— Опять женщины будут недовольны, когда у нас в порту выгрузится очередная партия, — хмыкнул Фабриций, — Шесть десятков лигурок, три десятка сардок и два десятка корсок, и добрая половина без мужей и женихов — полсотни соперниц нашим кошёлкам, и для худших из них замужество теперь под вопросом. Опять будет визг, опять истерики.
— И опять жаловаться уже на тебя побегут ко мне, — ухмыльнулся наш монарх, — Не впервые уже, как-нибудь переживём.
Строго говоря, избыточные невесты — это не столько для его царства подспорье, сколько для не принадлежащих ему даже номинально колоний. Из числа понаехавших или коренные, без разницы. Тем из них, на кого не хватит женихов, или в колонии подаваться, перекос в них исправляя, или в шлюхи. Худшие по тому или иному признаку, капризные и тяжёлые на подъём из процесса размножения таким манером выдавливаются. И чаще это будут не понаехавшие, отбираемые жёстко по высокой планке, а те коренные, которые до той планки не дотягивают. Если бы это делалось большими порциями, беспорядки были бы нехилые, но тут каждая конкретная порция — гомеопатическая, потому как на передоз подходящих невест извне банально не набрать. Низкопримативных баб и так-то меньше, чем низкопримативных мужиков, а планка — она же не только по примативности. Нужны не всякие, а молодые, бесхозные, здоровые и смазливые. В идеале хорошо бы, чтобы и не дуры, потому как примативность и интеллект, к сожалению, не одно и то же. Есть умные обезьяны, а есть и ушибленные на голову низкопримативные. Не большинство их таких, хвала богам, но встречаются. Вот с учётом всех этих факторов откуда тут до хрена таких невест подходящих набрать? Поэтому — да, дозы гомеопатические, и пострадавших мало, на серьёзную бузу не набирается. Не швыряем лягушку в кипяток, а варим на медленном огне. Берём и пары, и семьи с детьми, если обезьяны в них отсутствуют как явление. Из Мавритании продолжаем хорошее пополнение понемногу брать, из Карфагена. Хорошего — его везде мало, так что и при желании хрен разгонишься. По капле заменяется ущербная генетика полноценной, заодно и ассимилируя эти добавки в титульной нации. Процесс на века, но капля — она ведь и камень точит. И не все эти капли в колонии утекают, часть и в метрополии оседает. А избыток невест не страшен, потому как низкопримативных парней больше, и найти их в нужном количестве гораздо легче.
— Вы бы лучше вот этих набранных по другим странам на эти свои острова хоть всех вывозили, — заметил Рузир, наследник нашего венценосца, регулярно участвующий в совещаниях правительства метрополии без права решающего голоса, но с полным правом совещательного, дабы вникал в вопросы управления государством и понимал, насколько оно непросто, — Вы с отцом из-за наших турдетан с бастулонами то и дело препираетесь, а вам даже один только Карфаген сколько угодно своих переселенцев даст, если вы только отбирать их не так придирчиво будете. Чем вам карфагеняне плохи? Ладно бы ещё дикари какие были, но ведь культурнее же наших.
— Именно тем, сияющий, что они финикийцы, а не турдетаны и не бастулоны, — ответил ему Фабриций, — К их культурному уровню претензий нет, и хотелось бы, чтобы и наши крестьяне как можно скорее достигли хотя бы уж его. Но это ведь не наш народ и не наша культура, а нам нужны наши. Да, наши острова — это другие страны, и государство на них другое, но народ — тоже турдетанский, и мы хотим, чтобы он и впредь оставался турдетанским. Будут, допустим, накапливаться небольшие отличия, но народы останутся братскими и дружественными друг к другу. Как сейчас турдетаны и конии, например, оба народа бывшие тартессии. Конии сейчас сливаются с турдетанами в один народ, как это и было в прошлом, а за морем будет немного другой народ, но тоже турдетаны и потомки тартессиев. Может, и не один, а два или три, но все свои, собратья-турдетаны.
