Добро пожаловать домой, мама

Сколько я проспала? И спала ли я? Меня же вроде вырубили, ментально причём. И чувствую я себя вполне неплохо.

И где это я?

Огляделась.

Комната похожа на мою. Только узоров на стенах нет. И плющ не закрывает окно. Меня тронуло нехорошее предчувствие. Меня как будто специально ждали. И комнату обставили, как надо.

Так, судя по разговору, ко мне сейчас заявится гостья. А я... я в ночной рубашке! Кто меня раздел? Точнее, переодел?

И тут-то до меня дошло. Два собеседника. У Таданари единственный родич, не считая наших парней. Я вспомнила золотые глаза в прорезях маски и косу...

Так-с, значит, мужской голос принадлежал Таданари! А женский...

Я услышала лёгкие шаги. Они приблизились и стихли прямо под дверью.

— Можно! — откликнулась я на осторожный стук. Поджала ноги и натянула одеяло до подбородка.

Догадка подтвердились.

В комнату пошла девушка с большой стеклянной вазой, наполненной не то конфетами, не то круглыми печенюшками в глазури.

— Пусть тьма рассеется перед светом вашей души, — поклонилась она мне.

А у меня перехватило дыхание.

У неё золотые глаза. А коса расплетена, и великолепные волосы перехвачены ремешком с кистями на концах.

Одета в мужское — в тёмно-синюю рубаху без пояса и широкие брюки. На локте на завязочках висела простая белая маска с чёрной полоской на лбу — это была как раз маска незнакомца, с которым я столкнулась.

Немудрено, что я спутала её с парнем, да и все остальные тоже. Только вот куда она тогда дела свою немаленькую такую грудь, которая сейчас заметно выпирала под рубашкой?

Девушка заметила, что я удивлённо смотрю туда, куда не следует, и усмехнулась.

— Перетянула, — снисходительно пояснила она. Поставила вазу со сладостями на тумбочку в изголовье.

Высокая, почти как Шалира, и с безупречной осанкой. Двигалась только вот немного странно, как будто по-мужски, однако можно сказать, что телом своим она владеет безупречно.

— Меня зовут Джинтра, — наконец представилась золотоглазая и села рядом со мной. — Таданари — мой дядя.

— Уже поняла, — я кивнула на стенку.

Джинтра, значит.

Ну как же она красива! Один цвет глаз чего стоит. И веснушки на загорелой коже.

— Что с Аливи? И с Олиной? Ты же меня из под носа у них увела, — сказала я.

— С моими братьями всё хорошо, — невозмутимо ответила Джинтра. — С Олиной тоже. Дядя без дела не сидел, пока вы спали, — улыбнулась слегка.

С моими братьями... Непривычно, когда это говорит девушка. У моих парней появилась сестра, здорово.

А что означает "без дела не сидел"? Очень интересно!

— Ну, насколько я знаю, он виделся с ребятами, — задумчиво и совсем уж по-простецки почесала макушку Джинтра. — Имари Хагири в результате перенёс дуэль. Ронли ждать ещё три дня.

Три дня. Да за эти три дня с ума можно сойти! Даже человеку с такими нервами, как у Ронли.

Зато я знаю, что по крайней мере сейчас с ним всё хорошо.

— А что с Каони?..

— А что с ним? — удивилась Джинтра и тут же презрительно фыркнула. — В здравом уме и доброй памяти Каони. Вы думаете, дядя не справится с таким детским заклинанием, которое применил имари Хагири?

— Адори не справился с детским заклинанием, а он неслабый менталист, — заметила я. Интонация Джинтры мне очень не понравилась.

— Адори... — вскинула голову девушка.

И по её этому жесту я поняла, что она ни во что не ставит братьев.

— А ну-ка это что за тон?! — возмутилась я. — Это твой брат, между прочим!

— Нууу, знаете, я бы даже прикасаться к Каони не стала и сняла бы заклятие, а имари Хагири в порошок бы стёрла, — повела плечом Джинтра. — А никто из них и этого не сумел!

Ах, у нас ещё и самомнение изо всех щелей лезет! Я ни в коем разе не сомневалась, что девчонка очень сильна и даже по способностям может быть равна Таданари, но что у неё характер такой, я даже и не предположила.

