Я бережно завернула Мисти, взяла свёрток на руки, как ребёнка, прижала к груди, бросив взгляд на убийцу.
Монаха била сильная дрожь, он пытался что-то сказать, но не мог, только стоны да мычание, худое тело с жуткой раной на лице корчили судороги. Подошёл Виктор, обнял меня за плечи.
— Не смотри, — шепнул он.
Я смотрела. Молча, сухими глазами. Я хотела смотреть, видеть, как он сдохнет. Не было слез, не было ненависти, ярости, не было ничего. У меня на руках был только мягкий, словно без костей, тяжёлый свёрток, и весил он гораздо больше, чем на самом деле был. Убийца дёрнулся раз, другой, изо рта пошла пена, он забулькал, затих.
Всё было кончено.
Всё было зря.
Маг опережал нас, он нас убивал, ранил, и мы ничего, ничего не могли сделать! Я, как какой-то собиратель трупов, почти все, кто рядом со мной, кто мне дорог, кто меня охранял — уничтожены, ранены, выбиты из строя. Почему этот гад не убил меня? Почему Мэлл? Анн? Эллоя? Гленн? Мисти? И этот страшный список можно длить и длить! И он будет продолжен, если мы не поймаем тварь, то есть тварей! Ложный инкуб и сбрендивший архимаг, их двое, и они готовят новый удар! А, мы... Лорна, Виктор, Кэсси, Зулла, Овод, Кент, Порфирий, Марта — кто, кто следующий? Всех не защитить! Никого не защитить, как выяснилось. Отчаяние — глубокое, чёрное, заполонило меня, я могла думать только об одном — найти, отомстить.
Убить.
Браслет потрескивал, этот тихий звук слышала одна я, он отдавался под ложечкой, резонировал с моим нутром, меня бросило в жар, сердце билось отчаянно быстро. Я чувствовала, как становлюсь монстром. Палачом. И это нисколько меня не пугало.
Даже нравилось.
Чёрные воды Тьмы погасили очаг боли, смешали, растворили в себе капли слез, почти исцелив. Почти обезболив.
Уже не больно. Я хотела, я жаждала только мстить.
Зулла с беловолосой дриадой вкатили носилки в портал, амазонка, помедлив чуток, припала к губам Овода, тот обнял её здоровой рукой, прижал, парочку целомудренно скрыла копна черных косиц в россыпи бусин. Рыжая, бросив сумку на нижний поддон, обернулась, шагнула ко мне, посмотрела в глаза.
И отшатнулась.
Помолчав, тихо произнесла:
— Дай её мне, Filia Tenebris. Я ничего не могу тебе обещать, но, есть... Другой Мир. Наш Мир, Мир Дриад, где вечно светит солнце, дует лёгкий, тёплый ветерок, где твоя amicum будет гоняться за бабочками до изнеможения, трогать лапкой одуванчик, где она встретит такого же, как она, где она будет счастлива. Будет той, кем была рождена. Будет Свободной. Верь мне.
— Ты... Вы... могу я иметь честь узнать твоё имя? — тьма, что завладела мной, отступила, шипя разъярённой змеёй, я заморгала, смахивая предательские, набежавшие вновь слезы, ком в горле стал такой, что я едва смогла выговорить слова.
— К чему? — улыбнулась Рыжая. Лисьи глаза даже в тусклом свете фонарей светились изумрудно-зелёным, светом жизни. — Может быть, Дану? Или, может быть, Викка?
Она осторожно развернула свёрток, взяла Мисти, как берут сладко спящую кошку на руки, улыбнулась и ушла в портал, где уже скрылись носилки.
Рыжая... Дану, Викка, зачем, зачем ты это сделала? Растопила лёд, погасила чёрный огонь, что жёг моё сердце? Мне снова больно! Я посмотрела на крутку в моих руках, глядя на неё и не понимая, зачем она мне, шлёпнулась на бортик фонтана, меня затрясло, я обняла себя за плечи, пытаясь унять дрожь.
Не вышло.
— Как думаешь, она сказала правду? Или это обман, дриада, наверное, просто хотела исцелить... меня? Помочь? — спросила я Зуллу, что примостилась рядом со мной, тоже изредка шмыгая носом. Да, парочка... тоже мне, воительница и тёмная, пусть и с браслетом, но я дала слабину, раскисла, расклеилась от потерь, сложила лапки, жалеет себя она, вся такая бедная, несчастная, позабыв о тех, кого на самом деле надо оплакивать. Уже завтра хоронить.
