За стеклами очков Людмилы Петровны неожиданно промелькнул интерес:
— Говорите, стихи?
"...Нет времени у нас пройтись тенистым бором, взглянуть на белок, занятых орехов сбором!"
— Английская классика, — небрежно сказала Катя. — Девятнадцатый век.
Толстуха почти любезно сказала: "Присядьте, девушка", вылезла из-за компьютера и куда-то ушла. Вскоре она появилась с красивой книгой в руках.
— Что это? — с любопытством спросила Катя, глядя на обложку.
— Фэнтези. Название вам ничего не скажет.
— Я люблю фэнтези, — сообщила Катя.
— Я за вас очень рада. Но эта книга уже в работе. В смысле, ее уже переводят. Наша проблема в том, что в тексте попадаются стихи...
Людмила Петровна отксерила несколько страниц из красивой книги.
— На эту небольшую балладу у вас три дня срока, — заявила она. — Если меня устроит результат, будем с вами работать.
Катя схватила ксерокопии:
— Спасибо!
Тетка в ответ только поморщилась.
— Три дня! — строго сказала она. — На четвертый можете даже не звонить. И никаких оправданий по поводу сессии мы не принимаем.
Катя вдруг вспомнила об очень важной вещи.
— А... оплата?
— Пробник не оплачивается. А дальше, если у нас всё сложится...
Тетка назвала несколько цифр. Сумма, обещанная за авторский лист перевода, показалась Кате более чем приемлемой. Она рассчитывала на меньшее.
Домой Катя вернулась почти бегом. Ее одолевало желание немедленно взяться за перевод и не вставать с места, пока он не будет сделан. Катя не радовалась так, даже найдя себе жилье. Вот настоящая работа — достойная, интеллектуальная, высокооплачиваемая. Это вам не на подхвате у Босса, подай-принеси-покарауль. Теперь Катя сможет легко существовать сама, безо всякой родительской помощи, и к тому же заниматься несложным интересным делом. Жизнь налаживается!
Катя забралась с ногами в кресло, взяла привезенный из Пскова словарь, включила компьютер и принялась за дело.
Теткина баллада была не так уж мала. Называлась она лаконично и непонятно: Kenneth. Катя с полминуты поломала голову над загадочным словом и, решив отложить его на потом, обратилась к тексту.
I weird, I weird, hard-hearted lord,
thy fa' shall soon be seen!
Proud was the lilly of the morn,
the cald frost nipt or een...
Прочитав первые четыре строчки, Катя поняла, что над ней злобно подшутили. Этого языка она не знала. Если это и был английский, то Катя учила какой-то другой его вариант. Отдельные слова и даже обороты были ей знакомы, но как только среди строчек начинал брезжить смысл, глаз спотыкался о какое-нибудь непроизносимое буквосочетание, и всё безнадежно разваливалось. Англорусский словарь на пятьдесят тысяч слов тоже оказался бессильным. Катя беспомощно смотрела на текст и чувствовала, как ее мечты о легком и крупном заработке превращаются в дым.
Карлссон, появившийся, как всегда, бесшумно и внезапно, застал Катю в глубокой депрессии, уныло бормочущей: "Ай вейрд, ай вейрд, хадхартед лорд, зай фа шелл сун би син..."
— Привет, — сказала она, одарив гостя сумрачным взглядом. — Чаю хочешь?
— Нет.
— Ну как хочешь.
Карлссон опустился на стул и замер, прикрыв глаза. Катя уже знала, что ее гость может просидеть так несколько часов.
"Странный он всё-таки", — подумала Катя.
"Ай вейрд, ай вейрд... У, проклятый..." — Она с ненавистью поглядела на отксеренный текст.
"Пробник", — сказала тетка. Ничего себе пробник! У, стерва толстая!
"Ай вейрд, ай вейрд..."
На что она надеялась, тупо повторяя непонятный текст. Может, на озарение...
— Ты неправильно говоришь, — внезапно подал голос Карлссон.