— Позови-ка дядю сюда, — сказала я. — Нам многое нужно обсудить...

— А вы чего мне указываете?! — Джинтра аж вскочила. — Он велел мне с вами общаться!

— Может, мне сказать ему, что я от тебя не в восторге? — приподняла я бровь.

Джинтра вмиг побледнела. Вот уж Таданари она боится до дрожи в ногах.

— Хорошо, позову! — мрачно отрезала она, помявшись и злобно попыхтя где-то с минуту, и направилась к двери. Оглянулась. — А вы ябеда! — оскорблённо заявила и отодвинула дверь.

— Зато ты послушалась, — хмыкнула я. — Постой!

Джинтра остановилась, глядя прямо перед собой.

— Это же ты мне ту записочку подсунула? — спросила я. — В доме имари Нахарими?

— Ну я, и что?

— Не буду спрашивать, как это сделала, хоть оно и безумно интересно. Спрошу только — зачем?

Интересно, а я теперь тоже могу называть её племянницей?

Вряд ли. Мы с Таданари официально не в браке. Она только его родня.

Девушка помолчала и косо взглянула на меня.

— Дядя себе места не находил, когда узнал, что вы согласились выйти замуж. А я просто захотела немного помочь, отвадить вас от жениха, подумала, что вы испугаетесь. Он велел не лезть, а я полезла. И на вашем месте я бы ни за что не согласилась на брак! — запальчиво заявила Джинтра.

— Иди уже! — рявкнула я.

Соплячка! Не согласилась она! Без памяти, без магии и с пятью сыновьями!

Вдох-выдох. Успокаиваюсь.

Потянулась к вазочке со сладостями.

Мммм, вкуснотища! Это что, карамель? И тут есть шоколад? А эти крошки — размельчённое печенье? Да это ж как знакомое мне пирожное-"картошка"! Только вот липкая такая штука...

На тумбочке ещё стояла небольшая глиняная черепашка. Я взяла её, а внутри звякнуло что-то металлическое, перекатившись от головы к хвостику. Потрясла, как погремушку, но что там такое, понять не смогла. Видимо, что-то похожее на монеты, не знаю. Поставила черепашку обратно.

Значит, Таданари парней всё-таки не бросил. По словам Джинтры, вывел из беспамятства Каони, продлил жизнь Ронли...

Если судить по тому, что сам Таданари остался жив, а этот дом — в целости и сохранности, то гению Круга удалось договориться с нашими сыновьями, причём по-хорошему. И причём они сюда не заявились меня отвоёвывать. Ааа! Сколько я пропустила! Хотела бы я присутствовать при их первом разговоре...

Ну и что с этого?!

Настроение ухнуло вниз, как спирт в термометре при морозе.

Сколько я пролежала вообще?

Сейчас мне кое-кто заплатит за доставленные неприятности, за убитую память, за отнятую магию, за полную беззащитность!

Поступлю-ка так же, как и давеча, когда нервы сдали. То бишь буду швыряться посудой. Только уже не в стенку, а прицельно в наглую физиономию бывшего. Вон как раз симпатичная вазочка с красными лилиями. Везде эти лилии!

О! Зато теперь почти уверена, кто мне подарил тот самый заговорённый от увядания букет, ля-ля-ля.

Вынула цветы и взяла вазу за горлышко — воды там не было. Видимо, и эти лилии заговорены.

Эх, жалко такую узкогорлую красоту. Тончайший фарфор с росписью в виде крошечных пушинок одуванчика. И кто же такой талантливый художник?

Но ничего. Стоит того, чтобы запулить ею в Таданари.

Дверь открылась и вновь закрылась. А у меня не поднялась рука бросить вазу. И все слова гнева, какие кружились в голове, мгновенно отступили, будто их и не было. В горле пересохло.

Он очень высокий. Действительно высокий — мать ещё в нашу первую встречу мне об этом сказала. Метра два в нём точно есть — приходилось, наверное, голову запрокидывать, чтобы посмотреть на него. И волосы действительно русые, как у Аливи и Джинтры, и действительно подстрижены чуть ниже плеч. И в самом деле одет он в чёрную рубаху и брюки, а сверху — белый плащ, точнее, широкий халат без пояса и с рукавами до кончиков пальцев.