За кого надо мстить.
— Она мудрый, корень, верь ей, Кайра, чую я так, — ответила Зулла и обняла меня за плечи. — Не пусти сердце зло, ты тогда убивать, убивать много. Тогда убивать тебя — я не хотеть тебя убивать.
Мне стало теплей.
Все верно, Зулла. Я тоже не хотеть.
Рядом с фонтаном взвихрился воздух, небольшой воздушный смерч поднял, швырнул в нас грязью и мусором. Из портала выскользнули — выбежали шестеро эльфов, в плащах-хамелеонах, лёгких кольчугах, с луками за спиной, магическими жезлами на зачарованных поясах, в полном облачении эльфийских боевых магов. Став полукругом, обнажив мечи, сверкнувшие в ночном свете сиянием магии, у кого ядовито-красным, у кого синим, у кого разливом радуги, стрела эльфов образовала полукруг безопасности, в который ступил Коркоран. Он взмахом руки погасил остаточный вихрь, подошёл к Виктору и стал рядом, окинув взглядом окрестности. Шестёрка застыла под дождём, лишь один то и дело косил взглядом на колоритного фонтанного гнома без штанов, проигнорировав даже труп в рясе.
Безглазое рассечённое лицо убийцы почернело, распухло, в ране уже копошились черви, личинки живой отвратительной кучей пожирали плоть, смрад расползался по площади, отравив свежесть ночного дождя и солёного морского воздуха. Да, всё верно, Зулла со своим звериным чутьём не ошиблась, она всё сделала правильно, сейчас, сию минуту, где-то далеко, или, может быть, совсем рядом, за стенами одной их халуп, корчится от страшной боли, проклинает нас ослепший маг. Единственное, как и чем можно было достать тварюку, именно это единственное Зулла и сделала, а Овод, наверное, подумал, что Зулла предатель, что она хочет убрать свидетеля, чтобы он не достался нам, вот и попытался её остановить. Недоверие могильной чёрной змеёй заползло в Орден, обвило кольцами, отравило Овода, отравило всех нас. Будь дроу в себе, не напичкай я его зельем, разве мог бы он подумать, что Зулла — предатель? Разве бы мог?! А всё я, лекарь-недоучка. Не делай добра, не получишь зла, так, Кайра? Хотя, тут, скорее, другой вариант, Виктор не мог ошибиться, Зуллу и Овода он сразу же должен был "прочитать", как и меня. Овод на моей травке мог и подчиниться чужой воле, я не могла проверить такую побочку, Зулле дроу всегда доверял, а теперь оказалось, что и любил, так почему драка была слишком яростной, слишком безоговорочной, никаких "а поговорить?" никто и не пробовал, словно все враз сошли с ума? Значит, Овод был не в себе, вернее, Овод не был Оводом. Ничего удивительного. Это магия, мир магии, магии и мечей. Подлости, предательства, ненависти и верной, до гроба, дружбы. Мир Любви, о которой можно слагать легенды, но в такую легенду на самом деле мало кому захочется попасть.
Одни зубодёры чего стоят.
Подошёл Виктор, помялся, смахнул капли дождя с белоснежных волос. Прохладно, даже холодно, а он всё в рубахе и кожаных штанах, хотя, что ему, вампиру? Мёртвые не потеют.
— Не вини себя, Кай, ты пыталась помочь, как умела, как могла. Приношу свои извинения, я был неправ, да, не прав, когда накинулся на тебя. Вы, ты — мне дорог каждый. Я был... расстроен. Ты достойна похвалы, ты пыталась спасти друга, а жаловаться — не в твоей натуре, и я не желаю, чтобы ты стала другой. Жалобщику, как говорится, первый кнут. Всё в Мире не просто, всё имеет цель, причину и следствие, и ваш сговор с Оводом, может быть, уже изменил узор судьбы, — сказал Виктор, кашлянув. — Ты пыталась исцелить его раненное сердце. Не вини себя, не зная будущего, да, не вини. Только время, только история, ваши жизненные пути вынесут свой вердикт, подведут черту под тем, как мы живём сегодня... а мы — должны жить. Ты должна жить.
