Добро пожаловать домой, мама

— Ронли, а вы с защитой что-то делали, да? — поинтересовалась я.

Все удивлённо глянули на меня.

— Ты её чувствуешь? — спросил Адори.

— Вообще-то давно уже чувствую, как очнулась, так почувствовала.

— Сделали, — кивнул Ронли. — Я её уплотнил.

— Хммм... И ты думаешь, что от вашего отца это защитит? Если вы, конечно, от него защищаетесь... — неуверенно спросила я.

— От отца нет, а от всех остальных — да, — тут Ронли хитро глянул на меня.

Ох, понятно, от кого защищаемся.

Что Каони ответил Тарри на его странный вопрос, я не услышала. Лишь заметила, как Тарри обиженно ушёл из гостиной.

— Ты что ему сказал? — прошипела я в сторону Каони.

— Да я просто ответил на его вопрос! — сказал Каони. — Я не знаю, чего он обижается...

Я побежала следом за Тарри.

— Стой, сын! — окликнула я его. Тот оглянулся.

— Что такое? — встревоженно спросил он.

— Нам нужно побеседовать. Это очень важно. Для тебя в особенности.

Тарри невольно отступил от меня на пару шагов.

— Не пугай меня! Ты всегда так делала, когда хотела надавать мне по шеям! — протараторил он.

— Только тебе, или это ко всем относилось? — хмыкнула я.

— Только мне. А ещё ты грозилась мне язык укоротить, если я опять буду много болтать, — последнее было сказано с обидой.

— Ну, я к тебе за этим и иду... Нет, укорачивать язык не собираюсь, а вот поговорить хочу, — торопливо заверила я.

Тарри молча отодвинул дверь и пропустил меня в свою комнату, в которой царил, откровенно говоря, хаос. Книги стопками стояли прямо на полу у пуфиков, на стене висела мишень с торчащими в ней дротиками, валялись свитки, исписанные и чистые, одежда раскидана... Короче, обычный мужской бардак. Из раза в раз повторяющийся. Даже у Каони в комнате порядка больше.

— Тарри...

— Прибираться не буду! Всё лежит на своих местах.

— Точнее, валяется.

— Валяется. Но на своих местах! Я здесь всё нахожу. И никто не смеет касаться моего творческого порядка! — воинственно заявил Тарри.

— Ладно-ладно! Не собиралась тебя отчитывать, расслабься.

Я уселась на кровать и усадила Тарри рядом.

— Мама, у меня сейчас глаз задёргается, — проворчал он.

— Ничего такого я говорить не буду! — заверила я.

И тут же поняла, что не знаю, как и с чего начать.

— Эмм... Тарри, тебе же нравится Тамея, да? — спросила я, поглаживая сына по руке.

Тот мрачно посмотрел на меня исподлобья, сжал зубы и коротко кивнул. Бедный мой.

— Да, нравится. Только она меня ни во что не ставит.

Я вздохнула и помолчала, собираясь с мыслями. Очень не хотелось обидеть Тарри, но если я спасую, то проблема не решится.

— А почему она так к тебе относится, не говорила?

— Нет.

Хм, даже так.

— О чём вы с ней разговариваете? — на свой страх и риск спросила я.

Сын открыл рот, чтобы ответить, но тут же поджал губы.

— Я не понимаю, чем вам всем не нравится то, что происходит у меня в голове, — он пытался говорить ровно, но голос безжалостно срывался в нервную дрожь. — Я не пойму, это разве обижает кого-то? Или задевает? Или что? Тамея вообще...

— Родной мой, конечно, не обижает! — поспешила я заверить, крепко сжав его горячие ладони. — Просто не все тебя понимают, не у всех так мышление работает, как у тебя. Я тебя принимаю любым, братья тоже, хоть и выпендриваются иногда! Тамея... она девушка приземлённая, практичная, и ей совсем непонятны твои творческие полёты. Вот вообще она тебя не понимает. Она считает, что у тебя в голове нет ничего, кроме ветра...

Тарри подавленно молчал. А я переживала, не слишком ли в лоб говорю такие вещи. Тема всё-таки очень деликатная.