— Да? — раздраженно бросила Катя. — Может, ты знаешь, как надо?
— Конечно знаю, — спокойно произнес Карлссон.
— Может, ты даже знаешь, что это за язык? — еще более язвительно спросила Катя.
— А ты не знаешь? — Карлссон, кажется, удивился. — Зачем тогда читаешь?
— Читаю, потому что мне надо это перевести! — буркнула Катя. — А знаю я только то, что мне вместо английского текста подсунули черт знает что!
— Черт, пожалуй, знает, — очень серьезно сказал Карлссон. — А ты неправа. Это английский. Только не тот, на котором говорят теперь, а тот, на котором говорили скотты, то есть шотландцы. Правда, давно.
Катя посмотрела на Карлссона. Внешность ее гостя ассоциировалась с боями без правил и бандитскими разборками, но уж никак не с глубокими лингвистическими познаниями.
"Прочитал небось какую-нибудь статейку в желтой прессе — и щеголяет эрудицией, — сердито подумала Катя. — А мне теперь этот шотландский английский переводить!"
— Может, ты даже знаешь, что это значит? — проворчала она.
— Дай-ка... — Карлссон ловко выдернул из Катиных пальцев листок, проворчал: — И буквы все неправильные...
— Ай вирд, ай вирд, хард-хэртид лэрд... Ага... Предрекаю тебе, жестокосердный лорд... Ну примерно так... Скоро узрим мы твое падение... Гордой была лилия утра, но стужа закрыла ее глаза... Ага, это баллада. Дальше читать?
— Читай, — тихонько, еще не веря в свою удачу, проговорила Катя.
— "...Ты презрительно смеялся над плачем бедняков, ты избивал... нет, повергал низших. Так пусть же не оплачет тебя твоя вдова, когда все твои радости сгинут..."
Затаив дыхание, Катя слушала глуховатый негромкий голос, с небрежной легкостью превращавший кошмарный шотландский диалект во вполне связные предложения на русском языке. Иногда Карлссон сбивался, подбирая подходящий русский эквивалент, но всё равно, чтобы перевести на русский пять страниц кошмарной баллады, ему потребовалось не больше четверти часа.
— Ты мой спаситель! — восхищенно объявила Катя.
Нет, ну кто мог подумать, что под этим низким лбом...
— Слушай, а можешь прочитать всё еще раз — я набью на компьютере?
— Могу, — сказал Карлссон. — Только учти, что это всё — вранье. Я знаю эту историю. Вильям и Кеннет Маклауды. А Уолтер, который тогда на них напал, был за англичан, вернее, против Кеннета, потому что Кеннет убил его отца и двух братьев, а англичане пообещали ему воинов, но не дали. Потому Вильям и Кеннет побили его, а не наоборот, как тут написано. И еще долго правили на пограничье. А вот про пророчество всё правда. И прорицателя этого, прихвостня сидов...
Последних слов Катя не услышала, поскольку сказаны они были совсем тихо, а она в это время загружала компьютер...
* * *
Пророчу тебе, жесткосердный лорд,
Что вижу в твоих глазах:
Паденье и смерть, ты спесив и горд,
Но станешь — лишь хладный прах! —
— прочитала толстая тетка-редакторша.
— Что ж, неплохо, совсем неплохо, — признала она.
— Там, справа, подстрочник, — сказала Катя. — Я понимаю, что я не очень-то хороший поэт. Да и времени было немного...
— Да, да... — рассеянно пробормотала редакторша, продолжая читать уже про себя. Маска мрачного недовольства, которым она встретила появление Кати на следующее утро после их беседы, постепенно сменялась выражением вполне одобрительным.
— Что ж, — сказала она, закончив чтение. — Вас, вероятно, интересует мое мнение о вашей работе?
— Конечно, интересует!
— Мнение положительное. И даже ваш стихотворный перевод нас вполне устраивает. Если остальной текст будет переведен не хуже, я думаю...
— Он переведен, — Катя полезла в сумку и достала остальные листки. — Вот, пожалуйста...
