— Э, нет! — воскликнул Вилле. — Так не годится — сразу с порога вопросы задавать! Ты меня сначала в дом пригласи!
— Ну заходи, — разрешила троллиха. — А теперь говори, зачем пришел!
— Какая ты быстрая! — сказал охотник. — Ты меня сначала накорми, напои, а уж потом спрашивай!
Накормила его любопытная троллиха собственным ужином.
— Ну теперь говори, зачем пришел! — Посмотрел сытый Вилле на троллиху: а ничего троллиха, телистая.
— Какая ты невежливая! — заявил он. — Нет уж, ты меня сначала рядышком уложи, а уж потом вопросами донимай.
Уложила его любопытная троллиха, да так неудачно: с первого удара — насмерть.
И опечалилась:
— Вот беда-то! Теперь никогда не узнаю, зачем человечек приходил!
"Домой" Катя вернулась в подавленном настроении. Сумрачная, пропахшая пылью мансарда с ее скрипучими полами и непонятными шорохами выглядела удручающе.
Кроме комнаты, уже "обжитой" Катей, в которой стояли кровать, стол с компьютером, еще один стол и полдюжины стульев, в мансарде было еще две. Одна заперта, вторая — довольно большая и совершенно пустая. Только на полу в углу стоял старый тяжелый телефонный аппарат с вертящимся диском.
В "жилой" комнате тоже был телефон, поновее. Окна комнат смотрели во двор-колодец. На Невский, вернее, на площадку-балюстраду выходило только окно кухни. Кухню и комнаты связывал довольно широкий коридор с аппендиксом, в который выходили двери ванной и туалета и ответвление в прихожую. В прихожей имелись вешалка и большое овальное зеркало. Общая площадь мансарды, если не считать запертой комнаты, составляла полсотни квадратных метров. Чтобы привести всё это хотя бы в относительный порядок, надо потрудиться.
Катя пообедала вареными макаронами и решительно взялась за дело.
Девять часов спустя, в половине двенадцатого, Катя постелила у входа вымытую половую тряпку и без сил упала на кровать. Вокруг нее всё сияло — пол, стекла в окнах. Лампочки, которые Катя тоже протерла, стали светить в два раза ярче. Таких понятий, как "пыль" и "грязь", в квартире больше не существовало. Пауки были изгнаны с потолка на площадку за окном, поскольку убивать их Катина мама считала дурной приметой.
"Хоть гостей принимай, — лениво думала Катя, с удовольствием оглядывая результаты своего труда. — Завтра еще занавески повешу... И вообще — составлю список, чего сюда надо купить, и отнесу на утверждение Боссу..."
Катины хозяйственные размышления прервал звонок в дверь, который мгновенно стряхнул с девушки всю сонливость.
Катя вскочила с кровати, взглянула на часы.
"Кого там принесло на ночь глядя?" — с беспокойством подумала она.
В памяти всплыли россказни охранника о покрытом серой шерстью монстре. Длинный резкий звонок снова повторился, как будто тот, кто стоял за дверью, очень спешил попасть внутрь. Катя, прогнав глупые мысли о монстре, подошла к двери и строго спросила:
— Кто там?
— Свои! — отозвался сиплый, но смутно знакомый голос.
Катя открыла дверь. К большому удивлению и отчасти радости, она увидела Сережу.
— Поздравляю с новосельем! — с порога закричал он, пихая Кате в руки тяжелый полиэтиленовый пакет. В пакете звякало и булькало.
— Спасибо, — ошеломленно поблагодарила Катя. — Вот это сюрприз! А почему так поздно?
— Праздновать никогда не поздно, — убежденно сказал Сережа. Вид у него был неестественно оживленный, щеки пылали, глаза блестели.
— Ты что, с какого-то праздника? — спросила Катя, заметив его слегка расфокусированный взгляд.
— Да всё с того же, с нашего. Ха, это еще не рекорд. Помню, мы один раз четверо суток зажигали. — Сережа, не разуваясь, прошел в комнату. — Ух ты, как всё классно стало! Теперь тут оттопыриваться можно по полной!
— Твой папа запретил, — сказала Катя. — Никаких гостей.
