— Ты забыл об Эросе, римлянин, — поправила меня Гликерия, — Эрос существовал всегда вместе с Хаосом, одухотворяя его, и от их взаимодействия зародились Уран и Гея. К платоновскому Логосу ближе Эрос, а не Хаос. Во времена наших далёких предков Эрос понимался ими в несколько ином смысле, чем тот, который мы вкладываем в это понятие сейчас, — гетера улыбнулась, — С веками и поколениями жизнь меняется, а с ней меняются и смыслы старинных понятий. Нынешний смысл Эроса, слишком далёк от рационального мышления, отчего Платону и понадобился Логос вместо него.
— Вполне возможно, несравненная. Я не эллин и не могу знать всех тонкостей, и тебе как образованной эллинке они, конечно, виднее. Я лишь хочу обратить внимание на то, что мы не можем знать точно, две ли это разных силы или разные проявления одной и той же. Вода может утолить жажду, а может и утопить, но разве от этого она меняет свою природу и перестаёт быть водой? Огонь может согреть, но может и сжечь, и разве от этого он становится двумя разными огнями? Почему тогда Эрос с Хаосом не могут быть одной и той же стихией, в различных условиях проявляющей себя различным образом? Разве не это должен был иметь в виду Платон, заменяя их своим Логосом?
— Может быть и так, римлянин, — кивнул Карнеад, — При наших познаниях этого нельзя опровергнуть, но нельзя и доказать. В таком понимании платоновский Логос ничем не хуже Эроса с Хаосом, но и не лучше их. В чём-то проще, поскольку один, а не два, но в чём-то и сложнее каждого из них по отдельности, поскольку вмещает в себя обоих. И мы никак не можем проверить ни того предположения, ни этого. Точно так же мы не можем проверить ни Урана с Геей, ни Кроноса с Реей, о которых мы и знаем только от Гомера и Гесиода. Если они могли ошибаться в одном, почему не могли ошибиться и в другом? Но тогда как нам быть с почитаемыми всеми эллинами Олимпийцами, не говоря уже о богах и полубогах низшего ранга, о которых мы тоже знаем всё от тех же Гомера и Гесиода? Об их явлении тем или иным людям мы тоже знаем только из старинных мифов. Лично мне, например, ни разу в жизни так и не явился ни один из богов. По крайней мере, так, чтобы у меня не осталось сомнений, что явление божества — истинное, а не иллюзорное. Если я перенервничаю, переволнуюсь или выпью лишнего, то мало ли, что мне тогда приснится ночью? — мы все рассмеялись, — И если мы сомневаемся в старых богах, почему тогда не должны сомневаться и в нынешних, включая и чтимых всеми эллинами Олимпийцев?
— По логике вещей ты прав, мудрейший. Истину в этих вопросах мы установить не можем, а можем лишь попытаться вычислить её, опираясь на логику, насколько хватит наших знаний об окружающем нас мире. Для познания божественного их у нас маловато, и тут, я бы сказал, мы можем опираться лишь на мифы разных народов. Хаос, Логос или Абсолют как самая первоначальная сила сверхъестественной природы присутствует в том или ином виде у многих самых различных народов. То, в чём их представления различны, скорее всего ошибочно, но в чём они схожи, может оказаться и очень недалеко от истины. Ничего не скажу о старых богах, свергнутых новыми, которые у каких-то народов есть, но у каких-то их нет совсем. Но боги, схожие с эллинскими Олимпийцами, есть у множества различных народов, а их отличия от эллинских во многом схожи с отличиями народов в образе жизни и обычаях. Но сходство важнее, и я бы не спешил отрицать Олимпийцев.
— Ну, возможно, в этом и есть какой-то резон, — признал грека, — Отличия не так велики, и их можно списать на ошибки или натяжки местных мудрецов и прорицателей, а общее в главном — да, позволяет предположить какое-то приближение к истине. Но опять же, этого нельзя опровергнуть, но нельзя и доказать.
