Она, разумеется, догадывалась, о чем пойдет речь. Правду сказать, давно ожидала этого разговора. Но помогать Ивану не собиралась. Не дурак, сам сообразит, где лежит предел дозволенного.

— Понимаешь, случилось у нас в последнее время несколько крайне перспективных прорывов в военно-технических разработках. Не шаг вперед, если ты понимаешь, о чем идет речь, а настоящий прыжок выше головы. И все эти разработки, в той или иной мере, замыкаются, что характерно, на тебя и на твоих людей.

— В чем криминал? — почти равнодушно поинтересовалась Лиза.

— Дело не в криминале! — отмахнулся Иван.

— Тогда, в чем ты меня подозреваешь?

— Кто такая Мария Бессонова? — вопросом на вопрос ответил Кениг.

"Не дурак, но это и хорошо".

— Маша была моим адъютантом во время Мексиканской кампании. Погибла на "Рио Гранде" в последнем бою.

— Тем не менее, ее видели, как минимум, семь раз за прошедшие двадцать лет, — аккуратно возразил Кениг. — Живой и невредимой, и не только за бугром, но и в Шлиссельбурге, и в этом вот твоем доме. А в Старой Колонии в Тулеаре, между прочим, такой женщины отродясь не было.

— Может быть, она польская шпионка? — усмехнулась Лиза, пуская дым.

— Не ерничай! — поморщился Иван.

— Тогда, так, Ваня, — Лиза затушила окурок в пепельнице и повернулась к Кенигу. — Маша здесь больше не появится. Нигде и никогда. Увы, но это свершившийся факт. Была у нее такая тропка, по которой Маша приходила оттуда сюда. Где это "Оттуда" находится, я не знаю. Сама я там, Ваня, никогда не была. Но по словам Маши, там все то же, что у нас, только география чуть другая, нефти много, а мелита нет вовсе, ну и кое-какие различия в истории стран и народов. Там, к слову, Себерии нет, но есть Россия — огромная, говорит, страна в границах нынешнего союза, только без Киева, Прибалтики и Скандинавии. Но что важнее, они где-то лет на пятьдесят-семьдесят впереди нас. Поэтому мы с Машей решили ничего оттуда сюда не тащить, кроме всяких полезных пустяков, но, когда дело пошло к войне, я ее слезно попросила помочь. И она помогла по старой дружбе. Реактивная авиация, ракеты, установки залпового огня и антибиотики — это все оттуда. Но у всего есть цена. И те, кто контролировал тропу, в конце концов, решили больше не рисковать и закрыли ее навсегда. Вот, собственно, тот "Топ секрет", который ты хотел знать. И теперь, Ваня, ты за него так же ответственен, как и я, а значит, будешь отлавливать других любопытных и шибко умных и решать проблему на корню. В смысле, как сочтешь нужным. Главное, чтобы ни вопросов на эту тему, ни слухов больше не было. Договорились?

— Разумно, — кивнул Иван. — Спасибо за доверие, Лиза, и будь спокойна, я не меньший патриот, чем ты, и такую правду гулять по миру не выпущу.

— Ну, и славно, — улыбнулась Лиза. — И, пожалуйста, никаких дополнительных вопросов. Таковы условия моей с Машей сделки и нашей с тобой, Ваня, давней дружбы...

2. Вологда, февраль, 1955

Весь январь Ара не вылезала с аэрополей и сборочных цехов, моталась на своем вездеходе едва ли не по всей губернии, лишь иногда пересаживаясь на геликоптер, когда позволяла погода. А еще она заседала в комиссиях, разбирала бумаги, лаялась по телефону и отправляла срочные телеграммы. Но она четко знала, за что рвет жопу. Момент был тяжелый, причем сразу на всех фронтах. И, значит, производство должно было работать, как хорошо отлаженный двигатель: выдавать на-гора все больше и больше новых истребителей, бомбардировщиков и торпедоносцев. А их, соответственно, нужно было облетывать и отправлять в войска. Однако в январе, в особенности, в первой половине месяца Ара, едва успевшая вернуться из Швеции в Шлиссельбург, занималась и вовсе не свойственным ей делом. Она формировала авиационные полки. Не по чину, разумеется, дело и не по Сеньке шапка, но приказы Адмиралтейства не обсуждаются, а Ара сколачивала наспех эскадрильи и полки, передавала их под командование каплеев и кадварангов, и сама до конца не понимала теперь, как ей это удалось. Но, по факту, справилась, хотя и чувствовала себя к концу месяца буквально, как выжатый лимон. Ведь не спала почти. Ела где и как придется. И уставала до последней возможности.

