Добро пожаловать домой, мама

— Чрезмерно? Ты и до этого не отличался кротостью, — заметила я.

Имари Хагири невесело рассмеялся.

— Все боятся смерти, — сказал он. — И я боюсь. Но это та вещь, которую изменить нельзя. Всё можно исправить, а её приход — нет. Отсюда и нервы. Да и состояние магии тоже ухудшилось. И теперь ещё это... но я сам виноват.

Больше мы не говорили.

Теперь Таэро предстал совершенно в другом свете. Всё здесь было знакомым: от главного Храма до последнего виноградного листа. Я вспомнила, что хотела зайти в Храм как-нибудь, посмотреть на внутреннее убранство. Теперь в этом необходимости нет — я вспомнила витражи в окнах, сусальное золото на стенах и алтаре, хрустальные курильницы, дымку от благовоний, тяжёлый душный аромат, пропитавший стены, и несколько огромных окон в куполе — они были так расположены, чтобы свет Иннуи проникал внутрь Храма от самого рассвета до самого заката.

Это был первый Храм, где нам с Таданари отказали в бракосочетании.

А на рынке я как-то раз купила один кулон, который очень мне полюбился потом: янтарная капелька на серебряной цепочке. Ничего особенного, но я была без ума от него. Кажется, я его не теряла. Надо будет найти в шкатулке.

А этот угловой дом обзавёлся изгородью, оплетённой жимолостью. Год назад тут был просто деревянный забор, и ветви разросшейся малины изо всех сил вырывались из-за него. Малина так и осталась, просто теперь её скрывала жимолость.

Я поняла, куда меня ведёт отец.

В парк.

Хоть бы там не было много народу. Я же буду нервничать, отвлекаться, и разговор не склеится.

Мы направились по узкому переулочку. Отец шёл впереди и заботливо приподнимал нависшие ветви, чтобы я могла пройти, не пригибаясь.

Может, это и есть то состояние, которое психиатры на Земле называют "раздвоение личности"? Ведь действительно раздвоение. Кира и Анойя. Две личности теперь делят одно тело. Пока безуспешно, и телу плохо. Надеюсь, они сумеют примириться со временем.

Парк встретил нас тенистыми тропинками, криками иволг и шелестом листвы. Люди ходили по парку, но слава Свету — их немного.

— Пошли!

Отец поудобнее схватил меня за руку и чуть ли не бегом последовал вглубь парка.

Там большой кристально-чистый пруд. В нём водятся огромные зеркальные карпы, иногда можно было увидеть цапель, стоявших на одной ноге. Посередине пруда красовался домик для уток — его обитатели сейчас мирно плавали по зеркальной поверхности воды, а в камышах с задорным писком возились крошечные пушистые утята.

Здесь же рядом есть качели!

Теперь я повела отца к ним. Хочу вспомнить это забытое чувство.

Имари Хагири возражать не стал, когда я уселась на деревянную доску и взялась за толстый канат. Отец молча стоял рядом.

Я тоже не торопилась. Вроде и нужно поговорить, расставить все точки и закорючки над всеми буквами, но что-то мешает.

И как мастерски имари Хагири скрывал свои... чувства! Он ни разу не дал мне повода для подозрений. Напротив, демонстрировал временами крайнее недружелюбие и ко мне, и к внукам.

— Скажи мне вот что, — наконец изрекла я и слегка оттолкнулась ногами от земли. — Мама — красавица, каких поискать. Чего тебе не хватало?

— Красавица, верно, — подтвердил отец.

— Ну и?

— А разве можно объяснить, почему любовь порой выбирает не тех, кого надо? — усмехнулся имари Хагири.

— Не уходи от ответа! — резко потребовала я.

— Я тебе ответил. Я не знаю, почему именно ты. Мне и самому от этого невесело последние лет... эдак двадцать восемь.

— И так и не получилось избавиться? — недоверчиво спросила я.

— Я пытался. К сожалению, удалось добиться лишь спокойного выражения лица в твоём присутствии.

— Ну ты же должен был понимать, что это ни к чему хорошему бы не привело?