— Никак нельзя, мудрейший. Ну так сама вера множества самых разных народов в схожих между собой в самом главном человекоподобных богов, владычествующих над разными стихиями и покровительствующих разным сторонам человеческой жизни, разве не показывает, по крайней мере, полезность богов для человеческого общества? Как ему обойтись без богов? Не потому ли и так нетерпимы люди к безбожию? Указаниями богов мы руководствуемся, когда определяем, хороши или дурны наши желания, с их волей мы стремимся согласовать наши планы, их гневом сдерживаем стремящихся к тиранической власти сильных мира сего, и их именем клянёмся там, где недопустим обман. Явились ли боги древним прорицателям или привиделись им ошибочно, это произошло весьма кстати. Если бы богов не было, их определённо следовало бы выдумать, — сплагиатил я эту идею у Вольтера, перефразировав её под античный политеизм, и философ с гетерой рассмеялись, заценив её неоспоримую социальную пользу.
— Но какой тогда смысл в таких богах, если мы принимаем платоновское учение о Логосе как о едином божестве или об Абсолюте, как его называешь ты?
— Я считаю, мудрейший, что Платон ошибся, определив свой Логос как бога. Он явно выше богов. Если он создал мир, как можно равнять его с богами, никакого другого мира не создавшими даже тогда, когда он им уж точно не помешал бы? Вместо этого боги Олимпа сражались с титанами и гигантами за власть над этим миром, созданным не ими. Хорошо, Олимпийцы победили, и им теперь другой мир не нужен, поскольку они владеют этим. Ну а если бы они проиграли? Титаны и гиганты борьбу с богами проиграли, но где их мир, созданный ими для себя, чтобы не оставаться под властью Олимпийцев? Разве не были они равны им в могуществе, если осмелились выступить против них? И тогда разве не выходит, что и создание собственного мира не под силу богам — ни побеждённым, ни самим победителям? Логос же или Абсолют самим фактом создания мира не бог, а сила, высшая по отношению к богам настолько, насколько боги выше нас, простых смертных.
— С этим трудно спорить, — покачал головой Карнеад, — Но тогда тем более какой смысл в богах, если сам Логос выше и могущественнее их?
— А боги, мудрейший, нужны для людей. Логос или Абсолют слишком уж велик и сложен, чтобы снизойти до людей с их мышиной вознёй, люди же слишком простоваты, чтобы чтобы понять и постичь Высшую Силу. Да и как к ней обращаться? Если она одна, может ли у неё быть имя и вообще личность? Зачем они ей, если нет больше ей подобных, и ей не от кого отличать саму себя? Как и кому возносить молитвы и приносить жертвы, и кого вообще чтить благочестивому человеку? Поэтому людям нужны боги, более простые и понятные, чем Высшая Сила, человекоподобные, чтобы понимать людей и не считать их нужды пустяками, а главное — обладающие личностью, к которой можно обратиться. Если Высшей Силе не совсем безразлична судьба созданного ей мира, то разве не удобнее было бы и ей самой выделить какую-то небольшую часть себя и явить её людям в виде нужных и подходящих им богов, которые и будут заниматься насущными человеческими делами, слишком пустяковыми для неё самой?
— То есть, ты считаешь, римлянин, что боги уровня Олимпийцев и ниже — такие своего рода упрощённые и специализированные под нужды людей личностные проекции единого и безличностного Логоса? — уточнила Гликерия.
— Да, что-то вроде этого, несравненная.
— Ну, это снимает вопрос о схожести природы божественного, — заценил учёный грека, — Разумеется, проекции целого не могут не иметь схожей с ним природы, но целое больше и полнее их, а значит, и божественнее.
— Я бы сказал — сверхъестественнее, дабы и в этом не перепутать уровень богов с уровнем явившей их людям Высшей Силы. Она сверхъестественнее богов, а они в свою очередь сверхъестественнее людей. Такая путаница может привести к немалым бедам.
— Но опять же, мы не можем этого опровергнуть, но не можем и доказать.