— Если ты действительно хочешь наладить с ней отношения, то, может, тебе стоит немного спуститься на землю, к ней, к её магии? — я позволила себе слегка улыбнуться. — Вы в разных плоскостях живёте. В очень разных. Покажи ей, что у тебя есть что-то ещё, кроме твоих фантазий. А я... я буду тоже тебя расхваливать, какое ты у меня чудо, м? Со мной она общается охотно, и Шалира тоже...

— Да, мам, ты правильно сказала — она приземлённый человек, — сказал Тарри жёстко. — И с тобой она общается не потому, что я ей нравлюсь, а потому, что ты — та высокородная женщина, с которой стоит дружить!

Вот! Умеет же он думать практично! А то всё про барсуков задвигал.

— Ну и что? Мне от этого ни тепло, ни холодно. Я могу использовать её интерес в нашу пользу. Мамку-то свою не недооценивай, а! Не вы одни тут все из себя умные.

Я удивилась мимоходом, с какой лёгкостью мне далось это понимание и эти слова. В другой ситуации я бы ужаснулась и подумала: "Кааак? Как так можно?! Меня используют! Со мной дружат из выгоды! Какая мерзость!", а сейчас я слишком уж мимикрировала под окружающую среду. Да что мимикрировала? Я вновь стала частью этого мира и приняла его законы — иначе не выжить.

Тарри молчал, а я снова заговорила:

— А если так уж по-хорошему... нужно ли тебе связываться с девушкой, которая не стремится тебя понять? Тебе будет трудно, очень трудно...

— Я знаю. Я всё понимаю. Я люблю и всё вытерплю.

Я вздохнула. Спорить не вижу смысла.

— Хорошо, — снова стиснула его взмокшие руки. — Пригласи её завтра, м? И постарайся всё-таки учесть мой совет. Я очень хочу тебе помочь...

И тут нас самым бессовестным образом прервали.

— Имара, имари, простите, что врываюсь, — заговорила Олина, отодвинув дверь. — Имара Анойя, вам просили передать...

В руках она держала огромный букет огненно-красных лилий.

Штук тридцать, не меньше. Такие же, как и у меня на коже.

— Какая прелесть! — я вскочила и побежала к Олине, чтобы забрать у неё букет, но Тарри оказался быстрее и загородил мне дорогу. Я ткнулась лицом ему в спину. — Тарри!

— Не трогай! Его надо проверить, — отчеканил сын.

— Ну Тарри!..

— Олина, от кого цветы?

Та задумалась.

— Почтальон не сказал. Он сказал только, что это для имары Анойи Кайто.

— Подержи-ка его, Олина, ещё немного...

— Тарри, ты что, собрался их проверять? — выгнула я бровь. — Кому надо их травить?

— Яд? — удивился Тарри. — Нееет. Не яд. Другой подарочек может быть. Например, от дедушки. Давно под экте не попадала, мам?

Эти слова меня остудили. Я выдохнула. И в самом деле, недоброжелателя в лице собственного отца я нажила. Наверное, ещё может быть имари Онэри — я всё-таки была очень резка с ним, но справедлива.

Почему-то о Таданари я даже и не подумала...

Тарри протянул к лилиям руку, но не коснулся их. Просто подержал ладонь рядом с ними.

— На них какая-то земная магия. Слабая, — изрёк он и опустил руку.

— Земная?.. Подожди! Ты можешь чувствовать другую стихию?! — ошарашено воскликнула я.

— Ну да. Мы все можем ощущать чужую магию, но распознавать, какие именно заклинания используются, нет. Здесь нужен малыш Аливи. Олина, пожалуйста, пропустите... Аливииии!!! Малыш Аливиииии!!!

Господи! Ну что ж так голосить-то?

Топот бегущих ног раздался по коридору уже минуты через две.

— Тарри! Зачем так орать?! — возмутился с порога Аливи, но тут же застыл при виде букета в руках недоумевающей Олины. — Цветы? Откуда они?

— Что на них за заклинание? — спросил Тарри.

Аливи даже не понадобилось руку протягивать к лилиям — всего лишь прищурился на них.

— Просто стойкость. Они не завянут месяца три, — сказал он.

— Ого! — впечатлилась я.

— Угу. Больше ничего на них нет. Никаких сложных заклинаний тем более. Экте тоже...

