Иван Александрович оказался прав. 26 марта 1963 года директор 'Моссад' Иссер Харель подал в отставку. Его сменил на этом посту Меир Амит.
(В реальной истории Харель в этот период организовал в Египте теракты против учёных из ФРГ, помогавших Насеру в осуществлении национальной ракетной программы, которую Харель считал очень серьёзной угрозой для Израиля. Бен-Гурион, в свою очередь, только что договорился с Аденауэром о выплатах крупных компенсаций за преступления нацистов в ходе войны, и о покупке большой партии оружия, в котором нуждался Израиль. Теракты, проведённые 'Моссад', сорвали заключение оружейной сделки, отношения с Германией обострились. Харель и Бен-Гурион крупно поругались, и директор 'Моссад' был вынужден уйти в отставку. Они помирились только в июне 1966 г при посредничестве супруги Бен-Гуриона Полины. https://ru.wikipedia.org/wiki/Харель,_Иссер )
#Обновление 22.09.2019
5. Шаг в бездну
К оглавлению
К 1963 году космические запуски перестали быть сенсацией и начали переходить в разряд каждодневной рутины, особенно запуски различных спутников. Сергей Павлович Королёв был по натуре первооткрывателем и заниматься рутиной не любил. Когда очередная тема превращалась из открытия в рутинную работу, он обычно передавал её коллегам и соратникам, продвигая их в руководители очередного НПО. Королёв любил быть первопроходцем и оставаться на переднем крае науки и прогресса. В 1963-м советская космонавтика сосредоточила усилия на исследовании Луны, в рамках подготовки к пилотируемым полётам. Продолжались полёты на орбитальную станцию 'Алмаз' и подготовка к выходу в открытый космос. Расширялось и международное сотрудничество в космической области, приобретавшее иногда довольно неожиданные формы.
На сессии КС ВЭС в Будапеште, в перерыве между совещаниями, у Никиты Сергеевича состоялся важный разговор с Ульбрихтом и вторым секретарём Коммунистической партии Словакии, секретарём ЦК КПС по идеологии Василем Биляком. Начал его лидер Германской Демократической Республики:
— У нас в ГДР в прошлом году выступал с лекциями советский учёный, популяризатор науки, Ари Штернфельд. Я смотрел его выступление по телевидению, и оно меня весьма заинтересовало, — рассказал Ульбрихт. — Тогда я пригласил камрада Штернфельда для беседы, чтобы подробнее ознакомиться с перспективами возможных направлений нашего дальнейшего сотрудничества в космосе. Мы с ним довольно долго беседовали, многое обсудили, и камрад Штернфельд натолкнул меня на одну идею, которая, признаться, меня захватила.
Я собрал совещание ведущих специалистов в различных областях, прежде всего по физике полупроводников и химии. Все они считают, что было бы интересным провести в космосе, в условиях невесомости и глубокого вакуума, эксперименты по синтезу особо чистых химических веществ и по выращиванию монокристаллов высокой степени чистоты. Как мне объяснили специалисты, в фармацевтике и в производстве полупроводников есть процессы, в которых результат очень сильно зависит от чистоты используемых реактивов и от чистоты атмосферы, в которой проводится технологическая операция.
— Да, помнится, мне наши специалисты в Зеленограде тоже что-то подобное рассказывали, — Первый секретарь припомнил свои посещения НПО 'Научный центр' и беседы со специалистами.
— Вот, хорошо, что вы в курсе, — удовлетворённо кивнул Ульбрихт. — Камрад Штернфельд рассказал мне, что в советской научно-популярной литературе обсуждалась идея создания орбитальных заводов, на которых могли бы производиться такие высокочистые кристаллы и реактивы.
— Верно, об этом разговор у меня с руководителями Главкосмоса тоже был, — вспомнил Хрущёв.
— Я хотя и не профильный специалист по космосу, но мы с товарищем Ульбрихтом обсудили наши возможности, — продолжил разговор Василь Биляк, — и подумали: вот у вас в космосе летает орбитальная станция. К ней, насколько я помню, не так давно дополнительный модуль-оранжерею пристыковали.
— Да, было дело, — подтвердил Никита Сергеевич.
— Так почему бы нам, ГДР и Чехословакии, возможно, с участием других социалистических стран, к примеру, тех же Югославии и Болгарии, не разработать совместно ещё один или несколько модулей, пусть пока не производственных, а чисто научных, лабораторных, оснащённых необходимым оборудованием для проведения экспериментов в космосе? — предложил Биляк. — Как бы вы посмотрели на возможность постройки на орбите такой международной космической станции? Мы понимаем, что собственного носителя у нас нет, и собственный модуль мы, скорее всего, будем разрабатывать слишком долго, так как опыта такого у наших специалистов нет. Но мы могли бы изготовить целевое оборудование, расширив тем самым рамки программы 'Интеркосмос', и не ограничиваться только совместными полётами международных экипажей. В конце концов, и Властимил Давид, и немецкие космонавты на борту вашей орбитальной станции бесполезным балластом не были. А с помощью советских космических специалистов мы, возможно, смогли бы построить и собственный модуль целиком.