— Это и в наших интересах, Рузир, — добавил царь, — Заметь, я спорю с нашими друзьями, а иногда даже и ругаюсь с ними только из-за количества наших переселенцев. Но слыхал ли ты хоть раз мои возражения против самой политики отплытия турдетан на острова наших друзей? Сильный друг и союзник за пограничной речкой — это-то, конечно, хорошо, но разве не лучше, когда за морем есть ещё один сильный друг и союзник одного с тобой народа? Свои-то разве не надёжнее будут?
— Ты, сияющий, тот хлебный бунт ещё в той финикийской Оссонобе вспомни, — заметил Велтур, — Так ты думаешь, это был кошмар? Нет, по сравнению с Карфагеном это была детская шалость. Вот там был настоящий кошмар для жителей Старого города, и я не жалею о том, что наблюдал за ним из безопасной Мегары.
— А нам как солдатам и пострелять там тогда пришлось, и мечами поработать, и жертв было во много раз больше, чем здесь, — припомнил я,
— Было дело, — хмыкнул Васькин, — И приятного было мало. Финикийский бунт без крови не обходится, а в большом городе и кровь льётся большая.
— И причины были те же самые, — продолжил я начатую шурином мысль, — В то время случились трудности с хлебом, и хлеботорговцы тут же усугубили их, чтобы цены взвинтить и на беде своих же сограждан нажиться. Финикийские торгаши — они такие, и своего же собрата финикийца оберут при случае. А что им тогда чужаки-турдетаны?
— Ну так я же не о торгашах карфагенских говорю, а о крестьянах и мастеровых.
— А какая разница, сияющий? С чего ты взял, что и из их среды не выдвинутся точно такие же торгаши? Это же финикийцы! И наш торгаш барыша не упустит, но он и понимание имеет, как не делается, а финикиец — нет. Так кого ты за морем предпочтёшь?
— И ещё один есть маленький пустячок, — ухмыльнулся Фабриций, — И из Бетики приток людей снова вырос, и дети наших здешних турдетан вырастают, и всем им нужна земля. Уже для родившихся здесь и достигших совершеннолетия наделы нарезаем, так это ещё есть на них свободная земля, а что мы будем делать, когда она кончится? Вырастут и нынешние сопливые мальчишки, и где мы возьмём землю для них? Мы рассчитывали на что? На то, что за счёт зажима негодного отребья сдержим рост нашего населения, и новая земля понадобится тогда, когда и лузитаны дадут законный повод к завоеванию нижнего течения Тага. А что получается? Лузитаны угомонились, и Ликут удерживает их в рамках порядка, а без них не выступают на юг ни веттоны, ни северные лузитаны. А кельтиберов вполне устраивают условия Гракхова мира. И скорее всего, мир так и будет продолжаться, пока у них у всех не вырастет новое неприкаянное поколение хулиганов. Нет у нас повода для маленькой победоносной войны на севере, а без неё нет и земли для подрастающего и вступающего во взрослую жизнь поколения. Так куда мы девать его будем, сияющий?
— И что, обязательно на ваши острова? Нет повода для войны, так создать его!
— Не так-то это просто, сияющий, — ответил наш главный мент и госбезопасник, — Мелкую провокацию организовать нетрудно, но для серьёзной войны нужен серьёзный и неоспоримый повод, если мы хотим, чтобы нас правильно поняли в Риме. А дикари разве дураки такой повод нам давать? Их вожди ведь тоже всё понимают. Рим сейчас ввязался в войну с Персеем Македонским, и туда направляется консульская армия Публия Лициния Красса, два легиона и союзники. Второй консул, Гай Кассий Лонгин, тоже с консульской двухлегионной армией, направлен на север Италии против лигуров и на тот случай, если через Альпы вторгнутся союзники Персея бастарны. Ещё четыре легиона находятся возле Рима в распоряжении сената, и это не пустая предосторожность. И Крассу подкрепления могут понадобиться, и Лонгину, и на Сардинии с Корсикой снова может заполыхать. Хлеб для македонской армии Красса выколачивается с сицилийцев и с них. Даже в Испанию не два претора назначены, а один, который будет управлять обеими провинциями, поскольку одному из преторов поручен флот. Риму сейчас нужен мир в Испании, и если мы нарушим его в такое время, трудно будет объяснить нашу военную активность сенату.