А на лице — маска.

Это меня добило.

— Получай!

Ваза отправилась в полёт, но цели не достигла. Эффект неожиданности не сработал — Таданари проворно пригнулся, и осколки брызнули в стороны от столкновения со стеной. Выпрямился.

— Ноя... — шепнул он.

— За что, говоришь?! — Остапа опять понесло. А Таданари ведь ничего не сказал! — Ты бросил нас в трудную минуту! В Круг он ходил, а к детям не ходил! Больно ему было, когда я согласилась на брак! Больно, понимаешь! На меня отец давил, он мне угрожал, прижал к ногтю, а ты где был?! Почему допустил, что с Каони такое произошло?! Почему Ронли будет сражаться с дедом, и он не выживет же! Чего ты ожидал, я не понимаю!

Я нашарила черепашку, чтобы отправить её за вазой, в этот раз удачно.

— Только не её! Ноя, поставь её на место!

Но... мне показалось, или в золотых глазах — ужас?!

Я замерла с занесённой рукой. Что я только что услышала?

— Пожалуйста, Ноя, успокойся, — на выдохе проговорил Таданари, выставив вперёд руки. Какой же у него голос... — Поставь черепашку на место, родная. Всё хорошо...

Он медленно приближался ко мне, не сводя глаз и не опуская рук. Я прерывисто вздохнула. Рука отказывалась швырнуть фигурку.

Он же меня гипнотизирует. Он же менталист, каких не сыщешь. Ему даже не нужно разогревать руки...

Только почему он испугался за черепашку-то? Чего в ней такого?

— С-сними маску, — заикнулась я. — Покажи лицо...

— Я тебе что угодно покажу, только отдай черепашку... Вот так, молодец. Иди ко мне... хорошо, садись. Чего ты так сердишься? Ваза не виновата ни в чём...

— Покажи лицо. Не ломайся, как будто я тебя не видела! — ясность сознания вернулась, но что-то конфликтовать расхотелось. Однако смелости хватило на то, чтобы заглянуть в овальные прорези для глаз. А вот трусость заставила отодвинуться от севшего рядом мужчины.

Маска белая и совершенно обычная, без чёрной полоски, как у маски Джинтры. Девчонка-то чего её носила?

Таданари вздохнул и потянул за красные завязки на затылке.

Я затаила дыхание. А через миг выпалила:

— Ты всю жизнь носил маску, чтобы тебя не увидели и не изнасиловали?!

— А? В смысле? — не понял Таданари.

— Ну, как тебе сказать...

Вспомнилось невольно, как я очаровывалась прекрасными синими глазами-океанами имари Нахарими, как восхищалась его смуглой кожей, пепельными волосами и вечной непроизвольной усмешкой... и мысленно обругала себя за дурной вкус.

Открывшееся лицо не могло принадлежать человеку. Оно слишком уж прекрасно было, слишком совершенно, и даже чуть выпяченная нижняя губа не нарушала гармонии. И только взгляд золотых, с приподнятыми к вискам уголками глаз был совсем человеческим: озадаченным, растерянным и заинтересованным.

Конечно же, я начала прикидывать, кто из парней больше всех на папку похож. Его глаз не унаследовал никто, а жаль. И что интересно, каждый из них что-то от него взял — теперь-то я поняла, насколько они похожи между собой и при этом насколько разные. У всех, кроме Каони, такой же золотистый оттенок кожи, как у Таданари. И это точно не загар. Интересно, а загар к такой коже легко цепляется? Аливи смуглее остальных. Ну, это-то понятно — он постоянно на улице, тут хочешь или нет, а загоришь.

Даже сложно сказать... Ну, наверное, Аливи. И то только из-за волос и острого подбородка.

— Ну так и скажи, — Таданари лениво помахал маской, как веером. Неровно покромсанная длинная русая чёлка слегка разлетелась.

— А вот не скажу. Мучайся теперь от неизвестности.

Таданари улыбнулся.

