'Однажды с Павлом Ивановичем произошёл такой случай. Он летел над морем, и в самолёте вдруг остановился двигатель — вышел из строя бензонасос. Оставалось одно — ручной насос: качать бензин правой рукой, а левой управлять самолётом. До берега было километров пятьсот.
Скоро давление бензина повысилось — можно включать зажигание. Мотор чихнул и ровно запел свою могучую песню — только подавай бензин.
Целый месяц потом Павел Иванович не мог поднять правую руку, так болели мышцы.
Как хорошего лётчика, Павла Ивановича послали учиться в Военно-Воздушную академию. Он её успешно закончил и к нам пришёл уже командиром эскадрильи.
Вот с ним мы и начали отработку программы выхода человека в космос.' (Из книги Алексея Леонова 'Выхожу в космос' http://epizodsspace.airbase.ru/bibl/leonov/vyhoju/01.html)
В 1962 году Главный конструктор пригласил космонавтов:
— Приезжайте, я вам покажу новую машину, да и посоветоваться с вами кое о чём надо.
В назначенный день космонавты прибыли на завод. Их нарядили в белые халаты — все сразу стали похожи на врачей. С некоторым волнением вошли в большой светлый зал — цех сборки кораблей. В цехе стояли корабли, двигательные отсеки к ним, гигантские баки для топлива ракет... А посредине цеха они увидели 'Союз' с большим серебристым шаром орбитального отсека, ещё не закрытым зелёной экранно-вакуумной теплоизоляцией. Приборный отсек тоже был большой — это был 'Союз' в варианте 7К-ЛОК, с увеличенной автономностью (АИ, https://ru.wikipedia.org/wiki/Союз_7К-ЛОК). На орбитальном отсеке были установлены две телекамеры с большими чёрными глазами — объективами.
Космонавты с интересом рассматривали корабль — 'Союзы' только недавно начали летать. А Сергей Павлович очень весело и с гордостью говорил:
— Знакомьтесь, знакомьтесь — вот на таком 'Союзе' кто-то из вас облетит вокруг Луны. Но сначала нам необходимо ответить на вопрос — может ли человек находиться в условиях открытого космоса?.. И не просто находиться, а работать!.. Человек, находящийся на борту космического корабля, должен уметь плавать в космосе, как моряк в океане. Приборный отсек мы переделали в шлюзовую камеру, через неё человек и выйдет в космос.
Из воспоминаний Алексея Леонова:
'Сергей Павлович обвёл нас всех взглядом, прищурился и вдруг обратился ко мне:
— А тебя я попрошу надеть скафандр и попытаться выполнить операцию выхода в космос.
Я был необыкновенно взволнован вниманием Сергея Павловича.
Быстро надел скафандр и занял место в корабле. Осмотрелся, мне в нём всё понравилось: удобные кресла, продуманное расположение приборов, отделка... Раздалась команда, и я надел ранец системы дыхания, затем открыл внутренний люк и перешёл в шлюз. В шлюзе проверил скафандр, закрыл внутренний люк и открыл внешний. Ещё мгновение, и я высунулся из люка наружу и увидел опять цех и своих товарищей.
Я уже верил в реальность задуманного, хотя и понимал, что для этого потребуется много времени и сил.
После двухчасовой работы, во время которой мне пришлось изрядно потрудиться, я высказал Королёву свои соображения. Помню, сказал, что выполнить задание можно, надо только все хорошо продумать' (Там же)
Каждый раз, приезжая на завод, мы видели, как постепенно корабль обретает свою форму... Установлены пульты управления, прибор для ориентации корабля, телекамеры с большими чёрными глазами — объективами, основной и дублирующий двигатели...
В дублирующий экипаж вошли Виктор Горбатко и Евгений Хрунов.
'Если будет очень трудно, принимайте решение в зависимости от обстановки', — говорил Королёв космонавтам. В крайнем случае экипажу разрешалось 'ограничиться лишь открытием люка и ... выставлением за борт руки'. (http://epizodyspace.ru/bibl/v_s/2005/3/shag.html).
