Катя вертела головой в поисках двери... Какая там дверь! Здесь даже окон нормальных не было! Под ногами — какой-то доисторический мусор...
— Ну и куда дальше? — спросила она.
— Туда! — Карлссон показал на противоположную стену.
Катя подумала, что там всё же есть дверь, которую она не разглядела — в колодце-щели было темновато. Но, подойдя, она убедилась, что никакой двери нет.
Нехорошие мысли зароились у нее в голове.
— Карлссон, — спросила она дрогнувшим голосом. — Ты зачем меня сюда привел?
— Ты же хотела ко мне в гости, разве нет?
— Неужели ты живешь здесь? — проговорила Катя.
(Нет, даже для такого эксцентричного субъекта, как Карлссон, — это слишком).
— Почему здесь? — удивился Карлссон. — Я живу там! — Он ткнул пальцем вверх. — Пошли! Давай-ка я тебе помогу!
Катя даже пискнуть не успела, как могучая рука обхватила ее и...
В следующую секунду Катя почувствовала, что отрывается от земли и летит вверх.
Нет, не летит, конечно, а просто поднимается со скоростью неторопливо идущего лифта. А в роли лифта — ее друг Карлссон, с большой ловкостью перебиравший ногами и свободной рукой, который, отталкиваясь и цепляясь, без видимых усилий поднимался прямо по стене с быстротой хорошего скалолаза. Только вряд ли нашелся бы скалолаз, способный взбираться наверх с такой скоростью, используя только одну руку да еще с Катей под мышкой.
Катя только один раз глянула вниз — и сразу зажмурилась. И больше не открывала глаз, пока подъем не прекратился и Карлссон не поставил ее на ноги.
Это была узкая площадка примерно на уровне шестого этажа. В незапамятные времена сюда вела железная лестница. Ее ржавые останки свисали вниз метра на два. Дальше от лестницы остались только костыли, да и то не все. Зато на площадке имелась самая настоящая дверь, которую Карлссон и распахнул перед Катей.
— Заходи, — пригласил он.
И Катя вошла, стараясь не думать о том, как будет выбираться из Карлссонова гнездышка.
Когда-то здесь была обычная квартира. Когда-то — это, наверное, лет тридцать назад. С тех пор осталась какая-то мебель, наверное, очень древняя. Рассмотреть ее подробнее было трудно, потому что освещения в Карлссоновой берлоге не имелось. Зато была вода, холодная и горячая, и санузел с древней чугунной ванной и еще более древним унитазом. Но эти "подробности" Катя узнала позже, сейчас зайти внутрь она не рискнула.
Дверь вела на кухню, и, если оставить ее открытой, на кухне можно было кое-что разглядеть. В комнатах было темнее. Окна заросли таким слоем грязи, словно их не мыли со времен Отечественной войны 1812 года. В коридоре и прочих помещениях царил абсолютный мрак.
— Слушай, а свет зажечь нельзя? — попросила Катя.
— Свет? — Карлссон поскреб пятерней мускулистый затылок. — А зачем?
— Затем, что темно!
— Темно?
— Да, темно! — сердито сказала Катя. Ей показалось, что Карлссон ее дразнит. — Я ничего не вижу!
— Прости, Малышка, — извинился Карлссон. — Я как-то не подумал, что тебе нужен яркий свет.
— А тебе он, что, не нужен? — желчно спросила Катя, в очередной раз пожалевшая, что решила отправиться в гости.
— Мне — нет, — сказал Карлссон. — Мне света хватает.
Оказалось, что Карлссон видит в темноте, как кошка.
"Интересно, какие еще сюрпризы он мне преподнесет?" — подумала Катя.
— Завтра я сделаю свет для тебя, — пообещал Карлссон.
— Тогда в следующий раз я побуду у тебя подольше! — заявила Катя. — А сейчас я пойду домой!
"Сейчас он скажет: никуда ты не пойдешь! — подумала она с замиранием сердца. — Останешься здесь навсегда!"
— Не пойдешь, — сказал Карлссон. — Ты свалишься и что-нибудь себе испортишь.
