— Ты... мне предлагаешь от него родить? — я слушала Лорну, открыв рот, Кэсси облокотилась на прилавок, притихла, глядя на чародейку, в её глазах, кажется, стояли слезы. — Переспать и убить? А как же твоё пожелание мне не знать истинной любви — ведь это оно самое?
— Ты не поняла. Обычно да, одно предполагает и другое, но можно принять и понести от истинного отца, того, кто даст здоровое потомство, истинно любя другого. Другой может быть бесплоден. Болен. Может быть иным, например, ...вампиром, тем, от кого невозможно забеременеть. Таков Мир. Выбор есть всегда. Если так лучше для тебя, для твоего потомства, для продолжения твоей полноценной, здоровой и сильной линии — почему нет? Твоя сила — темна, она загадка, ясно только одно — что это сила Тенет, и твоя тяга к инкубу более объяснима, чем тяга к светлому эльфу. Понимаю твои сомнения — Мэллан. Ну, что ж... Он маг, думаю, должен будет понять. Пару сцен ревности, родишь ему наследника, его, кровного, и он уймётся, он же эльф, ты должна понимать разницу между вами, а, может, и этого не будет. Он великолепная партия для тебя и жаль упускать этот шанс, но, повторюсь — если ты чувствуешь, знаешь, что другой, пусть даже инкуб, это — твой, что это — он, его семя, что он тот, от которого ты должна, обязана понести, приличия должны отступить, — Лорна пожала плечами. — Ферно слишком много разновидностей, они дают сильное и — в случае инкубов — прекрасное потомство, правда, могут быть накладки в питании, но неприятностей можно избежать, если тщательно наблюдать беременность и давать определённые травки и зелья, нам известны рецепты, ради тебя могу и приоткрыть завесу тайны. После родов такие фокусы не работают, а жаль.
Я слушала и не верила ушам. Конечно, она не впервые говорила о таких вещах, но вот то, что я могу Мэллану наставить рога и чуть ли не с его согласия, могу переспать с ферно, это я слышала впервые. Как — как я могу? Мэллан красив, даже слишком красив, меня тянет к нему, я люблю его! Тогда почему, почему, стоит мне только вспомнить рожу убийцы, у меня пах вспыхивает огнём?! Почему мне больно?! Почему мне эту морду и вспоминать не надо — и так перед глазами, надоел... нет, не ври, Кай, не надоел — смотрела бы и смотрела!
Лорна отпила чай, задумчиво глядя мимо меня, казалось, она смотрит в иное время и место, затем аккуратно поставила кружку, словно она была из сухих тончайших лепестков, и сказала:
— Забавный у нас вышел чайный разговор. Дети должны быть здоровы, они тоже должны продолжить род, и, если этика и мораль против — в анус этику и мораль. Королевы не брезгуют, разбавляют королевскую хилую кровь силой красавцев-фаворитов, заметь, любимых фаворитов, и все вежливо закрывают на это глаза. В таких вопросах любая женщина маг, и не след вмешивать сюда мантику, гороскопы и прочую чушь, это излишне.
— Значит, Коркоран и королева, Генриетта, она его...
— Любит. Сходит с ума. Я не вижу причин так убиваться, как Этта, она всё же заполучила в постель любимого мужчину, а это добрая половина успеха. "Чем сердце успокоится". А, он, Корр... Он когда-то любил, умел любить, но... это было давно. Кстати, работа и жилье, что он тебе предложил, за исключением отказа от брака с Мэлланом, это весьма недурно. "Карающий" слов на ветер не бросает, если сказал, что возьмёт к себе, значит, так и будет. С твоего согласия, конечно.
— Как ты можешь?
— Что — могу?
— Виктор, он твой...
— Любовник, — скучным голосом сказала Лорна. Кэсси так громыхнула кастрюлей, что я подпрыгнула. — Я просила ханжество оставлять за порогом этого дома, Кэсси, тебя тоже касается. Дальше?
— Он ещё и твой друг, я работаю у него, а ты говоришь, что в другом месте мне может быть лучше.
— И ты решила, что это нечестно по отношению к Виктору. Поясню. Виктор — это моя важная часть жизни, а ты... ты ещё и бОльшая, главная. Как видишь, я выбираю тебя. И закончим на этой прекрасной тонкой ноте.