— Да, в сенате нас уж точно не поймут, — мрачно заметил Миликон, — Инциденты возможны, но сенат будет ожидать от нас их мирного разрешения путём переговоров с их вождями и старейшинами, только в самом крайнем случае мелких военных операций для наказания разбойников, если их не выдадут или не осудят и не накажут сами свои же. Но серьёзной военной кампании с завоеванием не принадлежавших нам ранее земель — такого сенат не поймёт. От нас могут потребовать освободить занятые земли и вывести войска, и ради чего тогда затевать войну? Просто чтобы оружием побряцать? Глупо это.
— Ну, побряцать оружием тоже не мешало бы, — буркнул Сапроний, наш главный вояка, — Чтобы уметь воевать хорошо, армия должна время от времени воевать.
— Не время, Сапроний, — возразил царь, — Всё понимаю, но — не время. Погонять армию на хороших добротных учениях было бы очень неплохо, но денег в казне...
— Это не проблема, великий, — заверил его Фабриций, — Мы это профинансируем. Проведи, Сапроний, хорошие армейские манёвры у северной и северо-восточной границы, но не выходя за лимес. Это римляне поймут правильно — мы не нарушаем нужный им мир в Испании сами и предостерегаем от его нарушения всех окрестных дикарей.
— Всеми тремя легионами? — у вояки загорелись глаза.
— Для прикрытия остальных границ мобилизуй ещё десять когорт, — ради пущей наглядности босс показал ему обе растопыренных пятерни, — Но смотри, только отдельные когорты. Никакого Четвёртого Турдетанского у нас не было и не будет. Но мобилизовать к ним и лёгкие вспомогательные войска — на твоё усмотрение. Ну и конечно, кто-то ими и командовать всеми должен, пока ты будешь командовать нашими тремя легионами, — мы все рассмеялись, потому как не в первый уже раз развёртывается фактически четвёртый армейский легион, официально не формирующийся и как бы не существующий.
— Обучите молодёжь, а потом на острова свои сманите, — проворчал Рузир.
— Наплыв из Бетики может увеличиться, — подсластил я ему пилюлю.
— Ты уверен в этом?
— Почти, сияющий. В Рим отправилась делегация городов жаловаться сенату на злоупотребления позапрошлогоднего наместника Марка Матиена. Ты же сам знаешь, как преторы наживаются на завышении цен при взимании натуральных повинностей деньгами и на их занижении за обязательные хлебные поставки. Ну и откупщики налогов тоже себя не забывают, и при Матиене особенно распоясались. Осудят его или нет, не столь важно. Главное, что сенату придётся выносить постановление против таких злоупотреблений на будущее. А это значит, что испанские наместники будут теперь искать другие пути набить свой кошель. Скорее всего, махинациями с металлом рудников, а крестьяне перестанут их интересовать как источник обогащения, и отпускать к нам их начнут охотнее.
— Кстати, не мешало бы и нам посольство в Рим отправить, — заметил Фабриций, — Это на суше мы можем припугнуть дикарей армией, а на море против пиратов у нас ведь как не было военного флота, так и нет, и мы в очередной раз попросим сенат и народ Рима помочь нам обзавестись собственной военной эскадрой.
— А какой смысл? — хмыкнул наследник престола, — Нет, посольство-то, конечно, нужно — почтение наше сенату и народу Рима засвидетельствовать, удачи в войне против македонского тирана пожелать, о наших армейских учениях у границ для предупреждения дикарям уведомить, да спросить, не нужна ли ещё какая помощь испанским провинциям Республики в это непростое время — это всё понятно. А насчёт флота опять просить какой смысл, если всё равно откажут?