— Не можем, мудрейший. Но косвенно на это предположение указывает Египет с его единой жреческой кастой. Как и у эллинов, у разных египетских богов разные храмы и разные коллегии служащих им жрецов. Но мыслимо ли в Элладе, чтобы жрец Ареса затем перешёл служить в храм Аполлона, а оттуда — в храм Посейдона или Зевса? В Египте это в порядке вещей. Египетский жрец может начать службу младшим жрецом в храме Тота, в старшие жрецы перейти в храм Сета, а уж верховным жрецом, если его сочтут достойным, закончить службу в храме Амона. Или в каком угодно другом. Возможен любой переход такого типа, и у египетских жрецов он не считается ни отступничеством, ни изменой. И я склонен поэтому доверять слухам о том, что сами египетские жрецы считают своих богов проявлениями единой высшей силы, но не возводят ей храмов и служат ей не напрямую, а через служение своим богам в их храмах. Тогда — в самом деле, какая разница, какому из богов служить, если в конечном итоге все служат через них явившей их Высшей Силе?
— Но как тогда объяснить неудачу Эхнатона, реформу которого не поддержали жрецы ни одного из храмов? — спросила гетера, — Судя по твоей осведомлённости о богах, римлянин, ты не мог совсем уж не слыхать об Эхнатоне и его культе единого божества.
— Да, я слыхал об этом, несравненная, — подтвердил я, — И меня это абсолютно не удивляет. Вот ты, пускай и не жрица, но своим ремеслом служишь Афродите, и твой пояс с золотой звездой коринфской Школы — отличительный знак твоего высокого ранга в этом служении. Ты же, мудрейший — ну, я не знаю, кто из эллинских богов покровительствует мудрости и знаниям, но кто-то ведь должен?
— Афина, — ухмыльнулся грека, — Хотя в Элладе не так-то легко представить себе мужчину жрецом богини, которой служат женщины, но в твоём условном примере кроме Афины мне больше служить некому, и если не надолго, я это как-нибудь переживу, — мы все рассмеялись.
— Ну а я сам как владелец больших мастерских условно служу, будем считать, вашему Гефесту, а как торговец их изделиями — наверное, Гермесу? Ну, не столь важно, это всё просто для большей наглядности. Никто из нас на самом деле не жрец, но условно мы можем представить себя на короткое время и жрецами. И вот, представьте себе теперь, что власть в государстве принадлежит тирану, которому слова поперёк не скажи, если не надоело жить, и тут этот тиран объявляет какого-нибудь второстепенного божка единым истинным богом, а всех остальных богов ложными — и Афродиту, и Афину, и Гефеста, и Гермеса — вообще всех, включая и самого Зевса. Ну и кому такое понравится?
— А служение ложным богам запрещено, и тогда мне, значит, пришлось бы стать обыкновенной порной? — въехала Гликерия.
— Да, если ещё нашлась бы вакансия. Тиран-реформатор наверняка ведь решил бы, что столько продажных женщин городу не нужно, и сократил бы их число. А то флоту паруса нужны, а прясть, да ткать грубый холст женских рук не хватает. А тирану не такие люди нужны, которые горды своим мастерством и знают себе цену, ему нужны угодливые и послушные, так что и вакансия по специальности у него найдётся скорее для угодливой бестолочи, чем для гордой высококлассной профессионалки. Умников ему тоже столько не нужно, а то, того и гляди, до крамолы какой-нибудь дофилософствуются, и как тут за всеми ими уследишь? Поэтому тоже оставит самых угодливых, а остальные — в порту вон грузчиков не хватает. Ну и таким, как я, тоже возомнившим себя солью земли, тоже или в том же порту, или ещё где-нибудь полезное по его мнению применение найдёт. А мнений по любому вопросу при тирании может быть только два — самого тирана и неправильное. А в Египте ещё и разбежаться от такого тирана некуда, там вся страна — единая деспотия под единой властью фараона. Эхнатону показалось, что влияние в стране жрецов слишком велико и умаляет его собственную власть, и он решил подправить это дело заменой всех традиционных египетских богов с их храмами и жрецами культом единого Атона.
