Так все и произошло. Ей еще и то помогло, что Аникеев и Кон тоже научились летать в сходных и не слишком законных ситуациях: Миша, потому что его отец был комендантом армейского аэрополя в Ямбурге, а Леша успел отслужить срочную механиком на аэрополе в Кемской крепости, там и научился летать. Главное, однако, что их истории подтвердили правдивость той басни, которую рассказала командирам Ара. Вот никто и не стал докапываться, что там да как. Но уже через пару дней, как и обещал лейтенант Вяземский, Ара начала самостоятельные полеты.
Взлет, коробочка, посадка — это, разумеется, скука смертная, но без этой рутины не было бы и всего прочего: "разведывательных" полетов по азимуту, и бреющих над гладью Псковского озера, и, наконец, подходов к фигурам простого пилотажа: к виражам, горизонтальной восьмерке и боевому развороту. А перед самым окончанием практики ей разрешили выполнить горку с углами кабрирования до 45 градусов. И это был вообще улет какой-то, потому что, выполнив все шесть фигур простого пилотажа, Ара приземлила свой штурмовик "на короткой", то есть так, как сажают самолеты на палубу авиаматки. Выпендреж, конечно, но уж очень хотелось пофорсить, тем более, что все у нее вышло на "ять".
Села, вырулила к месту стоянки, встала на тормоза и заглушила машину. Привела все рычаги и тумблеры в нейтральное положение, отсоединила шнур шлемофона от разъёмной колодки, отстегнула привязные ремни, сдвинула фонарь остекления и выбралась наконец из кабины на крыло. Холодный сырой ветер с озера ударил в разгоряченное лицо, и Ара почувствовала невероятный прилив сил. По идее, должно было быть наоборот — все-таки час в воздухе, — но для Ары полет на самолете никогда не был работой, не стал ею и сейчас. Она улыбнулась, потягиваясь, спрыгнула с крыла на землю и побежала рапортовать о выполненном задании и об окончании полета. Подлетела к лейтенанту Вяземскому, бросила руку к виску и доложилась по уставу.
— Добро! — кивнул руководитель полетов. — Зачет. Зимой, чаю, разрешим вам, курсант Бекетова, летать на седьмой модели. Но там, учтите, и условия будут куда тяжелее, — зима в наших краях, сами понимаете, не фунт изюму, — и пилотаж сложный.
— Благодарю за оказанное доверие!
— Не за что пока, — усмехнулся Вяземский. — На данный момент это всего лишь планы. Ступайте отдыхать. Заслужили.
Ара снова бросила руку к виску, повернулась через левое плечо и едва не споткнулась на первом же шаге. Среди офицеров, собравшихся чуть поодаль, стоял Виктор. Она не видела мичмана с того самого памятного дня, когда, проводив ее до гостиницы, он ушел в ночь. Нет, он ее не кинул. Напротив, телефонировал на следующий день портье, чтобы сообщить, что вынужден срочно уехать по делам службы. Ара расстроилась, но делать нечего, военные не всегда — а на самом деле, крайне редко, — могут распоряжаться своим временем, вернее, жизнью. Думать же о том, что Виктор ее попросту избегает, ей не хотелось.
В следующий раз он дал о себе знать на второй день после начала занятий в Академии. Прислал Аре письмо — короткую записку, но зато в настоящем конверте с марками и почтовыми штемпелями, — пообещав связаться с нею, как только вернется в Псков. Судя по обратному адресу мичман Якунов-Загородский находился в Амурске, а значит, скорее всего, был командирован в Центральное Училище Военных Авиаторов Земли Хабарова. С тех пор прошел уже без малого месяц, и вот он, Виктор, жив-здоров, стоит среди других офицеров и смотрит на Ару. То ли удивляется ее присутствию здесь и сейчас, на учебной базе в Колинце, — хотя с чего бы вдруг, он же знал, что она зачислена в Академию, — то ли просто рад ее снова увидеть, или, напротив, ни чуточки не рад. Иди знай этих злыдней, как говорила в давние годы Арина кормилица. Мужская душа — потемки, и этим все сказано!