Редакторша сцапала распечатку и погрузилась в чтение. Время от времени она сверялась с оригиналом. Дважды залезла в компьютер, чтобы проверить точность Катиного (точнее, Карлссонова) перевода.
На то, чтобы прочесть перевод, ей потребовалось вдвое больше времени, чем Карлссону на то, чтобы перевести.
Через полчаса она подняла взгляд на Катю, и во взгляде в этом была смесь удивления и восхищения.
— Как вас зовут? — спросила редакторша.
— Катя.
— Трудно поверить, Катя, что вы сделали это за одну ночь. Признайтесь, вам кто-то помог?
— У меня своя методика, — небрежно сказала Катя, приняв самый высокомерный вид, на который была способна. — Правда, ваш текст оказался сложнее, чем я ожидала. Я люблю архаику, но шотландский диалект английского шестнадцатого века — это не мой профиль. Впрочем, это было даже интересно... Но если я вам подхожу...
— Вы нам вполне подходите! — заверила редакторша.
— ...то давайте поговорим о работе. К сожалению, я занимаюсь переводом не для развлечения, а ради заработка...
— Понимаю, понимаю! — перебила редакторша. — Обычно за текст такой сложности мы платим от тысячи до полутора — за авторский лист. Это сорок тысяч знаков, — уточнила она. — Но в данном случае, поскольку имеет место поэтический текст... Десять рублей за строчку вас устроит?
Катя хотела напомнить о том, что "пробник — бесплатно", но прикинула, что в стихотворении — строчек двести, а отказываться от двух тысяч...
— Устроит, — кивнула она.
— Но деньги только после одиннадцатого числа! — предупредила редакторша. — У нас такой порядок.
— Я понимаю.
— Нам очень нужны переводчики, способные работать со староанглийским, — проникновенно сказала редакторша. — Наш главный хочет выпустить элитную серию... Этот текст как раз оттуда... ("Значит, про фэнтэзи ты мне наврала, — подумала Катя. — Ладно, учтем".) Если вы возьметесь, я обещаю вам оплату по самым высоким ставкам. Только это большая работа, имейте в виду. И сроки будут очень жесткие.
— Я возьмусь, — не раздумывая ответила Катя. — Кстати, об этой балладе... Не хотелось бы обижать автора, но он всё перепутал. По моим сведениям, не Уолтер разбил Кеннета Маклауда, а совсем наоборот.
Редакторша аж засветилась.
— Ах! — воскликнула она. — Именно Маклауды! Вы знаете! Я ведь защищала кандидатскую по средневековым шотландским балладам! Это как раз моя тема! Вы абсолютно правы, Екатерина! В этих балладах столько противоречий! Вероятно, потому что складывались они разными кланами...
Расстались они лучшими подругами. "А она не такая уж противная! — подумала Катя. — Хотя, если бы не Карлссон..."
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Катя, Лейка и светские сплетни
Женился как-то эльф на троллихе. Но вскоре решил развестись.
— Чем же она тебе не угодила? — спрашивают у него родственники жены.
— Да смех у нее очень противный, — говорит эльф.
— Правда? А в нашей компании вообще не слыхали, как она смеется, — говорят родственники.
— А я в вашей компании и не раздевался, — говорит эльф.
Ночью Катю одолевали комары. Наконец она не выдержала. Закрыла окно, зажгла свет, вооружилась газетой и устроила кровососам геноцид. Но и после этого долго не могла уснуть. Всё думала, думала...
Тем не менее утром Катя проснулась бодренькая, сбегала в магазин, накупила всякой всячины: пирожное терамису, мороженое, фруктовый десерт и маленькую коробочку конфет с ликером. Всем этим Катя роскошно позавтракала, а затем занялась делом: поставила с диска на компьютер аж три англо-русских словаря. И еще "Диабло". Поиграла немножко в ожидании Карлссона. Но вместо Карлссона заявилась Лейка.