Катя проигнорировала его замечание. Она вышла на площадку, посмотрела вниз... И вцепилась в ржавые перила, потому что колени у нее предательски ослабели. Нет, сама она никогда в жизни не сможет...
— Тебе совсем ни к чему спускаться, — мягко произнес Карлссон, встав у Кати за спиной. — Ты ведь собираешься к себе домой, да?
— Да, — хриплым голоском проговорила Катя.
— Тогда тебе — наверх! — сказал Карлссон. Миг — она снова оказалось у него под мышкой, и пол ушел из-под ног.
Но на этот раз путь занял совсем немного времени. "Взлет" на крышу, короткая цирковая пробежка по жестяному "ребру", душераздирающий прыжок с трехметровой высоты... И Катя оказалась на своей "родной" балюстраде.
— Ну ты акробат, Карлссон! — со смесью восхищения и облегчения проговорила она. — У тебя случайно моторчика нет — по воздуху летать?
— Моторчика? — Карлссон явно не читал историю о своем тезке и шутки не оценил.
— Ты так ловко лазаешь!
— Ерунда! — отмел похвалу Карлссон. — Я же... — Тут он осекся и сменил тему. — Ты наверное, устала? Ты отдыхай. А я завтра приду, если ты не против?
— Нет, конечно! Нам же с тобой — переводить! "И вообще я всегда рада тебя видеть!" — хотела добавить она, но не успела.
Карлссон развернулся, стремительно вскарабкался вверх по стене и исчез за краем крыши.
Что ж, по крайней мере, она теперь знает, где он живет.
Катя присела на подоконник. Сердце ее стучало раза в полтора чаще, чем обычно. "Неудивительно, — подумала она. — После такой эквилибристики". Она не рискнула себе признаться, что дело не только в "эквилибристике". Карлссон... Нет, он слишком необычный, чтобы... Чтобы... Ничего.
Переодеваясь, Катя обнаружила, что ее карманы набиты выигранными Карлссоном долларами. Она подавила желание их сосчитать (нечего считать чужие деньги!), завернула их в носочек и спрятала за батарею. Завтра она вернет их Карлссону.
Этой ночью Кате снился бар "Шаманама". Она сидела там, но не с Карлссоном, а с другим мужчиной: аристократически красивым, с короткими, совсем белыми волосами, бледной кожей и бледно-голубыми глазами. Мужчина в упор, не мигая, разглядывал Катю, а ей... Ей почему-то было очень страшно.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Зловещие сокровища Карлссона
Приходит один тролль в гости к другому, а у того в пещере всё блестит, жена, теща носятся, как заведенные, мясо тащат, пиво подносят, да так всё уважительно, с поклонами.
— Как тебе повезло с домашними, — с завистью говорит гость.
— При чем тут везение? — говорит хозяин. — Что я тебе — гном-кладокопатель? Просто порядок у меня такой.
— Слушай, поделись опытом! — взмолился гость. — А то меня жена с тещей совсем задрали.
— Ладно, — говорит хозяин. — Тогда слушай. Сижу я как-то, эльфятину наворачиваю, а тут котик подкрался, раз кусочек стянул — я ему: предупреждение; а он еще кусочек — я ему опять предупреждение; он третий кусочек — я ему третье предупреждение. Так он, зараза, на четвертый нацелился! Ну я его тогда за хвост — и в пропасть. А пропасть тут — полмили, не меньше. Ну ты видел...
— Видел, — говорит гость. — Только я не понял: при чем тут жена и теща?
— При том, — говорит хозяин. — У жены два предупреждения, у тещи — три...
Утром Карлссон так и не появился. И днем тоже. Катя занималась разными делами: прибирала, переводила, болтала по телефону с Кариной... А вечером купила карточку и наконец решилась позвонить домой. Вообще-то это свинство с ее стороны — не звонить так долго. Они же там ждут, волнуются... Трубку взяла мама.
— Ты, Катерина, совсем... Мы с отцом тут как... Трудно было позвонить?