Времени не хватало ни на то, чтобы полетать, ни на то, чтобы попариться в баньке. Она и до дому-то добиралась отнюдь не каждый день, оставаясь спать то в своей конторе, то на дальних и ближних аэрополях. А еще в Ниене, Новгороде или Шлиссельбурге, в зависимости от того, куда занесет нелегкая на этот раз. Но самое интересное, что, похоже, наверху ею остались довольны. Причем речь не только об отце и крестной, — про этих все и так ясно, — но и о многих других высоких начальниках, которые на каком-то этапе работы вдруг обнаруживали, что боевые части сколачивает не какой-нибудь поседевший в боях каперанг, а пигалица в звании лейтенанта. Впрочем, к чести большинства этих старших офицеров, они вполне оценили, как результаты ее титанического труда, так и то, что оба офицерских звания она получила досрочно за подвиги и мужество, проявленные в бою, и что тужурку ее украшает отнюдь не одинокий "поплавок" Академии, но и вполне серьезные, в том числе заработанные кровью, награды.

Адмирал Твердохлебов, воочию увидев ее впервые на каком-то "стремительном" брифинге, где Ара коротко отчиталась о проделанной работе, впечатлился этим до такой степени, что лично пробил для нее "Александра 3-й степени", а в начале февраля опять же лично и с явным удовольствием поздравил с очередным "внеочередным" званием, когда ей присвоили по его же собственной настойчивой рекомендации, — как рассказала позже Елизавета Аркадиевна, — звание старшего лейтенанта. По такому случаю, она взяла себе отпуск на целый вечер и одну ночь и напилась с Настей и Леной чуть ли не до потери сознания. А еще через два дня случилось то самое ЧП, и все ее художества едва не закончилось для Ары могильной плитой на Старо-Вологодском кладбище.

Как пишут в плохих романах, в тот вечер ничто не предвещало беды. Напротив, день прошел, можно сказать, "на ура". Все у нее ладилось и делалось, как надо, а не абы как. Настроение, как припоминалось позже, было превосходное, и его не могли омрачить даже вороха бумаг, которые пришлось просматривать и подписывать. И на испытательном аэрополе все обстояло просто замечательно Единственное, о чем она могла пожалеть, так это о том, что, не смотря на хорошую ясную погоду, ей так и не удалось полетать. Времени не хватило. Но такое бывало с ней сплошь и рядом, так что и расстраиваться не о чем.

В восьмом часу вечера Ара добралась до дома. Приняла душ, поужинала чем бог послал, — а провидение в лице кухарки, как всегда, расстаралось, приготовив много разного, вкусного и полезного, — выпила под разговор с Настей и Леной пару рюмок самогоночки и довольно рано, с устатку, отправилась спать. Но долго спать ей не пришлось. В час ночи зазвонил телефон, — тот самый, что был установлен в ее спальне, — и шеф-пилот Скурихин сообщил, что служба тыла передала предупреждение. Похоже, противнику удалось сильно удивить себерцев и прорваться к Вологде и другим городам северо-восточной Руси откуда-то со стороны Арктики. Подлетное время, если летят именно к Вологде, примерно семьдесят минут. На заводах и по городу объявлена тревога. Медики и пожарные предупреждены. А он, Скурихин, стало быть, срочно сколачивает группу пилотов на перехват, поскольку больше им отбиться будет нечем. Никто ведь такого афронта не ожидал, и частей ПВО в округе попросту нет. В смысле, зенитки в каком-то количестве, разумеется, имеются, но вот авиации, кроме той, что в заводских ангарах, нет. Снарядить самолеты будет непросто, — проблема с вооружением, — но на полигоне кое-что все-таки есть, так что один, максимум, два вылета Испытательный Центр обеспечить сможет. Ну, а пилотами на этих машинах пойдут все, кто сможет. Прежде всего, конечно, пилоты-испытатели, но их сейчас в Вологде всего трое в пределах часовой доступности...