— Кла-а-асс! — восхищенно протянула Лейка, окидывая взглядом квартирку. — Что ты с ней сделала?
— Просто прибралась, — скромно сказала Катя.
— Ты тут прямо босиком ходишь? — Лейка тут же скинула босоножки.
— С самого утра сегодня бегаю по городу, ужас как ноги устали, — щебетала она. — Кстати, заноз себе в пятки насажать не боишься? Помню, зимой Сережка тут устроил танцы, зазвал всю нашу компанию, а я попала каблуком в щель между досками, и каблук отломился. И всё, настроение испорчено, уже не до танцев, не говоря уже о том, что туфли пропали... Нет, всё-таки как тут всё изменилось! Можно выйти на крышу?
— На крышу?
— Ну, этот твой балкон.
— Пожалуйста, — разрешила Катя. — Хочешь чаю?
— Ах да! — Лейка вернулась в прихожую и достала из сумочки корзинку "Рафаэлло". — Это тебе. С новосельем!
Лейка с треском раскрыла высокое окно и вылезла через него наружу. В мансарду ворвался теплый пыльный ветер.
— Bay, как тут жарко! А крыша как накалилась! — донесся ее голос снаружи.
Катя поставила чайник. Через пару минут Лейка влезла обратно, принялась выдавать советы по оформлению квартиры, а заодно делясь своими взглядами на всё на свете. Кате оставалось только эмоционально реагировать и изредка подавать реплики.
— Ты еще не устраивала никакого пати в честь новоселья? — спросила Лейка. — Небось гости одолевают?
— Нет... только Сережа заходил. Вон, мартини принес. И водку.
— Ага, мартини! Осталось?
— Нет. Только водка.
— Жалко! Сережка как, обольщать тебя еще не пробовал? Он у нас любвеобильный... — Лейка хихикнула.
— Я бы сказала — "озабоченный", — проворчала Катя, открывая "Рафаэлло". — Если это теперь называется "обольщать"... — Она вспомнила, как Сережка мыл пол в туалете, и невольно хихикнула.
— Смело посылай его на все четыре! — заявила Лейка. — Сережку посылать можно и нужно.
Она элегантно положила ногу на ногу, отпила чаю и принялась рассуждать о жизни. Собственно, о чем бы она ни рассуждала, разговор неизменно сползал на парней. Вернее, на бывших, настоящих и будущих парней Лейки.
— Терпеть не могу инфантильных! — декларировала она. — Парень должен быть самостоятельным, слегка грубым, обязательно хорошо одеваться... Вот как Стасик... Помнишь Стасика? Такой высокий, мускулистый.
Катя не помнила.
— Мужчина должен быть мачо! — Лейка откусила полконфеты. — Знаешь, какое слово говорит девушке при знакомстве настоящий мачо?
Катя не знала.
— Он говорит ей: "Пойдем!" — сообщила Лейка. — Хотя тут можно нарваться, особенно если ничего о человеке не знаешь. За мной в том году ухаживал такой — цветы дарил каждый день, по театрам водил — но мой папа его быстро раскусил. Выяснилось, что он — голь и нищета, типичный охотник за жилплощадью. Естественно, я его послала подальше. Поэтому очень важно, чтобы парень был из хорошей семьи. Вот Стасик. У него папа — круче просто некуда. А с виду такой тихий, маленького роста, улыбается всё время, пушистенькая такая лапочка. Я один раз встретила его в школе, он мне говорит, ласково так: "Ах Лейла, как вы повзрослели, похорошели!" А глаза — как два пистолета. Ну я дурочкой прикинулась и по-тихому смылась. Не нужны мне его комплименты, обойдусь как-нибудь, от греха подальше. А сам Стасик, он нормальный. Спортсмен. На сноуборде катается. У нас как-то в школе был опрос — что для вас самое главное в жизни. Стасик написал: сноуборд, секс и школа, — Лейка захихикала. — Именно в таком порядке.
— А по-моему, главное, какая у человека душа, — сказала Катя.
Лейка посмотрела на нее с удивлением.