Сережа презрительно отмахнулся:
— Сморкался я на его запреты. Он мне ничего не сделает. ("А мне?" — подумала Катя). Поорет и успокоится. Ну давай, накрывай на стол. Да прямо здесь накрывай, не на кухне же!
Накрывать оказалось нечего: в пакете была только литровая бутылка "Мартини бьянко" и бутылка водки.
— Так у тебя и пожрать ничего нет? — недовольно сказал Сережа. — Плохо, плохо ты подготовилась. Ну, на первый раз прощаю.
Сережа задумчиво погладил бутылку мартини.
— Вспомнил! Я ведь не просто так пришел, а по делу. Буду тебя учить правильно пить мартини. У тебя есть такие низкие бокалы без ножек?
— Нет, конечно! — язвительно ответила Катя. — И пить я не буду!
Сережа ее слова проигнорировал. Непринужденно уселся на кровать и принялся откручивать крышку мартини, продолжая трепаться.
— ...Прихожу тут как-то в бар с одной девчонкой, делаю заказ — по двести мартини, а барменша меня спрашивает: вам чем разбавить, грейпфрутовым соком или апельсиновым? Я ей говорю — первый раз вижу, чтобы мартини разбавляли соком! А она мне, дура, — а я первый раз вижу, чтобы хлестали неразбавленное! Ничего не понимает! Ну что ты стоишь? Из горла нам, что ли, пить?
Катя пошла на кухню искать посуду.
"Зачем он приперся?" — подумала она, роясь в обшарпанном пенале.
Развлекать пьяного Сережу у Кати не было ни малейшего желания. Но ведь и выставить его нельзя. Нехорошо. Как-никак это он ее сюда устроил.
Бокалов не нашлось, стаканов и стопок — тоже. Катя взяла две чайные чашки, принесла в комнату и поставила на табуретку, а сама села на другую, подальше от гостя. Не смущаясь неподходящей посудой, Сережа разлил мартини, чокнулся с Катей, одним глотком выпил полчашки, с комфортом развалился на кровати.
— Ты чего не пьешь? Давай, смелее. Не хочешь — как хочешь, а я выпью, чтобы добро не пропадало. Сейчас выпью — и проверю, как ты тут за квартирой следишь. Не украла ли чего...
— Что?! — вспыхнула Катя.
Сережа заржал, довольный собственным остроумием.
— Шучу, чего ты сразу надулась? Шуток не понимаешь! У вас в Пскове все такие тормозные?
— Идиотские шуточки, — обиженно проворчала Катя.
Настроение у нее совсем испортилось.
— Кстати, ты почему отцу не сказал, что я из Пскова? — вспомнила она.
— Ха, разумеется, не сказал. Он бы тебя в жизни сюда не впустил. Я ему наплел, что ты — моя одноклассница. Из хорошей семьи. Это у него задвиг насчет семьи. Мол, хочешь пожить одна, так сказать, личной жизнью. Здорово я его развел, да?
Катя промолчала. У нее промелькнула мысль, как было бы замечательно, если бы Сережа забрал свое мартини и ушел восвояси.
Но Сережа явно обосновался в мансарде надолго.
— А чего у тебя тут есть? — спросил он, осматривая помещение. — Где музыка? Видик есть? А почему нет? Так пойди и купи! Магазин аудио-видео, между прочим, через дорогу. Я советую домашний кинотеатр, только непременно с сабвуфером, иначе никакую музыку будет не послушать толком. И не потанцевать, кстати. Вы чего в Пскове слушаете? Небось "Ласковый май"?
— "Ласковый май"? — Катя и не слышала о такой группе. — Нет, мне "Сплин" нравится. Земфира... "Глюкоза" кое-что... Еще Ник Кейв, "Murder ballads"... А что сейчас слушают в Питере?
— Мне, честно говоря, по фиг, что слушать, — пренебрежительно отозвался Сережа. — Я больше автомобилями увлекаюсь...
Сережа оживился и принялся рассказывать о новой отцовской машине, потом о машине отца своего приятеля, потом о той машине, которую отец купил бы ему на совершеннолетие, если бы не был такой жадной сволочью...