— Трудно, — призналась Катя. — Я, мам, провалилась.
Мама молчала почти минуту, что для нее, как для других — полчаса. Переваривала новость. Переварила.
— На чем срезалась? — деловито спросила она.
— На партизанах.
— Не поняла!
— Историю провалила. Тут у них, оказывается, совсем другая программа.
— Этого надо было ожидать, — процедила мама. — Говорила я твоему отцу...
— Мама, не надо! — перебила ее Катя. — Всё нормально. Я записалась на подготовительные курсы...
— Езжай домой! — не дала ей договорить мама. — Прямо сейчас иди на вокзал, бери билет! Времени почти не осталось, но я попробую.
— Что попробуешь?
— Устроить тебя в наш педагогический.
— Мама, ты меня не слушаешь! — обиделась Катя.
— Я тебя уже выслушала. Приезжай домой и...
— Никуда я не поеду! — закричала Катя.
— То есть как? — Мама даже не рассердилась — удивилась.
— А так! Я же тебе русским языком сказала: я записалась на подготовительные курсы.
— Заочные...
— Никакие не заочные! Нормальные! На следующий год я точно поступлю. Без всяких денег, понятно?
— Не кричи! Ты хоть понимаешь, что говоришь?
— Мама, я прекрасно всё понимаю!
— Нет, ты не понимаешь! А где ты будешь жить? Мы с папой не в состоянии...
— И не надо! — воскликнула Катя. — Я всё могу сама!
— И что же ты, интересно, можешь сама? — язвительно осведомилась мама. — На панель?
Катя испытала сильное искушение бросить трубку, но удержалась, потому что ей очень захотелось продемонстрировать маме, что она — действительно самостоятельный человек.
— У меня уже есть работа! — заявила она. — Офис-менеджер в риэлтерской фирме. И получаю я, между прочим, двести пятьдесят долларов в месяц!
По псковским масштабом это была очень хорошая зарплата. Даже больше маминой.
— И за что же тебе будут платить такие деньжищи? — осведомилась мама.
— За работу. И не будут, а уже платят. И это еще не всё. Я еще делаю переводы для одного издательства... И тоже платят неплохо.
— Ты не врешь?
— Мама!
— Ну извини... Вот видишь! Не зря я тебя на курсы гоняла! Всё равно отцу это не понравится... — добавила она.
Катя возликовала. Выходит, мама уже не возражает, чтобы Катя жила в Петербурге. Так просто, оказывается...
— С жильем мы тебе поможем, — сказала мама. — Цены в Питере, конечно, поднебесные, но, думаю, комнату мы с отцом осилим...
— Мама, с жильем у меня тоже всё в порядке! — объявила Катя. — Мне фирма предоставила помещение. Правда, это мансарда, и потолок в одной комнате подтекает, зато, представляешь, прямо на Невском!
— Замечательно, — сказала мама. — А телефон у тебя там есть?
— Есть, — Катя продиктовала номер.
Они поговорили еще минут пять, пока не кончилась карточка.
Ну вот, камень с души. Катя очень любила родителей и знала, что они ее тоже любят. Но жить она будет теперь сама. И очень хорошо, что ни маме, ни папе по работе раньше октября из Пскова не уехать. Но, повесив трубку, Катя внезапно почувствовала себя одинокой.
"В гости кого-нибудь зазвать, что ли? — подумала она. — Может, Димке позвонить? Нет, не надо — мы с ним сегодня уже виделись..." Катя набрала номер Лейки, но трубку никто не взял.
"Жалко, что у Карлссона нет телефона, — подумала Катя. — Тем более он приглашал к себе, как только освещение проведет..."
Катя вспомнила про логово Карлссона, про вчерашний загул, и сама не заметила, как развеселилась.
"Всё-таки плохо без телефона, — опять подумала она. — А ведь он где-то рядом живет. Может, просто покричать?"
Катя отправилась в кухню, вылезла на балкон.
Снаружи уже стемнело: белые ночи остались в прошлом.
— Карлссон, ay! — звонко закричала Катя: — Приходи в гости!