Ара не споткнулась и не сбилась с ноги, ответила взглядом на взгляд и пошла своей дорогой. Вышла к палаточному лагерю и хотела было уйти в свой "дортуар", чтобы прилечь там под брезентовым пологом на раскладушку и чуток с устатку вздремнуть, как вдруг сообразила, что за всеми делами нечувствительно пропустила обед. Едва вспомнила о еде, как тут же, что не странно, почувствовала лютый голод и услышала гневное урчание в пустом животе. Полеты, вообще, сжигают уйму калорий, но мало этого, Ара же ко всему порядком перенервничала, готовясь к итоговому вылету, а нервы, это все знают, тот еще потребитель калорий. Но и это еще не все. Варвара Бекетова — девушка от природы, мягко говоря, некрупная, а ведь известно: чем меньше организм, тем больше он должен есть ! И за прошедший с начала полевой практики месяц, Антонина Николаевна Переверзева — повариха летного лагеря, — видела этот феномен своими глазами и не раз, поэтому, едва Ара, взглянув на нее "несчастными глазами голодной кошки", спросила, не осталось ли с обеда чего-нибудь пожевать, выдала курсанту Бекетовой эмалированный тазик с еще теплыми макаронами по-флотски. Макарон этих перемешанных с прожаренным мясным фаршем было тут, как бы, не на три курсантские порции, и с этим делом вполне можно было заработать себе заворот кишок с осложнениями. Однако сердобольная повариха учла такую возможность и выставила перед Арой еще и пол-литровую кружку с крепким, как чифирь, котловым чаем, чтоб, значит, было чем еду запивать.
Ара принюхалась к содержимому тазика, сглотнула слюну и, вооружившись вилкой, принялась за еду. Ела она быстро, что не мешало ей, впрочем, тщательно пережевывать макароны с жареным фаршем. В общем, жевать и запивать. Прожевал, проглотил, запил. И так раз за разом, пока за стол напротив Ары не сел Виктор.
— Привет! — сказал он, с интересом отследив очередной этап процесса. — Вижу, ты проголодалась!
— Угу! — буркнула Ара, с остервенением проталкивая в пищевод наспех прожеванные макароны. С полным ртом не поговоришь, а ей хотелось. Поэтому и старалась.
— Привет! — улыбнулась, сделав глоток чая. — Рада тебя видеть. Как прошло?
— Прошло хорошо, — пожал плечами Виктор. — Места там красивые. Земля Хабарова, то да се.
— Лучше или хуже, чем на Колве? — уточнила Ара.
— Надо же, — удивился мичман. — Ты запомнила!
— Я все помню, — ответила она двусмысленно, как бы намекая на "свидание, которое не свидание". — У меня, вообще, память хорошая.
— Ну, тогда, вы должны помнить, курсант, — перешел Виктор на уставное "вы", — что собирались пригласить меня на свидание. Крепко ли ваше слово, госпожа Бекетова?
— Крепче некуда! — хмыкнула в ответ Ара. — Выбейте девушке увольнительную, офицер, и я вся ваша.
Грубый намек, если честно, да еще и стилизованный под текст из кино "для взрослых", но Ара со всей искренностью юности пыталась везде и всюду оставаться настоящим мужиком, даже если родилась женщиной.
— Звучит двусмысленно, — констатировал очевидное молодой офицер. — Мне стоит принимать в расчет не только текст, но и подтекст?
— На ваше усмотрение!
— Отлично! — кивнул Виктор. — Завтра у нас пятница, и вас всех возвращают в Академию. Соответственно, в субботу будет у вас, Варя, увольнительная.
— Отлично! — энергично повторила за мичманом Ара. — Когда, где?
— В десять утра в чайной Прокопьева, как смотрите?
— Положительно, — покосилась Ара на недоеденные макароны.
— У вас есть гражданское платье?
— Именно платье? — переспросила Ара, удивляясь тому, насколько несообразительными могут быть некоторые мужчины. Ну, куда, спрашивается, могла деться та одежда, в которой она приехала в Псков?
