Добро пожаловать домой, мама

И да, Таданари действительно не знал, куда деваться, когда на свет появился очередной мальчик!

И вот после этих самых родов, как всегда лёгких и быстрых, забеременеть вновь не удавалось, и это было просто прекрасно! Я уже устала рожать каждые два-три года. Единственное, что меня чуть ли не до слёз расстраивало — это то, что я вся в сыновьях. Без единой дочери. Пятеро мальчишек, таких потрясающе разных и в то же время так похожих друг на друга и на нас с Таданари. Дани был растерян только после рождения Ронли, со всеми последующими он чувствовал себя более уверенно.

Мама с Умисой пребывали в тихом ужасе от нашей неправильной семейки, хотя мама и радовалась такому количеству внуков. У Уми же подрастала дочка возрастом чуть младше Каони, и я страшно завидовала подруге. Я бы с готовностью пережила шестую беременность, если бы знала наверняка, что у меня будет дочь. Но, увы, этого нельзя знать наперёд.

Время шло, сыновья росли. Таданари многого ожидал от Ронли, он взялся его учить в пятилетнем возрасте, и сын показывал высокие результаты, очень высокие. Только вот... он не смог достичь уровня отца, даже когда развил свою магию и усвоил всё, что дал ему Таданари. Обучение завершилось, когда Ронли достиг пятнадцати лет. Он приблизился к отцу, но так и не достиг его.

Таданари с трудом скрывал разочарование, я же на него обижалась за это, мол, как ты можешь так относиться к сыну только из-за того, что он чуть слабее тебя?

К счастью, я перегибала палку. Дани и не думал относиться к Ронли с пренебрежением. Только вот мои метания не остались незамеченными — Ронли утратил часть доверия к отцу, а Адори загорелся идеей догнать и перегнать брата. И это соперничество потом переросло в откровенную вражду, которая длилась приблизительно год. Ронли принял вызов и отвечал Адори тем же. Так как оба не отличались взрывным нравом, их обоюдная неприязнь выражалась в игнорировании друг друга, хмурых взглядах и разговорах только по необходимости. Я пыталась до них обоих достучаться, мол, вы разные, у вас разные магии, как вы можете соперничать? Только вот Адори не хотел спускать брату слабину, и Ронли всячески эту слабину отстаивал.

Неприязнь отступила сама собой, когда Ронли исполнилось семнадцать, а Адори пятнадцать. Просто в один момент я заметила, что прежней холодности в отношениях братьев больше нет. Это заставило меня вздохнуть с облегчением. Всё-таки их вражда подпортила мне нервы.

А ещё моей головной болью стал Каони. Он, так похожий на своего деда, унаследовал и многое из его характера. Меня больше всего беспокоило то, что он так рьяно противопоставлял себя остальным братьям, старшим и младшим. Он изо всех сил старался быть ни на кого из них не похожим, и поэтому внешне не разделял их преданности и заботы друг о друге. Только вот стоило чему случиться — и он в первую очередь бежал на помощь. Ни я, ни Таданари не могли его понять до конца, не могли даже предположить, что же кроется за таким странным поведением. Увы, не особо получилось.

Каони, в отличие от старших братьев, не рвался ни в Круг, ни в учителя, ни в Хранители Света в Храме. Вернее, он бы, думаю, с удовольствием занял какой-нибудь пост, но опять же, раз братья хотят того же, то он этого делать не будет. Вместо этого он выучился готовить, причём потрясающе. Приручил огненного элементаля, назвал его Цуши и подрядил на разогревание плиты. И не беда, что отношения между ними не всегда складывались. Зато всем было иногда весело и всегда вкусно.

А ещё Каони относился к Таданари так же, как относился Адори к Ронли, то есть воспринимал его как соперника, причём во всех сферах жизни. В детстве даже ревновал меня к отцу, но этот заскок быстро прошёл.

Добродушный болтливый Тарри же никого не подкалывал, ни с кем не соперничал и всех одинаково любил. Он часто рассказывал самому себе невероятные выдуманные истории про то, как он нашёл клад возле Южной Чаши, как построил домик на дереве и всех туда переселил, как соорудил фонтан в саду... Я иногда вслушивалась в его звонкое бормотание, и у меня теплело на душе. Бывало, он рассказывал свои выдумки маленькому Аливи, который, разинув рот, смотрел на брата широко распахнутыми тёмными глазами.

Двое младших всегда держались вместе. Тарри нравилось, что хоть кто-то его слушает, а Аливи просто было с кем поиграть. А оба они дружно ходили хвостиком за Ронли, при этом умудряясь не раздражать старшего брата и не мешать ему. Потом потребность в нём у них отпала, правда, Аливи до десяти лет был привязан к Ронли и видел в нём пример для подражания. Только вот подражание всё равно не удалось — они были слишком разными. Мне порой казалось, что они поменялись стихиями: Аливи должен был владеть водой, а Ронли — землёй. Однако вот получилось, как получилось.

