— Ну, значит, тебе и рассказывать.
— В смысле? — нахмурился мужчина.
— В смысле, что я только что проснулась и о событиях прошедших дней помню смутно, да и то урывками. Что тебе сказал врач?
— Только не ври! — предупредила, чтобы не стал ничего от нее утаивать. — Правду говори!
— Раны тяжелые, но не смертельные. Если бы не большая потеря крови, то и сознание так надолго не теряла бы. Не спала бы все время. Компреву?
— Уи, папа?! Что насчет полетов?
— Доктор смотрит оптимистично. Говорит, возьмет время, но тебе же все равно еще Академию заканчивать. Считай, год учиться. Вот и восстановишься.
— Значит, домой не заберешь?
— Ты Бекетова, дворянка и офицер, — грустно усмехнулся в ответ отец. — Кавалер Себерского креста 1-й степени. Забрал бы, если б мог. Но, чаю, такие мои поползновения до добра не доведут.
— Спасибо! — не стала вдаваться в подробности Ара.
— Рассказывай!
— О чем?
— Обо всем! Мне Ленка ничего толком рассказать не успела.
— Говорил я с твоей крестной, — вздохнул Кокорев. — Говорит, ты круче ее, и пойдешь дальше. Талант от бога, интуиция, мастерство не по годам и мужества вагон с прицепом. Это, если коротко. Говорит, что по мнению командиров, летала ты хорошо и воевала, как подобает. Так что, даже если не брать в расчет тот ниппонский крейсер, который вы с Леной взорвали в первый день войны, все равно заслужила все свои награды и повышение в звании. Поэтому вас вряд ли наградят еще раз, хотя вы с тех пор и навоевали порядочно. Елизавета Аркадиевна думает, что Адмиралтейство будет стоять до конца, — вы ведь с Еленой женщины, не забудь, — но адмиралы Мордвинов и Минчаков требуют справедливости, а они сейчас держат фронт против ниппонцев...
— То есть, были бы мы парнями...
— Получили бы еще по ордену.
— Вот же суки! — вырвалось у Ары. — Извини, но другого слова не подберу.
— Не извиняйся. Я высказался грубее. Но кто сильнее, тот и прав. А мне сейчас в эти дрязги встревать нельзя. Могут перебросить военный заказ западникам, а за мной не только совладельцы, но и тысячи рядовых держателей акций, не говоря уже о подрядчиках, поставщиках, инженерах и рабочих, которые, в свою очередь, кормят всю инфраструктуру севера: больницы, школы, транспорт и связь, торговлю и обслуживание. Такой расклад.
— Да, ты что! — возмутилась Ара. — Тебе за меня вписываться нельзя. Стыда не оберусь!
— Славно, что ты у меня такая, — кивнул отец, — Софья с Ольгой съели бы живьем!
— Может быть, поэтому они не авиаторы?
— Возможно! — кивнул Кокорев. — А сейчас просвети батьку, с каких пор ты числишься замужней женщиной, или об этом ты тоже забыла?
— Это в моей истории болезни записано?
— Именно. Но сама понимаешь, без подробностей. Просто в графе семейное положение записано "замужняя".
— Ранило не вовремя, — вздохнула Ара, понимая, что такое так просто не объяснишь. — Хотела вам все по-человечески сообщить, как только война закончится...
— Не все наши планы реализуются с той точностью, на какую мы надеемся, — почти спокойно прокомментировал ее тираду отец. — Итак?
— Я вышла замуж.
— Поздравляю, — улыбнулся отец, — но боюсь, мать тебя не поймет. Да и мне такое как-то непривычно. Вот так вот сразу и замуж? Без знакомства, без помолвки, без колоколов... Ну, ладно бы, просто переспала. Ты пилот, тебе можно. Залетела?
— Нет, — ответила Ара, чувствуя, что краснеет. Отчего-то стало стыдно, да так, что она даже про боль и слабость забыла. И отчего? От того, что отец заподозрил ее в небрежности или оттого, что он все-таки прав, и так делать нельзя?