— Конечно, откажут, как и в прошлые разы, — безнадёжно махнул рукой монарх, — В лучшем случае опять попросят Гадес поддержать нас своей эскадрой, если мы будем их просить, а нашим послам скажут обращаться к Гадесу. А нам разве это нужно?
— Именно это нам сейчас от них и нужно, — ухмыльнулся глава правительства, — Повторить просьбу и получить на неё повторный отказ. Во-первых, отказав нам в нашей просьбе, римскому сенату будет очень неловко просить какой-то помощи от нас, а сенат очень не любит попадать в неловкое положение. Значит, поблагодарят за предложение и скажут, что необходимости напрягать нас нет, справятся с Персеем и сами. Ну так а мы с вами разве горим желанием тратиться на их войну? Но мы же предложили, а они сами от помощи отказались, и какие причины для недовольства нами? Во-вторых, мы наглядно демонстрируем своей просьбой нежелание нервировать друга и союзника. Ведь имеем же полное право и самовольно военный флот построить, и не нужна нам для этого римская помощь, когда и Гадес рядом, и карфагенские судоверфи без работы простаивают. Но ведь не делаем же мы так? Просим же у сената позволения, хоть и завуалировано? И опять же, какие причины для недовольства нами? А в-третьих, напоминаем же просьбу не в первый уже раз и не раз ещё её напомним. И когда появятся и в самом деле лузитанские пираты и опустошат их побережье, к нам-то какие могут быть претензии? Мы ведь предупреждали сколько раз? Мы ведь насчёт флота сколько раз просили?
— Будет ли это правдоподобно, когда на самом деле уже нет и в помине никаких лузитанских пиратов? — засомневался Сапроний, — С тех пор, как наши бастулоны научили их хорошим манерам, они взялись за ум.
— Скоро появятся снова — мы недавно договорились насчёт этого и с Ликутом, и с финикийцами Олисипо. Ликут подбросит эту идею вождям, а финикийцы помогут им со строительством ладей и с обучением плаванию сперва вверх по Тагу, а затем и в морском заливе. Сделают несколько речных набегов на карпетан, и слухи об этом до нас докатятся, как водится, сильно преувеличенные, так что нам будет чего испугаться, — мы рассмеялись всем правительством, — А раз во флоте Рим нам всё время отказывает, то что нам остаётся? Конечно, отправим снова очередное посольство с очередной просьбой, но ведь будем же и знать, что наверняка опять откажут, поэтому займёмся всерьёз своей береговой обороной с фортами, гарнизонами и патрулированием побережья. Раньше пугались по пустякам, но денег на это не было, а как испугаемся всерьёз — деньги сразу найдутся.
— А заодно понадобятся и дополнительные армейские когорты для гарнизонов вдоль побережья! — сообразил вояка.
— И пехотные когорты, и кавалерийские алы. Что толку от гарнизонов в фортах, если нечем оказать им помощь в случае нападения на них? Так что оборона понадобится на побережье серьёзная, и это легко объяснит, почему лузитанские пираты предпочитают не беспокоить наше побережье. И поэтому, когда лузитаны пополнятся новыми горячими головами и обнаглеют так, что Ликут или его преемник уже не сможет их контролировать, то и свой большой морской набег они устроят в обход наших берегов или на Бетику, или на Мавританию. А скорее всего, отметятся и там, и там. Бетике мы, естественно, окажем помощь сухопутными войсками против пиратского десанта, но преследовать пиратов и в море нам ведь будет не на чем, верно? И Мавритании из-за этого тоже ничем помочь не сможем. И наше посольство снова будет просить римский сенат о флоте.
— Будет ли толк? — усомнился Миликон, — Или свой флот за пролив выведут, или опять Гадесу поручат.