— Всё это, конечно, прекрасно, благородно, достойно, я в восхищении, но — мага мы упустили, и — мои отдельные и искренние комплименты воительнице, — Коркоран улыбнулся Зулле так, будто она была мечтой его жизни, Зулла в ответ осмотрела эльфа с ног до головы, одарив хмурым взглядом. — Прекрасная Роза Степей на время вывела тварь из игры, нам остаётся только узнать, кто из наших "архи" неожиданно сказался больным или срочно укатил "на воды".
— Если он наш, Арканумский, — бросил Виктор.
— В любом случае, ему нанесён урон, мы узнали, что он не бог, не архидемон, он живое существо, его можно бить, он пропустил удар, значит, этот раунд остался за нами.
Я подняла голову, посмотрела "Карающему" в глаза. Хотелось ему много чего сказать доброго, хорошего и светлого. Для него смерти — игра, забава? Анн, смерть Мисти, Мэллан, что может не пережить эту ночь — так, разменные фигуры в игре? Долго жить вредно. Наверное, привыкают ко всему, к смертям, к потерям близких, привыкают даже к плети, истязаниям, рабству, ценности искажаются, заменяются суррогатом, впрочем, для эльфов важны только эльфы, а такие, как я, как Зулла, даже Эллоя и Анарьетт — труха под ногами. Я подумала-подумала, и промолчала. Что тут скажешь? Он видел мой взгляд, этого достаточно, и так меня читает, как открытую книгу. Эльфа не изменить, так к чему тратить время и здоровье?
— Я приношу сожаления о твоей потере как от себя лично, так и от всех Перворожденных. Поверь, Pulchra infantem denocte, твоя любимица найдёт у дриад мир и покой, — Коркоран как будто прочёл мои мысли.
Я, не ответив, поднялась, отряхнув куртку, набросила на плечи, пошла к сумке, забытой невдалеке. Зулла побрела за мной следом, сосредоточенно приводя в порядок полосочки замшевой кожи, что и так-то едва прикрывали бюст, а во время боя и вовсе поменяли своё местоположение, обнажив то, что обычно скрыто от похотливых глаз. Зуллу мужское пристальное внимание не смущало, разве может смутить богиню поклонение смертных? Эротика от срама как раз и отличается красотой, и уж чего-чего, а красоты у Зуллы на десятерых хватит, даже эльфы-снобы числились у неё в ухажёрах, впрочем, не думаю, что такие высокие материи Зуллу интересовали, она просто была сама собой, естественна и прекрасна, но и её свободное сердце, оказывается, удалось покорить. Наша стальная амазонка сохла по молчаливому сероглазому щуплому дроу-полукровке, ростом ей до плеча. Не красавец, не принц, бездомный и не сказать, чтобы богатый, у Виктора не разгуляешься. Может, отец, знаменитый Дзиррт, и оставил ему что-то, а, может, и нет, Зулле, я знаю, чихать — плевать и растереть на злотые. Если она хочет, она хочет. Любит — значит, любит. Эйрос не выбирает, не спрашивает, он бьёт по башке. Если мы выживем, если, нет — когда мы победим, сыграем свадьбу. Зуллу, если что, свяжем, опоим, а с Оводом я и без связывания разберусь. Судя по его роже на коленях у Зуллы, клиента уговаривать не придётся. Будет ему моя месть... Мерзавец, обвёл меня вокруг пальца с этой его Аэринн, надо же было быть такой слепой курицей! Впрочем, месть не удастся, судя по алчным взглядам мужчин, ведь его дама сердца сплошной дар небес, конечно, когда не размахивает мечом и не выбивает зубы нахалам. И эльфы, и Виктор, и стражники наблюдали, как Зулла скрывает то, что было открыто, мужчины провожали скрываемые кусочки нежной бархатистой кожи такими взглядами, каким голодный пёс смотрит на недоступный ему мосел с мясом. Вот это, я понимаю, магия, куда там менталу, так, куличики из песка. Даже стрелу Карающего проняло — эльфы исподтишка наблюдали за захватывающим зрелищем, а зеленоглазый, что испепелял статую гнома взглядом, пошёл пятнами. Ладно, пусть ему приснится Зулла, я сегодня просто лучусь добротой.