— Нет, — покачал головой Виктор. — Платье не обязательно, хотя я бы не отказался снова встретиться с той девушкой, с которой мы так удачно сходили в ресторан.
— Тогда, так, — подвела Ара черту, — в десять утра я, если не возражаете, буду мальчиком, а ближе к вечеру, если придумаете подходящее занятие, — театр, концерт, на худой конец, ресторан, — будет вам светская дама во всей своей недюжинной красе.
— Тогда, я, пожалуй, займусь составлением культурной программы, — встал из-за стола Виктор. Посмотрел на нее внимательно, словно, пытался рассмотреть нечто, чего не увидел прежде, коротко отдал честь и ушел.
Ара проводила его взглядом, вздохнула и вернулась к прерванному занятию. Впрочем, процесс поглощения макарон по-флотски, никакому нормальному человеку думать не мешает. Делала это сейчас и Ара. Она думала о Викторе, вновь признавая, что первое впечатление ее не обмануло: красивый мужчина, сильный и неординарный. Нерядовой, в общем, представитель противоположного пола. Однако в связи с этим неизбежно возникал вопрос, настолько ли он хорош, чтобы дать ему уже на втором свидании? Да, и вообще, нужно ли ей это, и, если нужно, то с ним или когда-нибудь где-нибудь с кем-нибудь другим? Вопрос, к слову сказать, не праздный, поскольку разлука, как говорят знатоки, должна обострять чувства. Должна, но обострила ли, если говорить о ней самой? Влюбись Ара по-настоящему, должна была бы в этот месяц вынужденной разлуки — да еще и на казарменном положении, — уже на стенки лезть. Во всяком случае, у других девушек такое бывало, но является ли это обязательным условием? Могло случиться, что она Виктора не любит или любит, но не так, как это случается у других.
"А вот интересно, — вдруг спохватилась Ара, — будь я парнем, а он девушкой, я точно так же терзалась бы вопросом, "иметь или не иметь"?
Наверное, мужчины о таком даже не задумаются. Живут по принципу, дают — бери! И, если она ему все-таки даст, он возьмет, даже если это не любовь, а всего лишь похоть.
А с партикулярным платьем все у нее было в полном порядке. Курсантам не возбранялось, выходя в увольнительную, надевать штатское. На этот случай в рундуке у Ары был припасен тот самый "мальчиковый" набор, в котором она пришла проверять списки поступивших: джинсы, футболка, рубашка да черная кожаная косуха, а еще армейского фасона берцы и кожаные митенки с напульсниками. Весь же прочий багаж, как, впрочем, и купленный в тот памятный день "комплект светской дамы", хранился в небольшой квартирке, которую, по совету отца, она сняла в городе на другой день, после зачисления. Квартира-студия под самой крышей: крошечный кухонный уголок, уборная и душевая кабинка, отделенные от комнаты тонкой фанерной перегородкой, большая кровать, чтобы было где, если приспичит, стол, несколько стульев и платяной шкаф с большим зеркалом. Сюда можно было привести мужчину, здесь удобно было устроить пьянку с приятелями по Академии или просто отлежаться, подремывая и посматривая краем глаза радиоскоп. Ара на такой случай даже запас завела: несколько бутылок водки и вина, банки с печеньем и конфетами, кофе, чай и сахар. А в леднике — головка сыра, нарезанный крупными ломтями хлеб в пластиковой упаковке, брусок сливочного масла, шмат копченого сала и три банки варенья: вишня, брусника и малина...
* * *
Мичман не соврал. По-видимому, он просто заранее знал, что после первого выезда в поле всем курсантам — кроме штрафников, разумеется, — дают увольнительную. Так что в десять часов утра ровно, одетая "мальчиком", Ара вошла в чайную Прокопьева. Любопытно, что, назначая рандеву, кавалер не объяснил ей заранее, ни что это за место, ни где оно находится территориально. То ли думал, что такое все должны знать, то ли специально выделывался. Впрочем, Ара переспрашивать его не стала, хотя и обратила внимание на этот, скажем прямо, не слишком дружелюбный жест — не хотела унижаться. Спросила у девушек с третьего курса. Те, в отличие от парней, своих младших не тиранили и относились к "салагам" по-человечески. Так что ей и на словах объяснили, что чайная Прокопьева — это образец себерского декаданса, и на бумажке чертёж участка местности, именуемый у авиаторов кроками, изобразили. И захочешь, не ошибешься.