— Тогда что? — продолжил между тем отец.
— Я, папа, была на войне, — сказала она в ответ, впервые сформулировав в словах тогдашние свои обстоятельства и чувства. — Я еще после первого боя так испугалась, что еле себя в руки взяла. Выйти замуж — это как вернуть себе нормальность. Не знаю, как объяснить. Но он был тем, кто мне нужен, там, где я находилась, и тогда, когда его предложение меня нисколько не удивило.
— Похоже на стихи, — задумчиво произнес Кокорев. — То есть, такой случай, какого, может быть, всю жизнь ждешь?
"О как! — удивилась Ара. — И кто из нас двоих больший романтик?"
— Да, наверное, — сказала она вслух. — Но, хочешь верь, хочешь нет, я ни тогда, ни после ни разу в своем решении не усомнилась.
— Да, дела, — тяжело вздохнул отец. — Твои чувства, дочь, я, кажется, понимаю, но мать все видит несколько по-другому. И свадьба — это как раз ее епархия, в смысле, право жены. Ладно, с помолвкой мы уже опоздали. Знакомство так или иначе состоится. А что насчет колоколов? В церкви, небось, не были?
— Боюсь тебя разочаровать, отец, — сказала тогда Ара, — но с колоколами ничего не выйдет.
— Так, — прищурился отец, — значит, иноверный?
— Вроде того, — хмыкнула Ара, которую вдруг пробило на смех. — Олег теоретически, иудей. Но просить его перейти в мою веру, я не стану. Это не обсуждается.
— Значит, иудейской веры... Не было еще у нас в семье, — задумался Кокорев. — Но все когда-нибудь случается в первый раз. Олег... А дальше?
— Шкловский. Он капитан 2-го ранга и командир моего полка.
— Отчество случайно не Аронович? — очевидным образом удивился Арин отец.
— Да, — подтвердила Ара. — Откуда ты?..
— Любопытное совпадение, — покачал головой Кокорев. — Понимаешь, Варя, какое дело. Арон... Ну, его все Александром кличут. Так привычнее. Но дело не в этом. Александр Михайлович Шкловский — хозяин самого крупного в стране частного конструкторского бюро. Бронеход наш тяжелый, к слову, его разработка. А сын у него, если память мне не изменяет, как раз авиатор. Служит на флоте. Тебе Олег про семью что рассказал?
— Много чего, — призналась Ара, — но про эту сторону вопроса мы не говорили. Я ему ведь о тебе тоже ничего не рассказала...
— Тэкс... и узнать, о том ли Шкловском мы говорим, никак?
— Если тебе приспичило, — предложила она, — позвони и спроси.
— И о чем мне его спрашивать? — растерялся Кокорев, которого смутить, надо постараться.
— Скажи, что был у дочери в госпитале. Вспомнил, что у него сын на флоте...
— Умно! — кивнул отец. — Ох твои бы мозги да в мирных целях! Я бы всех поувольнял нахрен, а тебя назначил председателем совета директоров. Даже без образования. А что, Варвара, может, все-таки согласишься? Федьку пошлю каким-нибудь филиалом заведовать, а тебя на его место — исполнительным директором, а?
— Не выйдет, — улыбнулась Ара. — И я не соглашусь, и совет директоров не одобрит. Но за доверие спасибо!
— Жаль, но... Неважно! Пойду позвоню Шкловскому...
— Давай!
Пока отец ходил к телефону, Аре сделали укол морфия, и она смогла, наконец, собраться с мыслями. Не то, чтобы под наркотой так уж хорошо думалось, но всяко лучше, чем под аккомпанемент сильной боли. А ей, если честно, было, о чем подумать. О себе, любимой, и о том, как жить дальше. За прошедший месяц, они с Ленкой хватили лиху, как говорится, не по возрасту, и не по званию. Формально обе они оставались курсантами Академии, а по факту получили "незабываемый боевой опыт". Такой, что на две жизни хватит, а, может быть, и на три.