— Предлагаю всем зайти под сень этого прискорбного питейного заведения, продолжим совет под крышей. Надо узнать, откуда этот huustain взялся, кто это такой, что странного было, и, главное, откуда маг — надо дать ему имя — знает, где искать твоих подчинённых, — бросил Коркоран. — Он ждал твоих здесь, Виктор. Он знал.
— Я за каждого поручусь головой, — тихо, с угрозой сказал Виктор. — Предателей у нас нет.
— Я говорю не только о предателях, хотя никого и ничего исключить нельзя, — пожал плечами эльф. — Есть множество заклинаний поиска, но, чтобы держать сеть по всему Венгербергу, нужна архисила или мощный атрефакт. Сейчас мы знаем о твари гораздо больше, но эти знания ничего нам не дают. Пока не дают.
— Вы забыли, — тихо сказала я.
Эльф и вампир уставились на меня.
— Он не только смотрел глазами убийцы, он управлял этим мошенником, якобы монахом, вдобавок, враг, по-моему, подчинил Овода, и всё это в одно время. Хотя... этого не может быть!
У Коркорана заблестели глаза:
— Может, если маг опытен и силен. Вашему дроу достаточно было мгновенного укола магией, и он стал ренегатом, а маг мог сосредоточиться вновь на якобы монахе. Многоуважаемая Кайра, осмелюсь напомнить, моё предложение о службе на меня до сих пор в силе. Завидую, Виктор, у тебя отличные бойцы, — эльф улыбнулся мне, обернулся к вампиру. — Для внушения и подчинения расстояния не важны, но границы Арканума, пусть и не сплошные — ещё как, а Венгерберг и вовсе закрыт для магии извне, это помеха, и помеха серьёзная. Враг здесь, у нас, раз он внушил дроу вступиться за него, влез полукровке в мозги. Уверен, маг менталист, сильный, искусный, при обычном вселении-слежении такие чары могут сотворить единицы, обычно силы едва хватает на удержание тела — двух, а мы на сей момент имеем — ментал высшего уровня, магия "ловца душ", псионику, целительство, плюс сильная, мощная, непробиваемая защита, ведь этот filium asinae остаётся в живых даже когда гибнет его "носитель", даже сейчас, уверен, он, хоть и ранен, довольно скоро себя исцелит. После кролика дочери уважаемой Д'Хон враг явил себя здесь, значит, маг, пособник убийцы-ферно, выжил, и я прав. Мы правы. Прекрасная воительница сегодня наш герой, она сделала единственно возможное, чтобы достать врага. Время, время, всё упирается в него. Мы должны действовать быстро, очень быстро, но, к моему глубочайшему сожалению, мы, скорее всего, уже опоздали. Он опережает нас.
— Что мы можем? — спросила я.
— Во-первых, настаиваю, чтобы мы перебрались под крышу, пока не пустили корни под дождём, а там уже будет и "во-вторых", — Коркоран махнул рукой в сторону трактира, развернулся и лёгким танцующим шагом пошёл к крыльцу.
* * *
Коркоран взлетел по ступеням, створки с лязгом и грохотом, жалобно провыв, распахнулись, чугунный засов толщиной с руку, грохнулся с на камни двора, подпрыгнул, лязгнул и затих. Эффектно, громко и напоказ.
— С нашим пре-превелликим почтением! Ваше Высоко, Высочайшее Препо-подобие, Ваша Первородность, какая, какая честь — в нашей позорной дыре ваших ног недостойна ни одна половица! Да как же, да чем же... Что Ваша Светлость пожелает? Эль? Нектар? Всё самое лучшее, самое...
— Заткнись. Налей того, что у тебя в третьей бочке у стены, где лаз в подземелье к складам Гильдии Виноделов. Одна нога здесь, другая — можешь представить себе, где будет, если вздумаешь надуть. У меня один недостаток — слишком богатое воображение.
— В-ва-ваше Высочество! Да как я, да как мы смеем, мы недостойны даже пыли с Ваших сапог, — что-то стукнуло, дрюкнуло, упало, хлопнуло, пронзительный голос хозяина захлебнулся и стих.
Раскричались вороны, хрипло заорал одноухий кот, ему в ответ зашлись лаем бродячие псы. Луны скрылись за тучами, морось то усиливалась, то стихала. Погода была под стать тяжести, что камнем лежала на душе.