Ара вошла в зал, расписанный в стиле новгородского "фэн де сьекль", увидела мичмана, устроившегося за столиком у полукруглого окна, кивнула в знак приветствия и пошла к нему. Пока шла, Виктор встал ей навстречу и даже улыбнулся. Улыбка эта Аре понравилась, поэтому и она ему улыбнулась в ответ.
— Привет! — сказал он.
— Привет! — ответила она.
— Что будешь есть, пить?
— А что порекомендуешь? — Она-то здесь была впервые, а он как-никак псковский старожил.
— Сладкое или соленое?
— Это провокация? — подняла она бровь.
— Ничуть не бывало, — усмехнулся Виктор. — Здесь два меню: сладкое и соленое, в смысле, ватрушки или шанежки? И тогда уже, под ватрушки — цинский чай или белое франкское вино, а под шанежки — пиво или первач, но в десять утра, я думаю, можно обойтись без самогонки.
— А ты, что закажешь? — спросила Ара, которой понравилась вводная мичмана Якунова-Загородского.
— Соленое с пивом.
— Тогда и мне соленое с пивом, — решила Ара. — Заказывай на свой вкус. Я девушка неизбалованная, поддержу.
— Ну да, ну да, — покивал ей не без иронии Виктор. — Столбовая дворянка Бекетова, и вдруг неизбалованная да непривередливая. Верю, верю!
— Проверь! — предложила Ара.
— Ладно, — отмахнулся Виктор. — Верю. Я ведь сам такой. Одно слово, что посадник, а в детстве, поверишь, ел то, что сам добывал.
— Воровал, что ли? — не поняла Ара.
— Да, нет, — усмехнулся в ответ мичман, но Аре почудилось, что она-таки ткнула его в больное место. — Я о другом. Мы вдвоем с дедом жили. Замок у нас на реке Колве. Ну, замок — одно название. Тын дубовый, да терем кособокий. И все это в пермской тайге. Хлеб и порох, свечи и керосин, соль, перец, крупу — покупали на погосте...
— Погост — это же кладбище, разве нет? — удивилась Ара.
— Погост — это еще и поселение, — объяснил Виктор. — Это старое значение, но у нас там, на Колве так называют поселки до сих пор. Так вот, пенсия у деда была хоть и бригадирская, но ведь и дом надо было содержать, а в собственном доме знаешь сколько всего потребно? То стекла в окнах в бурю выбило, то петли надо на окнах и дверях сменить, печку переложить, одежду купить. Вот мы и добывали зверя, и себе на прокорм, и на продажу.
— О, как! — восхитилась Ара. — Так ты охотник?
— Есть такое.
— На медведя ходил?
— Нет, — покачал головой Виктор. — Я же не самоубийца! У нас патрон был двадцатого калибра. Значит, стрелять надо было прицельно и с короткой дистанции, а ранить медведя и не убить, почитай самоубийство!
— Я таким патроном своего первого мишку и положила, — похвасталась Ара, имевшая, благодаря отцу, богатый охотничий опыт. — С двадцати метров прямо в сердце.
— Серьезно? — удивился мичман. — Но, если это был первый...
— Всего четыре, но это мы с отцом далеко на север ездили...
Тема, как выяснилось, интересовала обоих, и время за разговором пролетело — не заметили. Очень уж оба любили охоту, к тому же знали в ней толк. Аре было что рассказать, ее отец брал собой в лес, почитай, с младенчества. Как только смогла удержать ружье, так и стал брать. Ходили они на медведя, на лося и кабана, летали на север Чукотского царства, чтобы поохотиться на моржей и белых медведей, но приходилось ей стрелять и зайцев, лис, тетеревов и куропаток, на уток еще охотилась и на диких гусей.