К сожалению, все места в Круге были заняты, и в ближайшее время перестановок и уходов мастеров не предвиделось. Поэтому Ронли и Адори пошли в школу наставниками. Жалованье было приличным, положение — почётным. Хорошо, что шумиха вокруг наших с Дани имён давно утихла, и нашим сыновьям ничто не мешало спокойно делать карьеру.

Каони, Тарри и Аливи не пошли вслед за братьями. Каони — из принципа, а двое младших тогда ещё сами не доучились

И вот на этом моменте начинается история с Нелиной, дочерью моей подруги. Всё было до ужаса прозаично: двое моих парней не смогли поделить девушку. И да, я заняла сторону Ронли, и не потому, что я любила его больше, чем Каони. Просто была уверена, что с Каони Нелина не сможет ужиться, тем более что Ронли нравился ей больше. После того, как я очнулась без памяти, Каони обвинил меня в том, что я никогда не была на его стороне. Он покривил душой — я очень часто выступала в его поддержку, если считала справедливыми какие-либо его требования. Но, видимо, в этот раз поддержка Ронли вышла мне боком и ударила по третьему сыну особенно сильно — так, что он запомнил только это и собрался помнить всю жизнь.

А с подругой мы тогда изрядно разругались. Она, напротив, не хотела видеть свою дочь рядом с моим старшим сыном, но не из-за того, что он не устраивал её как зять, а из-за того, что она умудрилась в него влюбиться.

Безусловно, всякое бывало. И что взрослая тётка влюбляется в парня, годящегося ей в сыновья, тоже бывало. Всё в пределах нормы, только вот меня это не устроило.

Отец Нелины ничего против Ронли не имел и посему без проблем разрешил им пожениться.

Каони был зол. Он даже из дома уходил, не в силах видеть Нелину рядом с Ронли. Я переживала, Таданари же всякий раз находил его и возвращал домой. Мир в доме готов был рухнуть от малейшего дуновения ветерка.

Девочка мне нравилась. Она была не такой взбалмошной, как её мать, но с хитрецой, причём безобидной. От Умисы ей достались каре-зелёные глаза и рыжий цвет волос, а в остальном она пошла в отца, который был человеком весьма и весьма недурным собою.

Только вот мне совсем не по душе было, что Каони ведёт себя совершенно по-детски, холя и лелея обиду на семью и на весь белый свет. Таданари вообще не одобрял, что я вмешалась якобы не в своё дело. Я же на это возмутилась, мол, как это не моё дело? Это моя семья, и я имею право участвовать в её жизни!

Потом спустя пару месяцев всё вроде устаканилось, хотя Каони и продолжал дуться на всех и вся.

Не добавляло спокойствия и намерение Таданари вывести на новый уровень целительную магию, которая перестала работать много веков назад. Он был одержим этой идеей с самого начала нашего совместного жизненного пути, правда, он долгое время не знал, как к ней вообще подступиться. Долгими вечерами он просиживал над книгами, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы помочь ему в возрождении такого полезного направления в магии. Он строго-настрого запретил мне говорить об этом при посторонних, даже при матери. Когда он сочтёт нужным, мол, сам расскажет. И детям запретил об этом болтать.

Я понимала, почему. Целительство из-за своих ставших губительными свойств отнесли к запретным техникам, и будет совсем плохо, если Дани на этом поймают.

Я ни разу не видела, чтобы его действия переходили какую-то черту дозволенного. То есть к практике он не переходил, побаиваясь за нашу безопасность, однако упорно продолжал штудировать всё, что связано с целительством. В этом я ему не препятствовала, однако если бы он вдруг начал экспериментировать, я была бы недовольна. Очень недовольна.

Таданари продолжал исчезать из дома на две недели, на месяц. И всегда возвращался. Правда, несолоно хлебавши.

Он не решался просить кого-либо из менталистов о помощи — сам он, что удивительно, со своим беспамятством совладать не мог. Не получалось у него приоткрыть завесу над собственными детскими воспоминаниями. А просить других... это значило расписаться в полном бессилии, а он не мог себе этого позволить.

А в один прекрасный момент случилось то, из-за чего я утратила доверие и к Умисе, и к Таданари.

Да, я отличалась ревнивостью. Я способна была на пустом месте придумать измену, даже если поводов для подозрений не было вообще. Таданари всегда поражался мне из-за этого.

— Ноя! Ноя, успокойся!..

— Ты не поверишь, что я тебе сейчас скажу! Я ищу родню, представляешь! — повысил голос Таданари и после нервно рассмеялся.

Да, и до такого доходило. Я не знаю, это были прямо какие-то припадки. Совершенно бесконтрольные. Мне аж пелена глаза застилала, стоило только подумать об измене Дани. Причём это началось после рождения Аливи — до этого я особой ревностью не страдала. Зато потом...

— Ноя, ты слишком быстро делаешь выводы, — холодно ответил Таданари, осторожно усаживая бледную Уми на пуфик.

— Где-то я это уже слышал...

А всё из-за того, что я увидела чисто случайно, как Умиса падает в объятия Таданари.

Всё.

Большего мне и не потребовалось.