— Понятно. Будем с Леной через полчаса, — коротко сообщила Лиза, выслушав старого пилота, и, положив трубку на рычаги, побежала будить подругу. Так началась для нее эта безумная ночь.

На самом деле, в полчаса не уложились, добрались до испытательного аэрополя только через сорок минут, и застали на месте "пожар в публичном доме во время наводнения". Народ бегал во все стороны, хорошо хоть не вверх и вниз по вертикали. Люди носились, как оглашенные, но опытный глаз Ары довольно быстро обнаружил скрытый за этой нервной суетой некий внутренний порядок. В перемещениях механиков, оружейников, двигателистов и инженеров Испытательного Центра определенно наблюдалась некая не очевидная на первый взгляд логика.

— Доброй ночи, Гавриил Викентиевич! — поздоровалась Ара, найдя наконец Скурихина. — Что происходит?

— Готовимся взлетать.

— Нам-то куда?

— Мичману в третий ангар, — указал шеф-пилот направление кивком. — Там четыре боеспособных "двадцать первых коча", один ваш, Елена Борисовна. У вас на нем какой налет?

— Двенадцать часов.

— Тогда, вперед. Там командует лейтенант Мотылев. Он все вам объяснит.

— Ну, а ты, Авенировна, — повернулся он к Аре, — дуй в первый ангар. Твой противоперегрузочный костюм и прочее имущество уже там. Поторопись! Скоро взлетать!

На то, чтобы добраться на машине до первого ангара ушло еще десять минут, зато на переодевании Ара переплюнула все нормативы, да еще успела выслушать вводную и полетное задание от капитана-лейтенанта Мотовкина. При этом пилот-испытатель стоял к ней спиной, стыдливый оказался, ну да бог с ним. Главное, ввел Ару в курс дел. С аэрополя взлетали сейчас два "Коча" 17-х модифицированных, четыре двадцать первых и два "Метеора-3М". Мотовкин вылетал на одном, Ара на другом. Но капитан был испытателем и в реальных боевых действиях не участвовал, поэтому, будучи человеком разумным и, что не менее важно, порядочным, вызвался быть у Ары ведомым. Их задача сводилась к тому, чтобы подняться максимально высоко и лететь по ориентирам, которые будет выдавать командный центр аэрополя. В бой они должны будут вступить последними, только после того, как "кочи" перехватят и разобьют строй бомбардировщиков.

Вообще, операцию великобританцы разработали блестящую и наверняка не без помощи своей разведки. Отряд бомбардировщиков был обнаружен совершенно случайно: ледокол, шедший из Кеми в Онегу, включил зенитный радиоискатель. Капитан решил устроить внеочередные учения боевых расчетов, задействовали и радиоискатель. И практически сразу обнаружили "цель". Сначала, как водится, этому не придали значения, затем, что не странно, задумались, а куда это на ночь глядя собрались такие большие самолеты, да еще и немалым числом. Но "куда" — это не тот вопрос, который следовало задать. Заинтересовало капитана другое — откуда им было взяться? Ну, а дальше отправил радиограмму кому следует, и полетели сообщения, что называется, во все концы света, пока опытные люди не догадались, что в сторону промышленных городов северо-восточной Руси двигается группа, состоящая примерно из сорока тяжелых бомбардировщиков. И, учитывая их размеры и возможный радиус действия, летели они, скорее всего, с аэрополя на острове Свалбард и, значит, по определению были великобританскими. Перехватить их к этому времени было уже нечем, и Скурихин созвал свое ополчение. Ну, а поскольку, формировался отряд на испытательном аэрополе, — где пилоты и инженеры много чего читали и много чего слышали и видели, — то, вылетая в февральскую ночь, перехватчики знали, что драться придется с очень серьезным противником.