Катя сидела, зевала, смотрела, как в бутылке падает уровень жидкости, и мечтала о том моменте, когда мартини иссякнет и Сережа наконец исчезнет из ее дома.
— Ты чего там, заснула, что ли? — пробудил ее от грез Сережин голос. — С табуретки вот-вот свалишься. Пересаживайся сюда!
"И вправду, усну и свалюсь", — подумала Катя и пересела. То, что это опрометчивое решение, она поняла сразу, но было уже поздно.
— Вот была бы музыка, мы бы с тобой потанцевали, — мечтательно объявил Сережа, ухватив Катю за талию потной рукой. — Белый танец при свечах... У тебя свечи есть?
"О Господи!" — мысленно простонала Катя, пытаясь отодвинуться от Сережи так, чтобы это не выглядело откровенной борьбой за свободу.
— Сереж, уже поздно, наверно, метро закроется, — намекнула она, краснея от собственной бестактности.
— На фига мне метро? — удивился незваный гость, прижимая к себе Катю. — Я тут рядом живу!
— Ты бы не мог слегка отодвинуться? Мне неудобно.
— А ты перестань мне локтем в бок упираться, так станет удобнее.
— Мне жарко! — жалобно сказала Катя.
— О чем базар — ты разденься! — с готовностью предложил Сережа. — Хочешь, помогу?
"Шутник!" — злобно подумала Катя и рванулась из потных объятий, намереваясь встать. Но Сережа со смехом потянул ее на себя, и она снова плюхнулась на кровать.
"А ведь он не шутит", — похолодев, поняла она.
— Ну чего ты дергаешься? — укоризненно сказал Сережа. — У вас во Пскове все такие закомплексованные? Нормально ведь сидим, оттягиваемся, а ты куда-то норовишь убежать...
"Он, наверно, не соображает, что делает. Он уже совсем пьяный. Он и пришел пьяный. Не надо его злить, — думала Катя. — Не надо вырываться, только хуже будет. Может, через десять минут он совсем напьется, захочет спать и сам меня отпустит".
Катин папа, когда перебирал лишнего, всегда ложился спать.
"Не то, — говорил, — я буянить начну".
Заснув, он не буянил, но мама всё равно ругалась и потом неделю вспоминала, как он напился.
Тем временем Сережа сменил тему и от автомобилей переключился на девушек. Но хотя его монолог с каждой минутой становился всё более бредовым, никаких признаков сонливости Сережа не подавал. Его пальцы бродили по Катиной спине, нащупывая застежку бюстгальтера. Катя отодвигалась, выставляла локти и страдала.
— Большинство девушек не умеют себя правильно вести! — вещал Сережа. — Они думают: если кривляться, ломаться или насмехаться над парнями и всё такое, так это очень круто. А я не выношу, когда надо мной издеваются. Вот Лейку возьми: классная девка. А как скажет чё, весь день ходишь как облёванный. У меня такая была мысль! — Сережа оживился, даже шариться по Катиной спине перестал. — Только никому не говори, это секрет — познакомиться с какой-нибудь девчонкой помладше и воспитать ее как надо. Выдрессировать как собаку. Ну, в хорошем смысле. Чтобы скомандовал — "К ноге!" — и она уже тут, смотрит преданно в глаза и на всё готова. А стерв ненавижу. Ты ведь не из таких? Я как тебя увидел, то сразу решил — ты мне как раз подходишь. Ты тихая, маленькая, складненькая, к тому же притворяешься скромницей. А во всяких журналах пишут, что те, кто притворяется скромницами, на самом деле самые страстные женщины...
"Не засыпает", — с тоской думала Катя.
Придется его гнать. Как же его поделикатнее выставить? Он ведь отцу нажалуется. А тогда — прощай работа, и жилье, и Питер с институтом, и здравствуй, Псковский педагогический и вечная тоска.