— Ты... не...
— Кайра. К сожалению, или к счастью, я тебе не мать. Я не желаю называться этим словом. Девочка, это не мать, что продаёт своих детей на улице похотливым извращенцам. Не мать, кто пьёт запоем, пока забытое дитя умирает от голода в кроватке или грязной коробке, или лежит на куче гнили, беззвучно открывая рот, охрипнув от голодного крика, от мороза, на который вышвырнули голышом, без пелёнки, как мусор, как дерьмо, которое мать, — "мать" Лорна прошипела, — бросила, оставив умирать. Я... не мать. Кайра, девочка... ты выросла не благодаря, а вопреки мне и... может быть, когда-нибудь... при моем имени ты плюнешь на пол, и спасибо, если не проклянёшь, — она вперилась мне в глаза отчаянным, жутким взглядом, её голубые глаза потемнели, приняли цвет грозовых туч, скулы заострились, она казалась старше и... страшнее.
— Лорна, ты о чем? Я — проклинать тебя? Никогда... ни за что! — мне стало жутко, я слышала её и не желала слышать, я хотела забыть и не вспоминать, но это невозможно, слово упало, проросло.
Она встала, поправила узел пояса халата, разгладила атласные складки на тонкой талии, так и не смотря мне в глаза.
— Банально, но... никогда не говори "никогда". Прошу, а ты знаешь, я никогда никого не прошу... помни, девочка, что я тебе сказала здесь и сейчас, больше это не повторится, и, всё-таки, когда тебе захочется сделать то, что я тебе сейчас напророчила, вспомни, вспомни меня, вспомни этот день, эту кухню, Кэсси, и... не проклинай. Если сможешь.
Лорна поправила кружку на столе, положила ложечку ровнее на блюдце, я увидела, что тонкие, унизанные перстнями пальцы дрожат. Затем она, не оборачиваясь, тихо вышла из кухни. Была, и нет. Я отставила блюдо с "корабликами". Аппетит пропал. Мэллан с его тайной смерти — жизни, Лорна с её будущим проклятием, Анн с её инкубом, который не инкуб... Я ... кто я? Меня и так мучило ощущение беды, и странные слова Лорны тревогу только усилили.
Кэсси притихла, даже спина как-то съёжилась, и я решила, что сейчас она вряд ли станет отвечать на вопросы, которые мне хотелось задать. Не ответит. Ни завтра, ни послезавтра. Ни-ко-гда.
Любит она нас обеих, но хозяйка у Кэсси только одна. Слишком долго они вместе, слишком много их связывает тайн, сегодня я увидела только верхушку айсберга, что вынырнула на миг и вновь ушла под воду.
Мисти облизнулась, потёрла лапой щеку и уставилась на меня. Жир исчез, будто и не было, чёрная шкура блестела и переливалась, хоть сейчас на кошачий бал, и место королевы будет нашим.
— Пойдём, Мист, подремлем, а там уж и Овод явится, — пробормотала я. — Те, кто нам нужны, сейчас дрыхнут без задних ног, можем и мы отдохнуть, ночь будет тяжёлой. А, может, и нет? Хотя, с нашим-то везением в последние дни, буду счастлива до поросячьего визга, если мы с тобой уцелеем до утра. Нас, Мисти, ждёт царство трущоб гавани, я тебя познакомлю с высшим светом ночного общества, что долгом чести считает обчистить тебе карманы, срезать сумку или пырнуть ножом, так, для острастки, чтоб не думали, что ночью в гавани место для прогулок. Там будет интересно, обещаю, да и поешь от пуза. Тебе, наверное, понравятся люди моря, вы же любите рыбу, да, а вот с морскими эльфами — сомневаюсь, эти почище лесных будут...