Ох, лучше бы он этого не делал! Я стала слишком влюбчивой и падкой на мужскую красоту. А может, я такой и была. Неудивительно, что сбежала с ним.

— Ничего, переживу, — небрежно отозвался он. Отложил маску.

— Я не знаю, рассказывал ты мне или нет, но почему ты её носил? И носишь? — задала я бог знает сколько времени терзавший меня вопрос.

— Хм... — Таданари вдруг сузил глаза и пристально посмотрел на меня. Я сразу опустила взгляд. — Ты, как я понял, всё-таки ничего не помнишь?

Я возмущённо вскинула голову. Негодяй, он ещё смеет задавать мне этот вопрос?!

— Конечно, не помню! Как будто ты не знал, когда накладывал экте, что я потеряю память и улечу жить в другой мир!

— Подожди! — нахмурился Таданари. — В какой другой мир? Ты о чём?

— А вот о том! Я двадцать лет прожила в другом мире, совсем не помня об этой жизни, и вот я очнулась, вокруг незнакомые парни, которые оказались мне сыновьями, а мне-то двадцать лет! Двадцать, Таданари! Представляешь, каково быть мамашей в двадцать лет, когда ты даже не рожала?!

Моя тирада, кажется, произвела на Таданари впечатление.

— Если честно, не представляю. Я представляю, каково оказаться папашей в двадцать лет, но не мамашей, — тут он криво усмехнулся.

— Не вздумай смеяться надо мной! — оскорбилась я.

— Да ты что! Разве я смеюсь? — Таданари опустил задумчивый взгляд в пол, покусывая губу. Его тонкие пальцы сжимали и разжимали белую ткань верхнего халата.

— Другой мир... — проговорил он наконец и внимательно посмотрел на меня. — Как ты оттуда вернулась?

— Я там умерла, — буркнула я.

— О... кхм. Каким образом?

— Болезненным. Но быстрым. Короче, не своей смертью.

Таданари поморщился.

— Другой мир, — повторил он. — Я что угодно предполагал, но не это...

— А потерю памяти, значит, предполагал? Зачем ты вообще это сделал? Чем я тебе не угодила, а? — я уже не сердилась. Я просто хотела во всём разобраться. Скандалить и ругаться расхотелось.

Таданари напрягся.

— А если я тебе скажу, что это была твоя идея, ты прекратишь меня ненавидеть?

Я застыла.

Чёрт возьми, как я могла додуматься до того, чтобы попросить себя проклясть?! Я ничего не понимаю в этой спятившей жизни!

Ладно, послушаем, что скажет Таданари.

— Обещаю выслушать и не ругаться, насчёт ненавидеть не знаю, — ответила я. — Может, и ненавидеть перестану.

А если уж честно, то я не ненавижу тебя, Таданари.

— Кстати, а ты же можешь вернуть мне память? — решила уточнить.

— В любой момент, — кивнул Таданари.

— Может...

— Нет.

Я опешила от такого резкого ответа.

— Но почему? — выдохнула я. — Вместо того, чтобы мне что-то объяснять, ты мог бы...

— Нет. Не сейчас. Не время, — Таданари протянул ко мне руку, и я с трудом усидела на одном месте.

Он меня не коснулся — его раскрытая ладонь замерла рядом с моей щекой. Взгляд Таданари подернулся дымкой, и он смотрел не на меня, а куда-то сквозь, вдаль. И при этом я всё равно покраснела так, что казалось, будто из ушей сейчас повалит пар. Опустила голову.

— Почему? Отвечаю, — Таданари опустил руку. — Если тебе сейчас открыть память, то ты окончательно спятишь. Хочешь спятить? — я отчаянно замотала головой. — Молодец, правильно не хочешь. У тебя и так славно нервы расшатаны. Буду тебя в порядок приводить, — он подвинулся ближе, а я чуть не задохнулась. Сердце зашлось в галопе, когда я ощутила его горячую руку на своём голом плече. Надеюсь, ожог не останется?

— Во-вторых, — продолжил он, прижавшись щекой к моим волосам, — в твоей голове слишком много того, чего знать не следует. Мы сейчас живы с тобой только благодаря тому, что твоя память — чистый лист, представляешь?