Параллельно с тренировками доделывали, дорабатывали и совершенствовали матчасть. Из воспоминаний Алексея Леонова:
'Итак, начинаем работать над новым кораблём. Нам придется создавать его с винтиков.
Отливали ложемент. Это новое в подготовке к полёту. Речь идет об устройстве профилированной спинки персонально для каждого космонавта.
Выглядит это так. Заранее готовится стапель, заливается гипсом и нивелируется. После этого пилот, раздетый до плавок, ложится в стапель, затягивается ремнями. В этом положении нивелируется в продольной оси. Тут-то и возникают неприятности. Начинают заливать раствором гипса при температуре плюс 10-12 градусов. Выше температуру поднимать нельзя — происходит слишком быстрое затвердевание. После того как тебя залили, ждешь, когда все затвердеет. А поза страшно неудобная. Мне больше всего неприятностей доставил выход из отлитого ложемента. Каждый волосок на теле словно якорь, а таких якорей у меня много. С болью покинул свою раковину, после чего около часа смывал с себя въевшуюся в кожу белую массу.
Мне не повезло. С завода сообщили о непригодности моего ложемента — он вышел за рамки расчетного. Уж слишком роскошно лежал в стапеле! Итак, надо 'пожаться', чтобы войти в норму. Значит, снова нужно пройти весь неприятный процесс.'
По этому 'ложементу', отлитому точно по форме спины космонавта, отливкой изготавливали внутреннюю пластиковую 'кирасу' скафандра. На её задней стенке космонавту предстояло лежать спиной при выводе корабля на орбиту, когда перегрузки достигают 3-4 g, а затем — при сходе с орбиты, когда, в случае срыва в баллистический спуск, перегрузки доходят до 9-10 g. Потому и уделялось столько внимания точному соответствию форм — иначе каждый выступ не на месте во время перегрузок грозил серьёзными травмами.
Сам скафандр для внекорабельной деятельности после изготовления тоже надо было примерить и подогнать по фигуре космонавта.
'Примерял новый скафандр. Меня поразили и его белизна и новизна многих элементов. Почти торжественно облачили меня в новую одежду — и тут полное разочарование. Все не по мне, особенно в талии. Туда можно было бы 'посадить' ещё одного такого, как я. Каждый космонавт стремился получить скафандр посвободнее — и вот во что это вылилось!
Срочно сняли с меня мерку и запустили в производство новый скафандр. А мой — на испытания.
Скафандр готов — сообщили вчера, а сегодня я уже на предприятии.
Да, это уже другая одежда! Все хорошо — и шлем, и ботинки, вся система. Ничего не давит и не жмёт. Так было до тех пор, пока не стал примерять кресло. Вот тут-то костюмчик и проявил себя! Невозможно согнуть ноги в коленях. Когда стали разбираться, в чем дело, выяснилось, что коленный шарнир опустили на 70 мм. Выход один — пустить и его на тренировки и начинать шить новый. Но завтра надо в нём центроваться. В перерыве сам написал на гермошлеме: СССР.
Намучился, как никогда. Очень быстро на меня надели скафандр, посадили в кресло, согнули ноги до заданного положения и затянули ремни. Жгуты на коленях впились, как вампиры, — терпеть было почти невозможно. В таком положении подвесили вверх ногами. И тут началось.
— Каким 'струментом' будем замерять углы? — сипловато спросил начальник.
— Вчерашним!
— А где он?
— В цехе...
Побежали в цех за 'струментом', а я вишу вниз головой. Вернулись с пустыми руками — оказывается, мастер двое суток подряд работал, а сейчас ушел домой и забрал с собой ключ. А я все вишу!
— Ну что же будем делать?
— Делайте что хотите, только побыстрее!