— Ты сама не особо противилась чувству к имари Таданари, — парировал отец.

— Да, не противилась! — возмутилась я. — Потому что это было взаимно!

— Но о благе семьи ты не подумала, ведь так? — прищурился имари Хагири.

Ох, не упустил случая припомнить мне это!

Я разозлилась

Шарх! Шарх! Шарх!

Это звук моих плетёных башмаков — я затормозила и остановила качели.

— Да, не подумала! — сердито уставилась я на отца. — А ты, между прочим, мог бы и не напоминать!

Тот прикрыл глаз.

— Прости, — неожиданно изрёк он. — Вряд ли ты звала меня для того, чтобы ругаться.

— Да, не для того, — буркнула я и снова оттолкнулась от земли. Отец помог.

Сильно разгоняться не стала. И так подол приподнимается и оголяет ноги. Только теперь нет белых носочков — теперь башмаки на босу ногу, и видно узенькие лодыжки. И ветер относит за спину волосы.

Как в детстве, которое вот-вот вспомнилось.

Потихоньку мне становилось легче. Негодование отступило, и захотелось продолжить разговор.

Я снова тормознула и, держась правой рукой за канат, обратилась к отцу:

— А как ты потерял глаз?

Имари Хагири перекосило.

— Получил в него сосулькой.

— Что?! Как сосулькой? — ошарашено переспросила я.

— Подарок от имари Таданари. Мы немного повздорили.

Те же слова, что сказал мне когда-то Дани.

— Ты должна помнить этот эпизод, — добавил отец.

— Я помню, как ты нас стыдил. А после этого ты стал ходить с повязкой на глазу. Так что самого эпизода не помню.

— Ну это и неважно, — повёл плечом имари Хагири. — Ни к чему тебе знать про ту ссору.

Я промолчала, про себя соглашаясь с отцом. Раз сосулька угодила в глаз, то ссора была знатная. Но это и неудивительно, если учитывать, что Таданари узнал о чувствах имари Хагири из первых уст, то есть от меня.

— Спасибо, что решила поговорить со мной, — сказал имари Хагири. — Иначе бы я так и умер, не наладив с тобой отношения.

— С чего ты взял, что я хочу налаживать с тобой отношения после... последних событий? — едко заметила я.

— Иначе бы ты не позвала меня.

— А может, я позвала тебя, чтобы высказать всё, что думаю плохого о тебе?

— Тогда бы ты сразу и высказала.

— Если ты так ко мне относишься, то с чего ради решил выдать меня замуж?

— Нужно было вернуть честь семьи. Не забывай, что я, в отличие от тебя, прекрасно осведомлен о своих обязательствах перед родом. И моя любовь к тебе никак не влияет на их выполнение. Я с самого начала знал, что рядом с тобой всегда будет другой мужчина. И как бы мне ни была противна эта мысль, но я должен был выдать тебя замуж.

Мои плечи дёрнулись от омерзительного холодка. Снова слышать это... гадко.

— Пожалуй, нам пора домой, — пробурчала я и остановила качели.

— Подожди! — попросил отец. — Останься.

Что-то в его голосе заставило меня сесть обратно на полированную деревяшку. Вновь оттолкнулась, отец помог.

— Я разрешу вам с Таданари пожениться, — изрёк наконец имари Хагири. — И оставлю вас в покое.

Я в недоумении посмотрела на отца. Право, неожиданно.

— Спустя столько лет... Я не ошибусь, если скажу, что это ты не просто так разрешил?

— Не ошибёшься. Почему — спроси у имари Таданари, он тебе расскажет о своей семье. И ты поймёшь, почему я так решил. Его происхождение поможет нам вернуть честь семьи.

Вот значит как. А когда Таданари ничего не знал ничего о своих родных, он был плохой, очень плохой партией!

Ну да ладно, промолчу, чтобы ещё сильнее не раздувать ссору.

Хм, а ведь ни Таданари, ни Джинтра так и не рассказали ничего о себе вопреки обещанию. На нас всех столько всего навалилось, что, действительно, не до рассказов было.

— Спасибо, — сказала я.

Отец не ответил.