Дожили, с кошкой разговариваю. Мисти вскочила, принялась тереться о мои ноги, и я, поблагодарив Кэсси за прекрасный ужин, который камнем лёг в животе, побрела к себе в комнату, по пути завернув в кладовку, где Кэсси хранила рыбу, морепродукты и заморозки собственного приготовления. Вытащив многострадального Патрика из сумки, я взяла с полки мешок-лёд, засунула несчастного длинноухого внутрь и закопала "клад" под гору мешков Кэсси. Здесь, в замке Лорны, доказательству ничего не грозит, я спокойна, я устала, и я пошла в конце-то концов спать, ни капельки не чувствуя вины, что собираюсь отдохнуть. Веллакезом займётся Юлиуш, жрицы платной любви вернулись к себе в каморки, чтобы зализать раны, отоспаться, а они-то нам и нужны, жутковатые знакомцы Овода тоже исчезли с городских улиц. Их время — ночь. Время лжи, похоти и смерти.
Я открыла дверь в свою комнату, обежав взглядом знакомую картину. Горел камин, несмотря на лето — стены замка всегда были холодны, застеленная чистым, хрустящим белоснежным бельём огромная постель манила, звала утонуть в своих объятиях. Прочь тяжёлые мысли, прочь страх и горе, прочь сомнения, в этом храме сна им места нет.
Размечталась! Рожа убийцы так и маячила незримо передо мной, тревожа мою относительно невинную плоть, если не брать в расчёт Мэлла, первого и единственного мужчину в моей жизни. Мой Мэлл, мой бедный, мой желанный, выздоравливай, дай Дану тебе Жизненных Сил, прости меня, любимый...
Сбросив горностаевые тапки, я босиком прошла по дубовому полу, застеленному разноцветными шкурами, и упала на постель. У меня ещё хватило сил завернуться в одеяло, и, вдавленная в пуховый матрас прыгнувшей мне на спину Мисти, под её громкое мурчание, я тут же заснула без всяких снов, несмотря на тревогу и предчувствие беды, что мучило беспрерывно, мне даже этот не помешал.
День шёл своим чередом, колеса вертелись, жернова мололи. Близился вечер.
А за ним и ночь, которую надо пережить.
19
Когда проснулась, в комнате стоял полумрак. За окном лето, смеркается где-то около девяти, с Оводом мы договорились на десять, значит, не проспала, могу чуток поваляться и даже успею перекусить. Я потянулась, столкнув с себя горячую, сшитую из соболиного меха тяжёлую подушку. Подушка зевнула, выгнулась, потянулась во весь рост, сияя в полумраке золотистым светом глаз. Кроме глаз, на чёрной густой шкуре блеснуло кое-что ещё. Я села, сон пропал, улетучился. Мисти украшал тонкий золотистый ошейник с пятью бриллиантами, каждый с карат. Алмазы в таком количестве, такого размера на ошейнике с виду обычной, только крупной кошки казались дешёвой подделкой, всем, чем угодно, но не вещью ценой в мешок злотых, который и жадный исп бы не уволок, как бы ни старался, надорвался бы, болезный, ведь других испов наш исп не позовёт, они, испы, отличаются скверным характером, злопамятностью и жадностью, которую почему-то считают бережливостью. Дракон со своим кладом просто беззубая летучая мышь по сравнению с испом, который решил, что его горшку злата что-то или кто-то угрожает. Маленькие, в шапочках, а вот поди ж ты. Наверное, испы самая что ни на есть близкая родня Виктору, хоть и не кровная. Хотя, какая там кровь у вампира? Значит, ошейник. И когда Лорна успела?
— Спасибо, конечно, но я не просила, — пробурчала я.
— Ты и не должна. Мой дом — мои правила, — сказала Лорна. — Позволить расхаживать по замку неуправляемому убийце я не могу. Повторная привязка чревата, тебе следует быть начеку. Ко всему, твоя кровь, сила Тенет, что использовал Виктор, без крови он не мог обойтись, несомненно, этот ингредиент ничего хорошего ак-мору не сулит... я понимаю тебя, девочка, понимаю почему ты это сделала, но ты должна быть готова к тому, что Мисти может повести себя непредсказуемо, станет угрозой. Тогда я могу ... оказать тебе услугу, удовольствия мне это не доставит, но, даю слово, что это будет быстро и безболезненно.