Решили нивелировать на глаз. Когда я им показал рубцы на коленях, специалисты раскаялись. Но мне-то от этого не легче!' (http://epizodyspace.ru/bibl/tm/1967/11/11-leon.html)
Космонавт в скафандре внутри спускаемого аппарата при выводе на орбиту и спуске с неё лежит в кресле-ложементе, спинка которого, в свою очередь, также отливается индивидуально, но теперь уже по форме скафандра.
'Наконец-то закончил всю программу 'скафандр — кресло'. Сегодня завершающий тур: отливка ложемента в новом стапеле.
Надели на мой скафандр капроновый чехол. Уложили в стапель и затянули до упора. После этого дали возможность 'поиздеваться' надо мной операторам кино. Лежать под палящими лампами без вентиляции и улыбаться! Больше того, киношников не устраивает вспотевшее лицо — им нужна матовая кожа. Ну уж, простите, снимайте с потом и показывайте людям. Космос — это не трибуны и цветочки с автографами, а тяжелый труд.
Ребята долго замешивают алебастр, затем так же долго льют липкую жижу за шею. Это неприятно, хотя ничто тела не касается. Незаметно оказался вмерзшим в корыто — вылезти помогали ребята с помощью лебедки. Для кино, наверное, интересный кадр.' (http://epizodyspace.ru/bibl/tm/1967/11/11-leon.html)
В ходе подготовки к полёту специалисты стремились предусмотреть любые неожиданности и возможные аварийные ситуации, отработать действия по каждому варианту. Особенно тщательно прорабатывали действия командира экипажа в случае, если со вторым пилотом в открытом космосе произошло что-то непредвиденное, и командиру требуется оказывать ему помощь. Большой опыт лётной работы помогал экипажу обрести необходимую уверенность и спокойствие.
— Мы рассуждали так: на самолетах мы летали, с парашютами прыгали, следовательно, не может быть, чтобы психологический барьер оказался для нас серьезным препятствием, — вспоминал Алексей Леонов. — Много раз мы надевали скафандры и занимали свои места в корабле, отрабатывая различные случаи, которые, как мы предполагали, могут произойти в космосе. Даже пожар и разгерметизация были предусмотрены. Космонавт не должен теряться в сложной обстановке и всегда должен быть готовым выйти из любой аварийной ситуации. Скафандр спасает и от пожара, и от разгерметизации. Конечно, в нём не очень удобно, он стесняет движения, зато безопасно. (http://epizodsspace.airbase.ru/bibl/leonov/vyhoju/01.html)
На тренировках космонавты отрабатывали специальный комплекс физических упражнений, прыгали с высоты в воду, тренировались на батуте, спускались на парашюте, проводили занятия на специальном устройстве — свободно вращающейся 'скамье Жуковского' — всё это помогало научиться свободному владению своим телом. Работа на тренажёрах, имитирующих безопорное пространство, помогала космонавтам увереннее чувствовать себя в открытом космосе.
Тренировались космонавты и в условиях настоящей невесомости, но лишь кратковременно — в самолёте, летящем по параболической траектории. 'Десятки раз', — вспоминал Леонов, — 'мы поднимались в воздух и в короткие отрезки времени шаг за шагом оттачивали все детали по выходу в открытый космос и по входу в кабину космического корабля'. (http://epizodyspace.ru/bibl/v_s/2005/3/shag.html)
Для этого в салоне самолета ТУ-104 был установлен макет сборки спускаемого аппарата и орбитального отсека 'Союза', переделанного в шлюзовую камеру, выполненный в натуральную величину. Самолет разгонялся на снижении, затем круто уходил вверх, выполняя фигуру пилотажа 'горка', на вершине которой и в дальнейшем снижении наступала невесомость. 'Качество' получающейся невесомости при этом полностью зависело от мастерства пилота. Ему приходилось заставлять самолет лететь точно по параболе, имитируя свободное падение, опираясь при этом только на 'показания' собственного вестибулярного аппарата. Во время каждой такой 'горки' невесомость продолжалась чуть больше 20 секунд, за которые космонавты выполняли запланированную часть тренировки. За 1,5 часа полёта самолёт делал 5 таких 'горок', получая в общей сложности около 2 минут невесомости.