И с практической точки зрения, и с точки зрения идеологии это было бы очень полезно. Если правильно осветить эти достижения в прессе, народ в Чехословакии и ГДР будет понимать, что мы не просто пассивно следуем за СССР, а вместе с советскими учёными находимся на переднем крае науки. Что скажете?
— По-моему, идея отличная. Как говорится, 'гуртом и батьку бить легше', — тут же одобрил Хрущёв. — Единственно, чтобы расширить круг участников, давайте спросим ещё и остальных.
Он подозвал Тито, Живкова, Ким Ир Сена, вместе с ними подошли Гао Ган, и Неру. Биляк и Ульбрихт повторили свои доводы, чтобы донести идею до всех.
— Идея стоящая, — сразу сориентировался Тито. — Югославия, конечно, не промышленный гигант, но мы часть работы на себя возьмём.
— Как минимум, какую-то часть оборудования на болгарских заводах сделать можно, — поддержал его Живков.
— Мы могли бы предоставить для запуска индийский космодром, — предложил Неру. — За счёт более южного расположения можно будет, насколько мне говорили, запустить модуль большей массы, чем с Байконура. С производством оборудования я не уверен, что мы справимся, но если сможем в чём-то помочь, то, безусловно, примем участие. Нам бы, конечно, хотелось сделать и запустить собственный, индийский модуль, но мы понимаем, что это пока что для нас недостижимый уровень в плане требуемых компетенций.
— Мне сложно судить о таких вещах, как неспециалисту, — заметил Гао Ган, — но для Китая участие в этой программе было бы весьма интересным и очень полезным опытом. Я посоветуюсь с нашими специалистами, и мы обязательно поможем.
— Полагаю, специалисты КНДР смогут принять и непосредственное участие в разработках оборудования. Что-нибудь не очень сложное мы вполне могли бы и изготавливать. И ещё, — добавил Ким Ир Сен, — корейские рабочие, особенно — девушки, очень дисциплинированы и умеют работать аккуратно и тщательно. Возможно, мы могли бы сформировать совместные бригады для производства приборов и оборудования, требующего аккуратности и точности при сборке? Скажем, наши, корейские рабочие и младший технический персонал, под руководством советских, немецких и чешских инженеров?
Ещё, мне представляется, было бы полезно следующим этапом организовать совместный центр или, скажем, НИИ космических разработок, по типу Объединённого института ядерных исследований? (ОИЯИ в Дубне.) Там специалисты всех наших стран могли бы работать в постоянном контакте, бок о бок, постоянно обмениваясь идеями.
— Гм... Такая работа была бы намного более плодотворной, чем в традиционной манере, когда все работают отдельно, лишь периодически консультируясь друг с другом, — заметил Ульбрихт.
— Очень хорошо, — обрадовался Хрущёв. — Вижу, идея вам всем понравилась. Тут, товарищи и господа, такое дело... Я с нашими специалистами по космосу общаюсь регулярно, они меня мало помалу просвещают и кое-чему даже учат, по чуть-чуть. Так вот, с точки зрения эффективности промышленное производство в космосе надо, возможно, делать даже не на орбите, а на Луне. Конечно, полностью автоматизированное. Прежде всего, на Луне есть всякое сырьё, практически любое, тогда как на орбиту его придётся с Земли поднимать, это дорого. Вакуум на Луне тоже в наличии, гравитация хоть и не нулевая, но пониженная. С точки зрения энергетики тоже выгодно — можно разложить солнечные батареи большой площади, а на ночной период предусмотреть или ядерный реактор, или орбитальным зеркалом солнечные батареи освещать.
Но это я, конечно, фантазирую, это, видимо, не для нынешнего века задача, — Хрущёв не стал пока говорить, что Владимир Павлович Бармин уже работает над проектом исследовательской базы, размещаемой на поверхности Луны, базы, которую затем можно будет расширить до полноценного научно-производственного комплекса. — А с точки зрения реального освоения космоса международная лаборатория на орбитальной станции выглядит очень даже привлекательно.
— Я имел в виду даже не одну лабораторию, а целый комплекс лабораторий, — уточнил Ульбрихт.
— Я понял, — кивнул Первый секретарь, — С вашего позволения, мы с руководителями Главкосмоса эту идею обсудим, и, я думаю, после этого сможем выработать уже конкретные планы и предложения, рассчитанные уже под возможности каждой страны-участника. Постараемся сделать это к нашей следующей встрече, и тогда уже можно будет выработать и подписать какие-то руководящие документы, чтобы нашу совместную деятельность в космосе законодательно оформить. А по отдельным направлениям консультации провести и конкретную работу начать можно уже в ближайшее время. Что скажете?
Его собеседники с предложенным планом согласились.