Услугу. Убить Мисти. Да сговорились они все, что ли? Мэллан, Лорна, прямо очередь из доброхотов-палачей. Только Виктор молчит, он до сих пор помнит своего Рейта, не забыл. Я понимала, что и Лорна, и Мэлл правы, может случиться катастрофа, но всем естеством была против. Кто-то сказал, что "мы в ответе за тех, кого приручили", и я не понимаю, как может быть иначе. Лорна приручила меня, шестилетнюю убийцу дурных кровей, не дала усыпить. Зачем я ей сдалась, мне до сих пор непонятно, Сильфа и то породистей, чем я. Ладно, Мисти пока Мисти, а там поживём — увидим, рано причитать.
Сегодня и других бед хватает.
— Я ценю твоё предложение, честно, редко кто... способен оказать такую... услугу, — подбирая слова, сказала я. — Благодарю, но нет.
Лорна пожала плечами и вновь принялась за работу. Она сидела в кресле, раскрыв на коленях здоровенный фолиант, подвесив над головой сферу мягкого розового цвета, чтобы читать в сумраке, рядом на столике со столешницей из цветного стекла лежал второй фолиант с якобы чистыми листами, в котором Лорна то и дело оставляла пометки, макая перо в чернильницу. Руны на листах цвета слоновой кости, выводимые её изящной рукой, появлялись и тут же исчезали, словно и не было, в будущем увидеть тайнопись сможет только сама чародейка или тот, кому она доверит ключ, аркан чтения. Магические знания не для всех, слишком опасно, слишком дорого обходятся ошибки. Скандал в Академии, когда адептка, потеряв голову от безнадёжной любви, попыталась присушить к себе ректора заклятием Древней магии, а тот, естественно, защищённый непробиваемой магической стеной от влюбчивых и постоянно теряющих головы студенток, едва не убил её, хоть и нечаянно, привёл к запрету магии Домашних чар, в общем-то, безобидной и полезной, но, на свою беду, дальней родственницей грозной Древней, магией ведьм. Как можно было не знать элементарных вещей? Хотя бы просто подумать? Ректору не привыкать к причудам девиц, у которых играет кровь и в крови ураганит Эйрос, он знает всё про юношеский максимализм, желание доказать и показать, что именно ты "самая-самая" перед подругами, да что там, всем миром и, главное, собой, это было, есть и будет, неважно, адепт ты или обычная девчонка, женскую природу не изменить, она, со временем, может затаиться, уйти на глубину, нацепить маску, но она там, внутри каждой из нас, у кого-то спит, а у кого-то, не скрываясь, победно, ярко светится в глазах. Мы — хищницы. Даже зайчиха может убить волка, если серому вздумалось перекусить зайчатами. Мы можем быть богинями любви и очага, но, если угрожают твоему ребёнку, покушаются на твоего мужчину, семью, в нас может проснуться та, чей хищный оскал несёт смерть. Жертв этого зверя мне довелось вскрывать на алтаре, и я не знаю, что опаснее — разъярённая мать, униженная и оскорблённая женщина, или голодная брукса с фледером. Взять Лорну, она уничтожила моего неудавшегося насильника с такой изощрённой жестокостью, что вампир пришёл в ужас, женщины по части мести куда изобретательней, кровавей и беспощаднее мужчин. Что до юных адепток... Детство и юность — время становления в стае, где есть первая львица и есть остальные. Я знаю, в Ордене насмотрелась и наслушалась историй, начиталась в архиве, сухие руны отчётов, свидетельских показаний и признаний убийц, среди которых были совсем дети, эти руны кричали о таких страстях, что мне и не снились, и упаси Икабод меня от таких. Вот и выходит, с учётом всех моих рассуждений, что ректор должен быть камнем. В крайнем случае, живым, но таким страшным и отталкивающим, чтобы и кикимор с болота перепугал до полунедосмерти, и, все равно, я бы не поручилась, что адептки оставят ректора и преподавателей в покое. Мужчина, наделённый властью — всегда цель, и цели могут быть самыми разными, тут воду с лица не пить, тут престиж, самость и деньги решают. В конце-то концов, есть ещё и глупость. Я повидала, насмотрелась, начиталась и навскрывалась. Вот от таких цепких нечистых ручонок и прятали маги свои знания, вот и сидит Лорна, пряча то, что могло (а вдруг?) исцелить смертельную болезнь, научить понимать язык зверей, улететь к звёздам. Шучу. Хотя, почему нет? Это Магия, возможно всё.