Четырехмоторный "Виндзор" с двумя маломощными, но зато компактными левитаторами, являлся грозным бойцом. Мало того, что он нес шесть тонн бомбовой нагрузки, он был к тому же хорошо вооружен. А, сбившись в плотную группу, "Виндзоры" делали атаку на них отнюдь не простым делом. Другой вопрос, что ночью видимость у стрелков ограничена едва ли не кончиком носа, а все вылетевшие из Устья Вологодского истребители, имели бортовые радиоискатели и ночные прицелы. Это могло отчасти уровнять шансы, но было очевидно, как только прозвучит первый выстрел, великобританцы начнут палить из всех стволов во все, что движется, без разбору. Впрочем, об этом Ара не думала, сейчас ее занимали совсем другие мысли.

О том, что "наши планы свершаются, несмотря ни на что", она не столько знала наверняка, сколько верила в это на каком-то подспудном, интуитивном уровне. Поэтому и не удивилась, когда через две недели после возращения из Будё обнаружила, что месячные не пришли и, по-видимому, в этот раз уже не придут. Ара отметила этот факт в уме, но была тогда слишком занята, чтобы обдумать его, осмыслить и, как следует, прочувствовать. Никому, разумеется, ничего не сказала, — отложив этот разговор до лучших времен, имея в виду сразу всех заинтересованных лиц, — и продолжала жить, как жила. Внешне ее беременность пока никак не проявлялась, и Ара старательно делала вид — перед самой собой и окружающими ее людьми, — что ничего в ее жизни не изменилось. Она работала, крутясь, как белка в колесе, выпивала и даже летала. Однако сегодня, когда Скурихин поднял ее по тревоге, она сообразила вдруг, что отвечает уже не только за себя одну. Но теперь — сегодня, сейчас, — было уже слишком поздно что-либо менять. Ара попросту не могла отказаться от боевого вылета. Не сегодня, не в этом отчаянном форс-мажоре. Поэтому снова же никому ничего не сказала и даже записки не оставила. И теперь, разогнав свою "пороховую бочку" до скорости в девятьсот километров в час и поднявшись на высоту десяти километров, она мучилась сомнениями, задавая себе один и тот же вечный вопрос: "а правильно ли я поступила?" При этом, на самом-то деле, вопросов было несколько. Имела ли она право промолчать? Стоило ли так рисковать, вылетая сегодня ночью на перехват великобританцев? И сможет ли она вести бой без оглядки на новые свои обстоятельства?

Все эти душевные метания, правду сказать, занимали Ару лишь до того момента, когда оператор штаба выдал координаты цели и сообщил, что по уточненным данным, бомберы идут двумя сплоченными группами, в каждой из которых насчитывается от двадцати до тридцати машин. В связи с этим, Ара и капитан Мотовкин должны были атаковать группу, а скорее всего, полноценный полк тяжелых бомбардировщиков, идущих в верхнем эшелоне — высота шесть тысяч метров, — оставив вторую группу "кочам". Вот тут — сообразив, какое им с Мотовкиным предстоит "дельце", — Ара разом забыла обо всем, что не имело прямого отношения к предстоящему им с капитаном бою.

— Алмаз два! — окликнула она ведомого. — План такой. Падаем на них сверху вниз. Метим в центр строя. Я первая, ты за мной с уступом вправо. Одна-две ракеты с дистанции полтора-два километра. Больше не успеем. Проходим строй насквозь. Бьем из пушек. Боевой разворот с подъемом. Пуск ракет. И снова проход сквозь их построение. Остальное в зависимости от боезапаса. Если уцелеем, возвращаемся на базу.