— Тогда у меня есть встречное предложение, — продолжил Хрущёв. — Вот мы в Чехословакии купили лицензию на моторы и грузовики 'Татра'. Чешские специалисты нам, разумеется, помогли освоить их производство. Давайте устроим обмен лицензиями? — хитро ухмыльнулся Первый секретарь. — Мы вам продадим лицензию на производство грузовых космических кораблей ТКС, на основе которых мы делаем дополнительные модули для орбитальных станций. А с вас возьмём лицензиями на какие-нибудь ваши разработки, полезные для народного хозяйства СССР. Вот, с товарища Ульбрихта, скажем, я бы с удовольствием получил лицензии на выпуск грузовиков, которые у вас выпускаются и дальше будут выпускаться под обозначением IFA, моторов к ним, а также реактивных двухконтурных двигателей Pirna.
— Э-э...
Ульбрихт замялся. Хрущёв предлагал небывалую сделку, хотя и цену просил немалую. Впервые в истории речь шла о продаже лицензии на производство настоящего космического корабля. Собеседники в первый момент даже не поверили своим ушам.
— А с Чехословакии мы бы тоже что-нибудь попросили. К примеру, лицензию на производство авиадвигателей Вальтер М-601, трамваев производства завода 'Татра', ну, ещё что-нибудь, там, в процессе, договоримся, — продолжил Первый секретарь. — Ну, как? Согласны?
— Вы действительно готовы продать лицензию на космический корабль? — недоверчиво переспросил Неру. — Там же множество совершенно секретных разработок и технологий?
— Продадим. Разумеется, на корабль в базовом гражданском варианте, — ответил Никита Сергеевич.
Он часто общался с Челомеем, и знал, о чём говорил. ТКС в том виде, как он был сделан в текущей реальности, 'в базовом гражданском варианте' представлял собой алюминиевую 'консервную банку' с основными системами от 'Союза'. Эти системы в той или иной степени изучали при подготовке к полёту все космонавты программы 'Интеркосмос', и ничего секретного в них уже не было. ТКС был сделан как универсальное космическое 'шасси', на основе которого можно было сделать множество космических аппаратов различного назначения. Но 'базовый гражданский вариант' был прост, как полено — обычный 'грузовик' для доставки грузов на орбитальную станцию.
Никаких материалов с секретной рецептурой ТКС не содержал. У него не было теплозащиты — ТЗП действительно уникального состава было на возвращаемом аппарате ВА, который являлся отдельным изделием, и про лицензию на него речи вообще не шло. Более того, сам по себе ТКС без носителя был совершенно бесполезен. Зато звучало невероятно круто — 'космический корабль'. Даже стыковочный узел уже не был секретным, его даже передали в США для создания совместимого американского аналога.
— Такой обмен лицензиями выглядит не вполне равноправным, — ответил Ульбрихт. — Вы предлагаете объект единичного производства в обмен на серийные образцы для массового производства, то есть, строительство полноценных заводов в обмен на сборочное производство из машинокомплектов.
Мы не против сотрудничества по грузовикам и авиадвигателям, но предлагаем вместо обмена лицензиями создание совместных предприятий по выпуску нашей продукции в СССР, и вашей у нас.
— Так тоже годится, — согласился Никита Сергеевич
— Конечно, нам понадобится помощь советских специалистов для освоения столь сложной техники.
— Само собой, согласно условиям лицензионного соглашения, — ответил Хрущёв. — Как и нам — помощь ваших специалистов.
Стороны договорились о визите делегаций в Главкосмос вскоре после окончания сессии Координационного Совета. Косыгин вначале даже не поверил, что Никита Сергеевич пообещал союзникам лицензию на ТКС:
— Товарищ Первый секретарь, не слишком ли смелое и необдуманное решение?
— Ты, Алексей Николаич, просто не в курсе, — пояснил Хрущёв. — Ну, пообещал я им продать этот бидон с трубами и приборами, прототипы которых делали при участии тех же самых немцев. Ну и что? Всё равно на его основе будем делать 'лунный челнок' для полётов с орбиты Земли на орбиту Луны. То есть, придётся на нём с американцами вместе летать. Из челомеевских разработок ТКС в базовом варианте — самая что ни есть безобидная. Все вкусности у Владимира Николаевича — в возвращаемом аппарате, в капсулах спуска информации, в 'Алмазе'. Ну... и в других разработках, про которые союзникам знать пока не надо.
Сам по себе ТКС, без носителя и возвращаемого аппарата, годен только чтобы на его основе модули для орбитальной станции делать. А нам-то это и нужно! Пусть союзники на нашу станцию делают свои модули, со своим научным и технологическим оборудованием. Пусть как можно больше участвуют в совместных с нами проектах — не нам же одним весь этот воз на себе тащить! А мы, заодно, в процессе совместной работы, переймём у них стандарты обеспечения качества и ещё много всего полезного.
— Да уж... А я уж, грешным делом, подумал, что ты, Никита Сергеич, слегка того... умом тронулся, — усмехнулся Косыгин. — А у тебя, выходит, всё продумано...
— Так не зря же Челомей — свояк мой, — ухмыльнулся Первый секретарь. — Я же о многом с ним советовался.
Королёв, Келдыш и Рябиков — директора Главкосмоса, узнав о проекте международной орбитальной станции, в первый момент были в лёгком шоке. Потом Королёв переспросил:
— Они что, сами это предложили? Ну, Ульбрихт, и чех этот?