— А менталистику вы не учли! Её может распознать только менталист! — подал голос Адори, уже принявшись профессионально растирать ладони. За его спиной стояли Ронли и Каони.

Ну все прискакали на вопль Тарри!

— А ну-ка, ну-ка! — с энтузиазмом подхватил Тарри. — Скажи нам!

— А... её нет, — смущённо ответил Адори. — Всё, менталист распознал. Менталист говорит, что её нет!

— Ну и отлично! — хлопнула я в ладоши. — Не завянет — это здорово!

— Всё равно от него нужно избавиться, — хмуро пробурчал Ронли. — Мало ли что!

— Ага, ещё чего! — я загородила спиной Олину с цветами. — Мне ещё ни разу не дарили цветы! Я не позволю к ним прикасаться!

— Вообще-то дарили, и много, — скептически отозвался Аливи.

— Я помню другую жизнь, и в ней мне никто их не дарил! — раздражённо откликнулась я и обернулась к Олине. — Поставь их в вазу, пожалуйста. В моей комнате. А вы все, — обвела взглядом парней, — постарайтесь выяснить, кто прислал. Всех касается, ясно? Это вам за то, что хотели избавиться от букета. Я на вас обиделась. Вот.

Вот.

Ну а чего они, в самом деле?

Голова гудела. Адори устроил мне очередной урок по менталистике, и я под его руководством пролежала в медитации полтора часа. Всё бы хорошо, но набат в черепной коробке не желал умолкать даже после этого жутко горького отвара, который мне в очередной раз забодяжил Каони. Адори это не сильно удивило, и он велел мне ложиться спать, сказав, что такое бывает.

Сон тоже не шёл. Весь дом погрузился в тишину, а я мучительно бодрствовала, держась за голову и нажимая на виски, как будто это могло помочь.

В прикрытое плющом окно заглядывал свет Улы-Кадары, ветерок трепал ветви деревьев на улице, отчего листья томно вздыхали и замолкали на пару мгновений, чтобы в следующий миг вздохнуть снова.

Нет, не могу.

Я скинула одеяло и всунула ноги в домашние плетёные тапочки. Накинула через голову ситцевое платье — подпоясываться не стала. Я так, балахонистой похожу. Кто на меня смотрит?

Тихо, стараясь не шлёпать тапками по полу, заскользила в сторону кухни, изредка пошатываясь от пульсирующего шума в ушах. Мне сейчас жизненно необходимо хотя бы чаю выпить.

Зашла в кухню и поняла, что нужно свечу зажечь.

Эх, Каони, вот так ты о матери заботишься, да? Огненный маг не может свечу зажечь! Позор!

Свеча нашлась на столе, совсем новая, горевшая всего раз и недолго

— Цуши! — шёпотом позвала я.

Свет "ночных сестёр" падал как раз на плиту. Я увидела, как из-за плиты выползла огненная сущность, сонно потирая лапкой заспанные глаза. Гребень его был скорбно опущен. Наверное, недоволен Цуши, что хозяйка посмела его разбудить в такое время.

— Мне нужна помощь, — сказала я тихонько и протянула к нему руку со свечкой. — Я не помню, как зажигать свечу, представляешь?

Неподвижные яркие глаза Цуши уставились на меня, и в них явственно читалось: "Хозяйка, ну ты даёшь!" Впрочем, вредничать элементаль не стал — вздыбил гребень и прицельно плюнул огоньком на фитилёк. Пламя дёрнулось туда-сюда, но стоило поставить свечку прямо, как оно выровнялось.

— Спасибо! Цуши, а можешь разогреть плиту? Пожалуйста!

Элементаль на эту просьбу издал звук, напоминающий фырканье, но заполз внутрь плиты. Через пару минут уже можно было ставить чайник — Цуши хорошо её разогрел.

Голова всё не проходила. Стало даже хуже — начало подташнивать. Надеюсь, меня не вывернет от чая.

Всё так же в полутьме, при свете Улы-Кадары и свечки, я нащупала возле плиты шкафчик с чаями и взяла первую попавшуюся баночку. Надеюсь, это не тизарская вишня.

Нет, не тизарская и не вишня. Просто зелёный чай с облепихой.

