы царапнула парча платья, прошитая серебряными нитями, как всегда, у Лорны без магии не обошлось, такое платье должно весить кошмарно много. От ткани веяло льдом, кончики пальцев замёрзли, но в груди вскипал огненный клубок, его жар пошёл по телу, объял меня, мне хотелось кричать, рвать, метать от ярости и горя. Не было крика. Не было слез.
Слезы кончились.
— Виктор, — сказала я. — Вероятно, в Гленна вселился ферно, парня надо срочно спасать, и, если инкуб до сих пор в теле, готовится к изгнанию и поимке.
Мне никто не ответил. Я оторвалась от Лорны, посмотрела на вампира. Виктор молчал, кусая губу. Овод разглядывал чем-то сильно заинтересовавший его кирпич стенной кладки.
— Он... его тоже? — я уже не удивилась.
— Молодой Драун был найден недалеко от дома Д'Хон, за лавкой с экзотическими продуктами, под грудой ящиков, гнилья и тухлятины. Отец вызвал стражу, когда Гленн не явился на важную сделку, стражники по кольцу-маяку нашли тело.
— Как?
— Незатейливо. Ножом. Обычным ножом, никто ничего не видел и не слышал, абсолютно глухое дело, да, глухое.
— Я хочу посмотреть ему в глаза, — я не хотела, но так было надо.
Виктор бросил взгляд на Лорну.
— Я вскрываю трупы, что, ну что ещё может меня удивить? — я разомкнула объятия, отошла от Лорны. Подняв сумку, накинула ремень на плечо. Глаза щипало. Это не слезы, это просто реакция на портал, иногда водится за мной такое. — Хватит меня жалеть!
— Когда Виктор сказал "ножом", он был не точен. Тело нашли без головы, — сухо откликнулась Лорна. — Труп мечника пустая трата времени, надо тянуть за другие нити. Из-за отсутствия головы доступные Кайре исследования невозможны — аура искажена, тонкие тела разрушены, останки не поднять и не прочитать. Тупик. Нож чист, даже флюиды кузницы стёрты. В мире магии идеальное убийство — яд, бросок ножа, стрела без меток, или чистый, без затей, огонь из бутыли с самой обычной зажигательной смесью. Чем проще, тем лучше.
— Лорна, приглашаю на совет. Кайра, Овод, вы тоже должны присутствовать. Я связался с Коркораном, хотя он уже и так знал, но таковы правила, в деле, где пострадал эльф, я не имею права промолчать. Глава эльфийской службы безопасности желает нам помочь сведениями, хотя, скорее, я перейду на молоко, но случай чрезвычайный, может статься, я доживу, доведётся увидеть, как плачет камень, — сказал Виктор, повернулся и стал подниматься по лестнице, мы пошли следом.
Да, конечно. Эльфы. Мэллан. Эллоя. Анн. Бедный Гленн. Бедные Флора, Дмитро, каждая смерть, неважно, эльфа или нет, вопиет об отмщении, рвёт сердце. Враг бил точно в цель, всё время был впереди, и не на шаг или два, мы безнадёжно отставали. Кое-что у меня всё-таки есть, будем работать с тем, что имеем. Боль, горе и ледяная, тихая ярость не дадут упустить след. Кто? Кто будет следующим? Я? Лорна? Овод, Виктор?
Посмотрим.
Я мечтаю, я так мечтаю о встрече.
Браслет обжигал запястье, моя сила, моя фурия рвалась мстить.
Убивать.