Сейчас-то я всё это вспомнила после перерыва и поняла, что этот жест Уми был жестом отчаяния, а не страсти. Таданари после пытался мне объяснить, что она просила его помочь её больному отцу, но он отказывался, так как не владеет целительством. При этом упрекнул меня, мол, зачем разболтала, ведь никто, кроме меня, ни о чём не знает и не догадывается, а я же ничего не болтала! Короче, разругались мы знатно. Я обвинила его в измене с моей подругой, а он меня — в болтливости. Вот так.

После этого между нами пробежал холодок. Между мной и Умисой, между мной и Таданари. Хорошо, что сыновья не вполне понимали, о чём речь и что случилось, и предпочитали не вмешиваться. Люблю их.

Только вот как теперь мне смотреть в глаза Уми и Таданари?! Теперь-то я это всё вижу по-другому, и мне так стыдно, так стыдно! Оооо...

Кошмар, а не жизнь. Какой отвратный характер у меня был, господи боже мой. Ни за что бы не подумала. Стыдоба...

А дальше...

Дальше — хуже.

У Таданари начались проблемы в Круге. Большие проблемы. Колоссальные просто.

Имари Амиоли всё-таки перегорел. Я даже не знаю, сколько лет ему было. Много. Но в любом случае ему уже подходил срок.

Таданари попал под неприкрытую неприязнь. Как оказалось, со смертью первого мастера воздуха все маски вежливости оказались сорваны, и мастера показали своё истинное лицо. Зависть, пренебрежение, высокомерие. Со стороны имари Хагири добавилась ещё и ревность.

Я едва не лишилась чувств, когда узнала об этом. Неужели спустя столько лет он не излечился от... этого?! И до сих пор обо мне думает? Что за напасть! Какой-то сумасшедший бред!

Ужас.

Теперь я ни за что не покажусь на глаза отцу.

Ревность...

Мерзко.

Фи.

Дани сказал, что имари Хагири грозил забрать меня обратно домой, причём с полным правом. Мол, ваши дети принадлежат моей семье, а моя дочь так и осталась моей дочерью.

Дани же ответил, что не позволит забрать меня даже моему отцу. Ещё не хватало.

Обмен любезностями произошёл наедине, и никто из посторонних этого не услышал.

После этого весь Круг понемногу начал сплачиваться вокруг имари Хагири, даже Центры, которые должны хранить беспристрастность по отношению ко всем мастерам, заняли его сторону. Таданари оказался в меньшинстве, в подавляющем. Он тревожился всё сильнее, подозревая, что мастера знают, куда он исчезал время от времени. Вроде бы ничего страшного, даже если они узнали, что он ищет родственников, помешать ему или навредить они не могли. Никто не знал, откуда взялся Таданари, поэтому никто не мог его подловить, что же он ищет.

Однако Дани подозревал, что кто-то может что-то о нём знать, но упорно молчит, явно прикидывая, как бы обратить эти знания в свою пользу. Я была уверена, что Таданари не тронули до сих пор именно потому, что он всем нужен со своей силой, а не любить его можно сколько угодно и как угодно. Убирать его явно никто не собирался, а вот заставить что-то делать для их выгоды — это можно. Можно шантажировать его мной, сыновьями, положением, местом, карьерой, да чем угодно. Можно словесно унизить, раздавить, растоптать. Вопрос — удастся ли им всё это?

Лично я была уверена, что нет.

А потом... потом неожиданно пришла моя мать, бледная и напуганная. Попросила Таданари о разговоре. Наедине. Я в тот раз придушила ревность и стала ждать, чем же закончится их беседа.

Увы, не дождалась. В этот раз.

Зато на следующий день мать не выдержала и рассказала мне.

У Таданари есть родственница. Юная девушка семнадцати лет, осталась сиротой в детстве, вынуждена вести довольно беспутную жизнь. Её силы закрыты, но время от времени происходят всплески. Кто-то позаботился, чтобы она не обнаружила собственную магию, и поэтому её саму так было сложно найти.

— Откуда ты всё это знаешь?! — с подозрением спросила я.

— Не спрашивай, — прошептала она.

Однако сомнения уже закрались. Об этом мог знать только имари Амиоли. Либо он сам ей об этом рассказал перед перегоранием (только вот с чего бы вдруг?), либо она сорвалась и прочитала его мысли. Если последнее, то где они встречались? Мать никогда не говорила, что они знакомы. Случайная встреча? Где и когда?

Ладно, неважно. Не это моя главная забота.

Таданари теперь точно сорвётся с места за родственницей, долгожданной!

Мне было немного досадно, что Дани снова убежит Свет знает куда, но с другой стороны... Одной Нелины мало. Я буду очень рада, если порог нашего дома переступит та, о ком я смогу позаботиться, как о дочери.

А над головой Таданари тем временем нависла угроза. Его положение в Круге стало слишком шатким.

— Теперь я уверен, что они многое знают, — сквозь зубы процедил он. Такой тон не предвещал ничего доброго. — Иначе и быть не может. Я не верю, что имари Амиоли мог им растрепать то, что узнал!