Никто не отзывался. Кате стало стыдно.
"Увидел бы кто — точно решил, что я сумасшедшая", — смущенно подумала она и быстренько полезла обратно в окно.
— Ты меня звала? — раздался ворчливый голос где-то сверху. Катя подняла голову и увидела на кромке крыши темный силуэт.
— Ага, всё-таки услышал!
— Ага, — Карлссон спрыгнул на балкон. — Я вообще-то спал.
— Ой, извини. Просто я подумала — такой вечер, дома сидеть неохота. Хочется чего-то такого... погулять, в гости сходить...
— В гости? Пошли, — понял намек Карлссон. — У меня теперь светло. Я нашел лампу.
— Отлично! — обрадовалась Катя. — А как мы к тебе попадем?
— Как в прошлый раз, — сказал Карлссон, подхватил взвизгнувшую Катю, одним прыжком взлетел на крышу..
На полу в прихожей у Карлссона стояла старинная бронзовая лампа. От нее резко и неприятно пахло — как будто жгли в бензине старые тряпки. В матовой стеклянной колбе пульсировал желтоватый свет, очерчивая вокруг лампы круг диаметром около метра. Дальше пространство всё так же терялось во тьме.
— Это что, и есть твое освещение? — с сомнением спросила Катя, рассматривая антиквариат.
— Я ее тут в чулане нашел, — сообщил Карлссон. — В ней даже керосин остался. — Когда кончится, надо будет еще достать. Ты не знаешь, где это можно сделать?
— Понятия не имею, — проворчала Катя. — Лучше я куплю нормальный фонарик.
Карлссон поднял с пола лампу. Стало чуть светлее. Уже можно было различить черные пятна плесени на обоях.
— Ты что, действительно здесь живешь? — Катя невольно содрогнулась.
— Не здесь, — сказал Карлссон. — Пошли, покажу где.
Высоко держа лампу, он направился дальше по коридору. Катя, глядя в основном под ноги, пошла за ним. Коридор был чудовищно длинный и еще более чудовищно захламленный. Двери, большей частью закрытые, какие-то закутки, из которых несло гнилью и затхлостью... Жилище Карлссона было огромно и невероятно запущенно. А занимало, наверное, целый этаж. Пока они шли, у Кати возникло такое чувство, что они странствуют по каким-то подземельям. Или по канализации. Если бы Катя точно не знала, что квартира располагается на уровне ее мансарды, решила бы, что ее завели в подвал. "А я-то думала, что моя мансарда — заброшенный чердак! — размышляла она. — И дохлятиной какой-то здесь воняет..."
— Чем тут пахнет? — спросила она. — Как будто крыса сдохла.
— Не крысы, мыши, — пояснил Карлссон. — Их тут полно. Но не дохлые, дохлых я в окно выбрасываю, живые. Грызут всё подряд.
— А кота ты завести не пробовал?
— Кота? — Похоже, эта мысль Карлссону в голову не приходила. — Я с котами как-то... не очень. Но идея хорошая.
Слева из темноты показалась приоткрытая дверь, из-за которой брезжил свет.
— Не туда, — остановил Катю хозяин. — Нам дальше.
— А там что?
— Не знаю. Ни разу туда не заглядывал.
Свет лампы вдруг пропал — это Карлссон свернул за угол и вошел в следующую дверь. Катя последовала за ним и оказалась в большой, не меньше сорока квадратных метров, комнате.
— Ну вот, — Карлссон остановился и обвел рукой комнату. — Я живу здесь. Вернее, там, — уточнил он, указав в дальний угол.
Если бы Катя зашла сюда сама, она могла бы поклясться, что в этой комнате никто не живет. Она была не просто заброшенной, она имела такой вид, будто в нее никто не заходил лет тридцать, если не все пятьдесят. Должно быть, когда-то здесь была гостиная. Карнизы вместе с гардинами были сорваны и стояли, прислоненные к стенам. Стекла в окнах тоже отсутствовали. Их заменяла фанера. А в одном окне далее рамы не было — проем закрывал деревянный щит.