— Зачем нам всякие там ухаживания, цветы, кино и прочая пошлость? — продолжал токовать Сережа. — Давай, заинька, всё это пропустим. Дай своей страсти вырваться на свободу! Тебе даже не надо мне ничего говорить. Когда преодолеешь робость — через полчасика, например, — просто намекни. Только откровенно, чтобы я сразу догадался. Не надо всяких там томных взглядов — я в этом ни фига не понимаю. Лучше расстегни кофточку. Ты чулки, кстати, с подвязками не носишь? Зря. Завтра же купи — очень возбуждающе...
"Вот маньяк-то. Чулки ему с подвязками. Они тут в Питере все такие эстеты?" — невольно подумала Катя.
Поймав Сережин мутный взор, она решила, что гость уже почти готов.
— Ты не устал? Спать случайно не хочешь? — осторожно спросила она.
— Хочу! — обрадовался Сережа. — Люблю прозрачные намеки! Сейчас прогуляюсь до сортира, вернусь и будем спать. А потом вместе примем душ!
Сережа наконец разжал объятия, с Катиной помощью оторвался от кровати и, пошатываясь, побрел в сторону кухни. С отвращением посмотрев ему вслед, Катя решила — обойдусь без деликатности. Просто скажу: "Пошел вон, пьяная свинья" — и вытолкаю за дверь. И черт с ней, с работой.
— Я сейчас... — бубнил Сережа, пошатываясь, пробираясь к туалету. — Я, типа, отлить. А ты, типа, подумай, чё нам это... — напрягся, пытаясь сформулировать мысль, потом выдвинул челюсть и объявил под веселое журчание: — Я тут хозяин! Хочешь, ик, пользоваться моим гостеприимством — посмотрим, ик, на твое поведение!
Сережа вышел из туалета, застегивая ширинку.
— Надо, ик, водички попить... — бормотал он, направляясь на кухню. — И — раскрепощенный секс! Пришла пора прощаться с девственностью!
Перед его внутренним взором вставали смутные образы разнообразных соитий, почерпнутые из Интернета и порнографических фильмов.
— Разнузданный секс! — провозгласил он, вваливаясь на кухню.
И остолбенел.
На кухне был человек. Невысокий, толстый, он что-то искал в кухонном шкафчике.
Сережа, хоть и пьян был, но мгновенно вспотел от страха.
Вор? Нет, вряд ли. Значит, кто-то из папашкиных служащих или коллег. Теперь настучит...
"Во, блин! Влетел! — подумал он. — Хотя что я сделал? Да ничего!"
Сережа приосанился и сказал:
— Добрый вечер!
Мужик мельком взглянул на него и кивнул.
В папашкином офисе Сережа его раньше не видел.
Мужик между тем делал что-то странное. Достал из шкафчика соль, взял со стола дохлого голубя (Сережа только сейчас его заметил) и принялся посыпать эту гадость солью.
— Э-э-э... А что это вы делаете? — растерянно спросил Сережа.
— Солю, — добродушно пробасил мужик. — Ты когда-нибудь ел птицу без соли, человечек?
Сережа, обалдевший, помотал головой.
— И правильно! — одобрил толстяк. — Редкая гадость. А с солью — совсем другое дело!
И тут, к ужасу Сережи, мужик откусил головку дохлой птички вместе с клювом и перьями и разжевал.
— Фкушнятина, — сказал он, громко хрустя косточками.
Этого зрелища Сережин желудок перенести не смог. Содержимое его рванулось наружу, а сам Сережа стремглав метнулся в туалет.
Через несколько минут он, почти трезвый, испуганно-рассерженный, появился перед Катей, по-прежнему пребывавшей в мучительных раздумьях.
— У тебя на кухне — какой-то мужик! — обвиняющим тоном заявил Сережа, не обратив внимания на то, что Катя не только не разделась, но, наоборот, застегнула всё, расстегнутое Сережей.
— Какой еще мужик? — не поняла Катя.
— Такой! Толстый. С голубем! Ну-ка пошли! — Сережа решительно ухватил ее за руку.
На кухню, впрочем, он вошел вторым, ловко выдвинув Катю вперед.
На кухне никого не было.
Зато Катя увидела у батареи знакомую голубиную лапку.
— Где он? — Не увидев толстяка, Сережа вновь обрел уверенность. — Сбежал?