"В принципе, можно считать, что я уже дважды пережила свою смерть". — Это была безрадостная правда, тем более в ее возрасте.
И от понимания того, как ужасно могло — и, к слову, не раз и не два, — закончиться это ее военное приключение, Аре стало по-настоящему плохо. Но она не была бы самой собой, если бы не сделала из охватившего ее было ужаса два небесполезных жизненных вывода и не выковала из него же, то оружие, которое разрешает все внутренние споры. Первый вывод касался самого чувства: страха, ужаса или паники, как хочешь, так эти эмоции и назови. Но как бы они ни назывались, их следовало подавить на корню. Жить с постоянным страхом в душе невозможно, еще сложнее служить, не говоря уже о том, чтобы воевать. Однако отказаться от службы и от себя самой, какой она хотела себя видеть, Аре не позволяла гордость. А значит, "Умерла, так умерла!"
"Я умерла! — сказала она себе. — Неважно, когда. В атаке на крейсер или потом. Утонула в океане, была убита ниппонскими десантниками, взорвалась в небе. Мертва и точка! А мертвые не умирают, значит, и бояться мне больше нечего!"
Как ни странно, эта вполне себе идиотская мысль принесла мгновенное облегчение. Кому другому такой интеллектуальный выверт, может быть, и не поможет, а ей он попросту развязал руки. Успокоил. Придал сил. Даже дышать, вроде бы, стало легче. Ну, или это так подействовал на нее морфий.
Второй вывод касался того, что означает для нее "осталась живой". Казалось бы, можно и не спрашивать, и так, дескать, ясно. Но есть люди, которым мало прочувствовать момент. Аре нужны были ясные формулировки, которые есть ни что иное, как руководство к действию.
"Надо жить! — сказала она себе. — Красиво, весело, пьяно! Так, как если бы, все, что ни делаешь, делалось в последний раз!"
Перестать оглядываться на мнение окружающих, на нормы поведения и уклад жизни, принятые другими людьми, на их заскорузлые ветхозаветные принципы.
"Долой домострой, свободу Аре Бекетовой! — сказала она себе, взлетая на волне наркотического опьянения. — Разрешено все, что однозначно не запрещено законом и уставом".
И значит, плевать слюнями, что там скажет маменька или еще кто. Решила выйти замуж за Олега, значит так тому и быть, иудей он или нет. Прежде всего, он ее муж, и она никому не позволит поставить под сомнение это свое решение. Ни его родственникам, ни своим, как бы она их всех не любила. Никому!
Часть II
Великая война
Глава 6
1. Шлиссельбург, декабрь, 1953
Как и следовало ожидать, адмирал Ксенофонтов на совещание не пришел. Еще третьего дня уехал с Великим князем на охоту, а телефонная линия, как на грех, возьми да отключись. Обрыв кабеля. Такое по зимнему времени случается сплошь и рядом, тем более в дальнем северном заказнике, но по факту в нужный момент "Президент" Себерии, Набольший боярин Адмиралтейства и Председатель Государственной Думы оказались совсем не в том месте, где им полагалось бы теперь быть. Так что в совещании приняли участие премьер-министр Коновалов, министр Обороны Хлынов, министр Иностранных Дел Добролюбов, заместитель председателя Сената Ковров, начальник Генерального Штаба маршал Земцов и адмирал Елизавета фон дер Браге-Рощина, как ответственный представитель Адмиралтейства.
Ей никогда не нравились все эти тайные игрища. Не была интриганкой раньше, не стала и теперь, и политиканство на дух не переносила. Однако совсем уж обойтись без нелюбезных ее сердцу "тайн Мадридского двора" никак не получалось. Жизнь диктовала свои условия и устанавливала правила, к которым приходилось приспосабливаться. Так что на совещание в личном особняке премьер министра пришла, села в одно из кресел, расставленных так, чтобы образовывать замкнутый круг, и приготовилась слушать. Впрочем, причины для срочного и секретного совещания в узком кругу были ей, более или менее, известны. Разведка Флота никогда не дремлет, и лично ей адмирал Кениг все, что следует, уже сообщил.