Вот как описывал это сам Алексей Леонов:
'В нашей летающей лаборатории — самолёте ТУ-104 со специальным салоном — стояла кабина корабля со шлюзовой камерой. Самолёт набирал самую большую скорость и начинал делать горку — так мы называем параболическую кривую, на которой возникает невесомость. Она длится не более половины минуты. За это время я успевал только отстегнуть привязные ремни и перейти из корабля в шлюзовую камеру. На следующей горке уже выходил из шлюзовой камеры. Салон самолёта для меня был космосом.
Дальше я должен был научиться правильно отходить от шлюза. После отхода я фотографировал корабль нагрудным фотоаппаратом. Много раз мы поднимались в воздух, пока я не добился плавного отхода от корабля и подхода к нему.
После отработки обязательных действий в 'космосе' мы начали отрабатывать аварийные ситуации — самые разнообразные, вплоть до того, что я имитировал потерю сознания, а Павел Иванович выходил из корабля и оказывал мне помощь.
В самом начале подготовки было очень тяжело. Но к концу тренировок я уже не чувствовал на себе скафандра, работал, как в обычном костюме.
И вот настал момент, когда опытные специалисты подтвердили, что мы можем работать в космосе.' (http://epizodsspace.airbase.ru/bibl/leonov/vyhoju/01.html)
Тренировки заняли год. Особенно доставалось Леонову и Хрунову, отрабатывавшим проход через шлюзовую камеру в скафандре. Всем было понятно, что в невесомости усилия космонавта, вся динамика его движений будут совсем другие. Движения, которые было трудно сделать на Земле, в космосе, скорее всего, сделать будет легче, и наоборот, там, в безопорном пространстве, вероятно, возникнут свои проблемы, которые на Земле сложно предусмотреть. За 24-25 секунд невесомости, пока самолёт делает 'горку', все операции по выходу выполнить было трудно. Однако Леонов иногда ухитрялся за одну 'горку' выходить из шлюза и входить в него. Он старательно учился отплывать от корабля и подплывать к нему. Стоило допустить одно неверное движение, и космонавта начинало крутить, страховочный фал при этом запутывался. Сильно дергать за фал было нельзя: удар о корабль с разгона получится слишком сильным, при этом может лопнуть светофильтр, а то и основное стекло гермошлема.
Самым опасным вариантом, который описал Циолковский — и его многократно отрабатывали на тренировках — если космонавт, выйдя в открытый космос, потеряет сознание. Тогда командир экипажа должен был, сбросив давление в спускаемом аппарате, выйти в орбитальный отсек-шлюз. Находясь в нём, втянуть туда своего товарища за страховочный фал, герметично закрыть выходной люк, вернуться в спускаемый аппарат, уложить в ложемент бесчувственного космонавта, закрыть вход в шлюз, сесть в своё кресло. После этого нужно было наддуть корабль снова, вернув нормальную атмосферу...
Всё это отрабатывалось на 'горках' в Ту-104, где была невесомость, но не было вакуума. Проводились проверки на центрифуге и вибростенде. При подготовке к полёту Алексей Леонов провёл более 150 вестибулярных тренировок и совершил 117 парашютных прыжков, получив звание 'инструктора-парашютиста'. Даже на общем фоне 'адских' тренировок космонавтов первого отряда едва ли кто-нибудь из них работал перед полётом так много и так трудно, как основной экипаж и их дублёры. 'Во время тренировок пот заливал глаза, — писал потом Евгений Хрунов, — тело становилось мокрым, потому что перед невесомостью и после нее создавалась перегрузка около двух единиц, да и работа в невесомости нелегкая... Не раз мы с высоты 2-2,5 метра в салоне самолета после окончания невесомости падали вниз. Конечно, наши тренеры делали все, чтобы максимально облегчить нашу работу'.