— А поскольку жречество в Египте — единое, оно и выступило против реформы всё сообща, — сообразил философ.
— Именно, мудрейший. Эхнатону ещё повезло, что фараон в Египте — не просто царь, а живой бог, земное воплощение Осириса, против власти которого восстать открыто — кощунство. Поэтому при его жизни его реформа тихо саботировалась, а свернули её при его преемниках. Так это мы с вами говорили об интересах жречества, которые ущемляла эта религиозная реформа, а ведь были же ещё и принципиальные вопросы веры. Вполне возможно, что Эхнатон и нашёл бы опору среди части жрецов, введи он прямой культ той Высшей Силы, проекциями которой и считались у жрецов традиционные боги. Но он ведь вместо этого подменил её культом самого обыкновенного бога, да ещё и далеко не самого важного в Египте. То есть, фараон выступил против той истины, которой мог бы привлечь на свою сторону самых принципиальных поборников истины среди жречества. Не берусь уж судить, каковы были бы дальние перспективы прямого культа безличностной Высшей Силы, но если народ обращается к ней не сам, а через жрецов-профессионалов, то думаю, что поддержавшие реформу жрецы нашли бы какой-то выход из этого положения. На то они и профессионалы, в конце-то концов.
— А Платон, значит, считая свой Логос богом, повторял тем самым ошибку или сознательный обман Эхнатона? — въехал Карнеад, — Вряд ли умышленно, не такой он был человек, но по сути ведь получается так?
— Да, что-то вроде этого, мудрейший. А это чревато конфликтом нового учения с традиционным. Что, если найдётся фанатичный глупец вроде Эхнатона, который вобьёт себе в башку, что платоновский Логос — единый истинный бог, а все традиционные боги эллинов — ложные и подлежат искоренению? С египтянами у Эхнатона этого не вышло, но после него пророк одного неграмотного пастушеского народца сумел таки навязать своим соплеменникам в качестве единого бога совершенно второстепенного Яхве и искоренить всех прочих богов, перебив или изгнав их жрецов. Самое же смешное, что этот Яхве для пастухов уж точно не основной, поскольку у финикийцев он известен как Йево или Йам и является у них морским богом наряду с Решефом. Наверное, потому пророк его и выбрал, что влиятельных жрецов в его народе у него не было, и его культ он мог возглавить сам. Так или иначе, уже много столетий этот народец, завоевав себе небольшую страну, чтит этого Яхве как единственного, но вполне личностного бога, даже не задумываясь над тем, что такой бог логически невозможен. Простому неграмотному народу нет дела до таких тонкостей, а жрецы культа как-то приспособились за века.
— Но разве возможно подобное в Элладе? — вопрос гетеры был риторическим, — При наших философских школах и культуре, завязанной на наших традиционных богов?
— Как знать, несравненная? Даже в просвещённой Элладе философом является не каждый второй и не каждый десятый. Если охлос падок на речи демагогов, почему бы ему не повестись и на проповеди адептов нового бога, отрицающих традиционных богов и завлекающих маленького простого человечка тёплыми светлыми садами вместо тёмного и холодного Аида, которым вам не от большого ума подсуропили Гомер с Гесиодом? А ваш Логос это будет или иудейский Яхве, так ли уж велика разница?
— Но ведь ты же сам говоришь, римлянин, что Логос не должен отрицать наших богов, — заметил Карнеад, — Да и Платон вовсе не этому учил.
— И хвала богам. Но всегда найдётся такой демагог, который доведёт умеренное учение Платона до абсурда, и на этот абсурд вполне может повестись толпа. Чтобы этого не произошло, платоновский Логос должен считаться не богом, а надбожественной силой, создавшей мир и людей, явившей им их традиционных богов, но не заменяющей их и не соперничающей с ними.