17
Кабинет Виктор обставил в гротескно-вампирском стиле, то есть в стиле похоронного зала и пыточной маньяка. Темно-кровавого цвета каменная кладка стен разбавлялась блеском орудий пыток, грубая деревянная полка во всю стену с пятнами крови вопияла о телах, истекших кровью, длинный стол, покрытый чёрной тяжёлой бархатной скатертью, как бы ждал домовину с бледным замученным мертвецом, но никак не огромную вазу цвета сливок с изображёнными на тонком фарфоре нимфами и сатирами в самый разгар оргии. Лорна тоже может пошутить. Картинки были настолько похабными, что Виктору стоило больших трудов отвлечь посетителей от зачарованного изучения возможностей организма нимф, а Иннокентий возжелал себе такую же. Ваза вносила некоторый диссонанс в обстановку склепа, Марта немного поправила дело, обложив вазу любимыми булыжниками, а вместо букета воткнув десяток крысиных черепов, напяленных на сухие ветки. Крысы входили в меню гномов, слава Икабоду, Марта не готовила их для нас, но себя могла побаловать, вот и поделилась с кабинетом Главы объедками, не пропадать же добру. Стену между сейфом, замаскированным под мраморное надгробие с черным абрисом печальной обнажённой девы, и вешалкой для плащей и шляп в виде небольшой виселицы с кольями, украшала гордость Виктора — триптих "Королева Тьмы". Боковины изображали, как к свинцовым небесам, закрытым тучами ворон, тянутся искривлённые костлявые пальцы мертвецов, пирамида битых черепов на растрескавшейся мёртвой земле ухмылялась черными глазницами и скалилась щербатыми ртами, были, как же без них, неизменные покосившиеся могилы, толпа зомби вдали как серо-чёрный фон, наличествовали многие прочие прелести из жанра ужасов, а в самом центре этого кошмара царствовала жуткая черноволосая красавица с непременными тонкими губами, обагрёнными кровью, скорбно сжатыми, в рваном мокром саване, ибо торчала по пояс в болотной воде, мокрая ткань подчёркивала высокую аппетитную грудь, больше ничего аппетитного на картине не было. Ужас в ночи смотрел в небо, пытаясь разодрать на груди и так драный саван, как бы взывая. К чему или к кому взывает вампирша, сказать никто не мог, я же для себя решила, что виновато банальное несварение. Судя по сюжету на боковинах, питаться ей было нечем, всех сожрала, а костями сыт не будешь. Виктор утверждал, что это его прабабка, знаменитая кровавая Лизонька Баттори, но поклясться в схожести оригинала с портретом не мог. Бабушке-шалунье отрубили голову, четвертовали и сожгли останки, а портрет при её жизни и нежизни ни один художник закончить так и не успел. Плохо рисовали, наверное, или натурщица была слишком голодна. Зимними вечерами живые тени от пылающих настенных факелов добавляли атмосферы, но сейчас, в самый разгар дня, комната казалась палаткой-шапито ужасов для пугания в целях воспитания непослушных детей. А таковых Высокое собрание никак не напоминало.
Кабинет был залит солнцем, в распахнутое окно проникал густой, влажный воздух, наполняя комнату свежестью моря, душным ароматом цветов, лёгким флёром гари, шёлковые полупрозрачные черные занавеси лениво колыхались на сквозняке, со двора доносились ругань Иннокентия и звонкий голос Зуллы, кентавр и воительница пытались, судя по звукам топора, пилы и молотка, привести в порядок двор, шарканье метлы сопровождалось басистым ворчанием Марты. Мисти изображала статуэтку на подоконнике, наблюдая за вознёй во дворе, лишь кончик хвоста изредка шевелился. Жизнь идёт, жизнь продолжается, как ни в чём не бывало, так было, есть и будет, не в моих силах это изменить и не след на это обижаться. Раны залечат, двор уберут, и только Анн, только Д'Хон и Гленн останутся за Радугой. Весь мир не обязан скорбеть со мной вместе, и к лучшему, иначе, утонув в печали, можно не выплыть. Надо выплывать, надо жить. Как говорится, жёсткие времена уходят, жёсткие люди остаются.
Надо искать убийцу и мстить, жертвы не должны быть напрасны.
Вот и приступим.
Виктор расположился во главе стола, я выбрала стул поближе к дверям, подальше от начальства, Овод рухнул рядом, уставился в пол. Лорна расположилась в кресле у окна, я невольно залюбовалась точёным профилем. Уложенные затейливой ракушкой светло-пшеничные волосы, как всегда, казались чудом парикмахерского искусства, ни один волосок не посмел нарушить гладкость причёски. Серебряные кружева воротника и манжет лежат ровно, ни складочки, ни затяжки, ни соринки-пылинки, медальон мага стихий Высшего ранга покоится точно посреди тонких ключиц, изящные длинные пальцы, унизанные кольцами-артефактами, неподвижны, словно мертвы. Лорна напоминала статую, если бы не блеск льдистых голубых глаз из-под абриса черных длинных ресниц, будто бы начерченных углём. "Королева Зимы", как иногда звал её Виктор, лучше и не скажешь, Лорна была красива холодной, мерцающей, действительно зимней красотой, идеально-правильные черты лица не портил даже тонкий шрам над левой бровью, который она оставила, как напоминание о прошлом. На мои вопросы, что это было за прошлое, Лорна предпочитала не отвечать, уронив лишь раз: "Мы — это наши шрамы, пусть многие и не видны. Помни о своих шрамах, девочка, дорожи ими, и, может, когда-нибудь они спасут тебе жизнь". Тогда я не поняла, даже обиделась, но сейчас, сегодня, когда страшные шрамы исполосовали душу, я не хотела, чтобы они исчезли без следа. След должен остаться, должен напоминать о смертях. Ушедшие должны жить в нашей памяти, иначе они уйдут навсегда.