Посидела немного, подождала, пока немного остынет. Во рту стало горьковато. Да что со мной?!

Достала мёд.

Цуши с едва слышным шорохом выполз из плиты и сочувственно посмотрел на меня.

— Плохо мне, Цуши, — вздохнула я, отхлёбывая чай, который так и не остыл.

Элементаль легко соскочил с плиты, прошлёпал лапками ко мне и запрыгнул на колени. Я умилилась, когда он свернулся клубочком и прикрыл глазки. Интересно, вот он рептилия, значит, холоднокровный. Но он огненный! Может, всё же теплокровный?

А ещё, чем же он питается? Ему же нужна энергия, чтобы огонь вырабатывать. Надо будет спросить, чем его Каони кормит.

Я узнавала, что есть элементали и других стихий. Водный похож на огненного, только чешуя у него голубая, а гребень зеленоватый. Воздушный представляет собой маленькую птичку, напоминающую трясогузку, только оперение у неё ослепительно-белое, а маховые пёрышки нежно-жёлтые. А земной... земной — это цветок, который никогда не отцветает. Он похож на ландыш, только цветочки у него тёмно-красные и более крупные. Аливи мне его разок показывал, он растёт в самой глубине сада и, по словам сына, даже зимой прорастает сквозь снег.

Кстати, о цветах. Мои парни так уверены, что там ничего нет, кроме простенького земного заклинания... а вдруг есть? Вдруг там вообще яд? А ведь его отмели сразу как вариант. То-то мне так хреново!

Ладно, выставлю их из комнаты. На всякий случай. Даже если на них никаких ядов нет.

После чая я поняла, что мне надо на улицу. Причём чем быстрее, тем лучше. И чем дальше от двора, тем лучше.

— Цуши, слезай. Я встаю.

Элементаль сделал по-другому — он умудрился переползти ко мне на плечо и обвить шею под волосами наподобие воротника, вцепившись коготками в ткань платья. Он что, собрался со мной? Нет, я не против, просто неожиданно.

— Ну хорошо, сиди. Немного неудобно, правда, но потерплю.

Со свечой на цыпочках вышла из кухни и направилась к выходу. Так-так-так, где моя повседневная обувь? А, вот они стоят, мои туфельки. Главное, сильно не топать.

И плащика нигде нет. Олина вечно эти плащики и накидки относит куда-то, как только я прихожу домой. Неприлично же женщине-магу посреди улицы татуировками светить. Во дворе — пожалуйста, в помещении — на здоровье, а на улице — ни-ни. Почему — я так и не поняла. Откуда пошёл этот предрассудок — тоже нигде не упоминается.

Ой, да в конце концов-то! Кто на меня ночью будет смотреть? Все нормальные люди в такое время десятый сон видят, и им нет дела до какой-то там меня без плаща и с татуировками напоказ.

Буду считать, что это моё желание выйти на улицу в одиночестве, не считая элементаля на шее — протест против воли сыновей. Они не разрешали мне выходить в одиночку даже во двор, не говоря уже о целом городе. А сейчас очередной бунт, только против собственных отпрысков. Надеюсь, их страхи не обоснованны.

Задула свечу и поставила её на ступеньку.

Одно успокаивает — в Таэро преступности почти нет. Это самый безопасный город во всей стране, и это здорово на самом деле. По крайней мере, я закрывала за собой калитку без страха. Может, это шум в голове притупил все чувства и рациональные доводы.

Тёплая ночь. Ула наполовину скрылась за горизонтом, Кадара поспевала за сестрой. Скоро начнёт рассветать. Поют цикады в унисон со сверчками. Где-то вдалеке заливается звонким щебетом какая-то ночная птаха. Местный соловей, наверное.

Опять такое чувство, будто нырнула в кисель. Утопленница в киселе. Кошмар.

Ночь обостряет все запахи. Все цветы пахнут сильнее именно ночью. Распускаются и благоухают цветы, чьё время — ночь.

Горят фонари, освещают мне путь. Я иду медленно, стараясь не наступить на подол. Выгляжу, наверное, как привидение — в широченной светлой одежде, неторопливая, бледная, да ещё и с огненным элементалем, обнявшим шею всем своим тельцем.