Я снова тормознула качели и задумалась.

Ощутила, как руки имари Хагири ласково перебирают мои волосы, гладят по голове. Ощутила поцелуй на своей макушке.

Непроизвольно подалась вперёд от его прикосновений.

— Не делай так, пожалуйста. Это единственное, что я могу себе позволить.

В принципе, в этих прикосновениях не было ничего такого. Я выпрямилась, но напряжение не спало.

— Пойдём домой? Или ещё погуляем? — спросил отец.

Я на миг задумалась.

— Погуляем.

Вот и поговорили. Ничего особенного не сказали друг другу, а легче стало.

Зато теперь мы с Таданари сможем пожениться. И это прекрасно.

Мы с отцом гуляли по Таэро часа три. Посетили ещё два парка с фонтанами, лавочками и пышными благоухающими цветниками. На одном из прудов плавали яркие утки-мандаринки, рядом с листами водяных лилий выглядывали из воды лягушки, там и сям с плеском взмахивали хвостом крупные рыбы... Красота.

Напряжение от близости отца быстро испарилось.

Пожалуй, единственное, что я никогда не смогу простить ему — это дуэль с Ронли. То, что он так рьяно пытался выдать меня за имари Нахарими, меня не смущает — это для семьи. Он, как глава, обязан был это сделать. Это я прощу. Но дуэль с внуком... никогда.

Таданари ждал нас чуть ли не у самой двери. Он окинул нас обоих тяжёлым взглядом, отметил, что со мной всё в порядке, и, взяв меня за руку, повёл в комнату.

— Как поговорили? — вернув самообладание, спросил Дани.

— Эмм... хорошо поговорили. Отец сказал, что позволит нам пожениться, — я с подозрением посмотрела на него. Чего он так нервничает?

— Пожениться?! Да что ты? — фыркнул Таданари.

— Сам у него спроси! — надулась я. — И повежливее. Он не перестаёт быть моим отцом.

Дани резко выдохнул.

— Нужно стребовать с него клятву, — сказал он и угрюмо глянул на меня.

Я поджала губы и изрекла:

— А ещё он сказал, что ты стал прекрасной партией.

Таданари удивлённо вскинул брови.

— Не хочешь мне ничего рассказать? — спросила я, склонив голову набок. — С чего ты вдруг стал выгодной партией для нашей семьи? Только не надо отсылать меня к Джинтре! — поспешила добавить.

Плечи Таданари дрогнули. Он зажмурился и глубоко-глубоко вдохнул. Медленно-медленно выдохнул.

Открыл глаза, а я зябко поёжилась от его взгляда.

— Значит, всё-таки пришло время... — пробормотал он.

Что-то мне подсказывало, что кому-то будет чудовищно тяжело рассказывать о себе. И о Джинтре.

Таданари сел рядом со мной.

— Что ж, слушай.

Оказывается, мне мама рассказала не всё. Она сказала лишь про само наличие родственницы у Таданари. А ему она поведала куда больше: например, местоположение девушки, участь её матери и странности с магией. Память мне услужливо подкинула сведения, касающиеся ещё одного эксперимента Дани — он одно время пытался настроиться на поиск родственной магии специально для того, чтобы найти родных. И вот ему выпал случай опробовать новую способность.

После моего усыпления Таданари двинулся из Таэро в сторону столицы, Нагаисо — имара Тариша сказала, что девочка находится там. Он не до конца верил моей матери, но всё же счёл необходимым проверить её слова. Зря не верил — Джинтра действительно оказалась в столице. Он нашёл её в каком-то кабаке, где она на спор вызвалась осушить кувшин вина. Дани был слегка шокирован, когда ей это удалось под одобрительные возгласы собутыльников. Сам он пока что сидел в уголке, старательно не привлекая к себе лишнего внимания. Маску он снял, но при этом прикрывал лицо капюшоном. Эти ужимки ни у кого не вызывали подозрений, что, собственно, играло на руку Таданари.