"Впрочем, пустое! — отмахнулась она от неактуальных мыслей. — Послушаем других, авось, что-то новое узнаю!"
— Все в сборе? — чисто для проформы спросил между тем премьер, осмотрел присутствующих, кивнул и приступил к делу:
— Павел Миронович, — обратился он к министру Иностранных Дел, — прошу вас, голубчик. Ваше слово.
— Спасибо, Андрей Поликарпович, — кивнул Добролюбов. — Итак господа, мы получили наконец внятное предложение о посредничестве в переговорах. Как и предполагалось ранее, это Великобритания и Франкия. Суть предложения заключается в том, чтобы начать под эгидой этих держав мирные переговоры с Ниппонской империей в Амстердаме и с Цинской империей в Цюрихе. Предложение сделано официально, соответствующие вербальные ноты вручены нашим послам в Лондоне и Париже. Ноты идентичны и содержат лишь "приглашение к мирным переговорам при посредничестве третьей стороны". Однако официальному дипломатическому обращению правительств Объединенного Королевства и Франкской республики к правительству Себерии сопутствовали "устные неофициальные разъяснения частного порядка". Здесь, — указал министр на папки коричневой кожи, лежащие на кофейных столиках перед собравшимися на совещание людьми, — находятся тексты вербальных нот, сделанные по памяти протоколы состоявшихся бесед, отчеты о неформальных встречах наших послов в Лондоне и Париже с некоторыми из своих коллег по дипломатическому корпусу и чиновниками соответствующих министерств Объединенного королевства и Франкии, и, наконец, аналитическая записка МИД, содержащая в качестве приложения данные, полученные нашей политической разведкой.
Вы сможете ознакомиться с этими документами позже. Сейчас же позвольте сформулировать лишь общие тезисы, связанные с поступившим предложением. Во-первых, несмотря на соблюдение дипломатических формальностей, предложение о переговорах носит ярко выраженный ультимативный характер. Подразумевается, что в случае нашего отказа, виновником войны будет считаться Себерия, что может повлечь за собой вовлечение в конфликт Великобритании и Франкии на стороне ниппонцев и цинцев. Угроза недвусмысленная, хотя официально нигде не оглашена. Во-вторых, хотя переговоры еще даже не начались, посредники позволили себе сделать предположения о некоторых пунктах будущего соглашения. В частности, предполагается, что по итогам военных действий к Ниппонии отойдут остров Сахалин и острова Курильской гряды, а также большая часть полуострова Камчатка.
— А морда не треснет? — поинтересовался раскуривавший сигару маршал Земцов.
— Полагают, что нет, — усмехнулся в ответ Добролюбов. — Они ведь, кроме всего прочего, требуют, чтобы мы убрались с Земли Хабарова. Совсем ушли. Хотят, видите ли, создать, так сказать, демилитаризованную зону.
— А цинцы, небось, хотят Маньчжурию, Харбин и Порт-Артур, — подал голос премьер Коновалов.
— Да, Алексей Александрович, — кивнул министр Иностранных Дел, — именно так. Хотят всего и побольше.
— В чисто военном плане, что цинцы, что ниппонцы все еще далеки от захвата большей части указанных территорий, — внес поправку министр Обороны Хлынов.
— Это так, — подтвердил начальник Генерального Штаба. — Обе империи провели масштабную мобилизацию и воюют уже в полную силу, но за прошедшие пять месяцев понесли значительные потери и не слишком преуспели в реализации поставленных планов. На Сахалине бои, на Камчатке тоже. Закрепиться на Тихоокеанском побережье Земли Хабарова ниппонцы практически нигде не смогли. Есть два неприятных плацдарма, но они изолированы, и расширить их ниппонцам пока не удается. Что же касается Маньчжурии, то там мы действительно потеряли около трети территории, но Ляодунский полуостров с Дальним и Порт-Артуром мы удерживаем, так же, как и Харбин.