Он продолжал наблюдать, когда весёлое застолье переросло сначала во взаимные наезды, а потом и в потасовку. Джинтра резко вскочила с воплем: "Ответишь за слова?!" и лихо опрокинула стол с выпивкой и закуской на сидевшего напротив обидчика. Завязалась драка. Таданари с удивлением увидел, как пьяная девчонка ловко и со знанием дела раскидывает во все стороны и мутузит кучу здоровых мужиков, которые даже ввиду подпития крепко держались на ногах.

К несчастью для девушки, из кухни для улаживания конфликта вышел здоровенный хмурый мясник с гигантским, внушающим страх наточенным тесаком. Он, не обращая внимания на хмельные проклятия и удары, взял брыкающуюся Джинтру за шкирку и поволок к выходу. Без особых усилий вышвырнул её и ещё придал ускорения в виде пенделя. Та красиво полетела и рухнула прямо в лужу — тогда как раз зарядил ливень. Таданари поспешил покинуть кабак, чтобы увести Джинтру куда-нибудь в безопасное место, пока она под выпивкой не вляпалась в ещё какую-либо переделку.

На улице он торопливо укутал в свой плащ упившуюся до бессознательного состояния Джинтру и на руках понёс до гостиницы, где он остановился. Всё-таки эта компания распивала не только вино, но и кое-что покрепче, а именно настойку магаро.

Пока он её нёс, она судорожно хваталась за ворот его рубахи, бормоча что-то про какого-то Мигари, угрожая в следующий раз непременно оторвать ему бубенчики и затолкать их ему в глотку, если он снова посмеет хоть пальцем её тронуть. Предчувствия становились всё хуже и хуже. Что же пережила его драгоценная племянница?

Пришлось приплатить хозяину гостиницы, чтобы он закрыл глаза на грязное и пьяное нечто, которое приволок с собой постоялец. Таданари заранее знал, что разговор легко не пройдёт. Джинтра показала несговорчивый характер, хотя, может, это из-за выпивки.

Дани кое-как умыл девчонку, расплёл волосы и переодел её в чистое. Уложил на свою кровать, а сам задремал в кресле.

Джинтра спала очень долго. Таданари в какой-то момент забеспокоился, но всё же тихий храп и вздрагивания убедили его, что племянница жива и здорова. Просто уставшая и пьяная.

Когда она проснулась, разговор с ней не склеился. Вернее, склеился, но не сразу.

Сначала Джинтра спросонья не поняла, где находится, но оно и ясно. Потом уставилась во все глаза на незнакомца в лице Таданари. Удивилась, что этот некто так на неё похож и с такими же глазами золотого цвета. У неё ещё не было тогда татуировок, и на вид ей было около семнадцати лет, может, чуть меньше.

Когда Таданари представился и сказал, кем он ей приходится, Джинтра среагировала бешено — замахнулась на дядюшку стулом. Тот увернулся, попутно попросив девочку не дурить, а поставить стул на место и рассказать о себе. На третью минуту увещеваний Джинтра всё-таки опустила стул и резко сказала: "Это ты во всём виноват!"

На просьбу пояснить Джинтра выдала целую гневную тираду по поводу того, как он сломал жизнь её матери, сделал её сиротой, и как мать проклинала своего брата, погубившего их родителей...

Таданари спокойно выслушал обвинения и попросил рассказать подробнее. Он сам тогда не помнил, кто у него был, брат или сестра.

Многое из слов Джин стало для него откровением. Он и сам знал, что стал виновником шторма, но что сестра будет так его ненавидеть за это всю жизнь... хотя он всё понимал.

Джинтра ни в какую не соглашалась признавать родство с Таданари. Вернее, она признавала, потому что при таком внешнем сходстве глупо его отрицать, но признать не значит принять. Однако Таданари сумел через вежливость и безусловное уважение добиться от Джин, чтобы она всё же вышла на разговор. Насмешливый нрав ему пришлось усмирить, ибо он мог подпортить или же вконец разрушить только-только наметившиеся добрые отношения.

Джинтра рассказала про того самого Мигари, которому она в полубреду обещала оторвать самое дорогое. Таданари, выслушав, предложил своими руками избавить мир от этого создания, но девушка, сжав зубы, отказалась — захотела сама со всем разобраться.